Князь оборотней - Волынская Илона (онлайн книги бесплатно полные .txt) 📗
— Зачем им вторая колода, однако? — разглядывая деревянные колоды у входов в жилища Амба, поинтересовался Донгар. — Одна — дрова рубить, а вторая?
— Вторая — когти точить!
Из шалаша выглянула молоденькая Амба — чуть постарше самого Хадамахи — и, кокетливо выгибая спинку, принялась со скрипом точить коготки об заинтересовавшую Донгара колоду. Спираль стружек скручивалась из-под ее когтей, а желтые глазищи косились на незнакомых путников.
— Позади шалашей у них еще лоточки с песком есть, — невинно сообщил Хадамаха. — Все ж таки не дикие таежные тигры…
Тигры, на время пути вновь принявшие звериный облик, гибко втягивались внутрь круглых шалашей, точно оранжево-черные ленты. Раздался шум крыльев — стая громадных черно-белых птиц опустилась на стойбище. Начали перекидываться в людей и заворачиваться в роскошные плащи крыльев. Мягко ступая когтистыми лапами, Золотая двинулась к самому большому из круглых шалашей. Обернулась от входа, поглядела на нежданных гостей и широко зевнула, демонстрируя могучие клыки. И скрылась внутри. Белый тигренок аж споткнулся на пороге, совсем человеческим жестом развел лапами и запрыгнул следом за мамкой.
— Не очень-то она нам рада, — пробормотал Хадамаха, чувствуя, как клыки сами собой норовят выщериться в недобром оскале. Насилу сдержавшись, он принялся спускаться по береговому склону к шалашу.
— Если она по лесу голая бегает, представляю, в каком виде она у себя дома… — подлетая над скользкой тропой, проворчала Аякчан и следом за Хадамахой нырнула в круглый проход. — Ой! Это… что?
Стены шалаша покрывали… обрывки ниток. Побольше, и поменьше, и совсем крохотные, с ноготь длиной. Нитки из крученых жил, из оленьей шерсти, и даже совсем тоненькие, привезенные издалека нитки Огненного шелка. Нитки всех цветов радуги, и северного сияния, и блеска рыбьей чешуи, превращавшие стены шалаша в сплошную, до ряби в глазах пестрятину.
— Роскошный цветовой примитивизм, — обронил Хакмар. — На стилистику ранних горских пещер похоже — только у нас такие стенки выкладывались самоцветами.
— И не примитизм никакой вовсе! — возмущенно влез вновь принявший человеческий облик тигренок. — Приметать у нас любая девушка может, а моя мама шьет и вышивает! Мама — великая рукодельница!
— Хвастается Амба, — в ответ на вопросительные взгляды остальных усмехнулся Хадамаха. — Как новую вышивку заканчивает, остатки ниток в стенку выплевывает — они и прилипают.
— Про ядовитую слюну я слыхала, но чтобы клейкая… А если она случайно слюну пустит, у нее хвост к лапам не приклеится? — очень-очень озабоченно поинтересовалась Аякчан.
Ну вот как тут расследование вести, если Аякчан с Золотой с первого взгляда (взгляда Аякчан на перекинувшуюся Амба) вцепились друг в друга, как… тигры лютые.
— Вот и видно, что жрицы никогда иголку в руках не держали, — буркнул он и занудно-поучающим тоном, от которого у самого аж скулы сводило, принялся объяснять: — Нитки для вышивок пропитывают рыбьим клеем, чтобы и на коже, и на ровдуге держались. А когда в много цветов вышивают, нитки приходится между зубов придерживать — руки-то заняты!
— Твоя подружка-жрица, похоже, не только иголку не держала, но и с тиграми дел не имела — иначе прикусила бы язычок… пока его не откусила я! — из-за перекрывающей шалаш занавески донесся рыкающий голос Амбы.
Аякчан лишь презрительно фыркнула:
— Напугала! Я с вами, тигрицами, не то что драться не боялась — я вам зачет по богатырству сдавала, а это еще страшнее!
Отделяющая женскую половину занавеска раздвинулась, и Золотая тигрица уставилась на Аякчан:
— Ты знала уже… какую-то Амба?
— Алтын-Арыг была наемной убийцей и училкой по богатырству в моей Школе Огня, — спокойно ответила Аякчан. — Уж не знаю, что хуже. А еще она красила волосы в розовый цвет!
— Ты знала Алтын… — На лице тигрицы отражалась непривычная растерянность. Потом черты стали твердыми и жесткими, и Золотая отчеканила: — Алтын-Арыг — позор народа Амба! Ее имя запретно в племени.
— За то, что волосы в розовый цвет красила? — возмутилась Аякчан. — По мне, так очень стильно смотрелось. — Она горделиво отбросила назад свои голубые пряди и презрительно покосилась на золотые локоны тигрицы. — А тетки, которых она убивала, мне не нравились. Тигрица б не убила — пришлось бы самой.
— А как же верховная Айгыр? — шепнул Хакмар. — Она ведь была твоей покровительницей.
— Много ты понимаешь во внутренней политике Храма! — скривилась Аякчан. — Покровительниц у нас убивают первыми, чтобы много не воображали. Айгыр же меня убила… в прошлой жизни, когда я основала Храм.
— Ну да… Какая основательница — такой и Храм, — вздохнул Хакмар.
— Мы все знали тигрицу Алтын-Арыг! — рыкнул Хадамаха. — И будем драться с любым, кто скажет о ней дурное слово!
Лицо предводительницы Амба стало еще тверже и холодней.
— Ты, сдается, говорить хотел, медвежонок? А теперь мне же, в моем же шалаше дракой грозишь — из-за предательницы?
— Очень хочу говорить и узнать многое хочу, — стараясь не дать и когтя высунуть бушующей внутри багровой ярости, согласился Хадамаха. — Да только разом с Алтын-Арыг мы зуб к зубу, коготь к когтю с такими врагами дрались, в такой… Нижний мир спускались… — он едва заметно усмехнулся — вот уж чистая правда! — Что отныне та тигрица из рода Амба сестра мне по крови и Огню навеки, и хаять ее я даже родичам не позволю!
— Алтын-Арыг весь Сивир спасла, — тихонько проблеял Донгар. И уже гораздо внушительнее добавил: — Это я вам как шаман говорю!
В глазах Золотой Амба промелькнуло странное выражение, и она задумчиво покачала головой:
— Ладно, наглые детишки, пока я вас не прогоню!
— Вот спасибо тебе, старая женщина! — ехидно кивнула Аякчан.
Хадамаха возвел глаза к выгнутому потолку шалаша. Операция по откусыванию Аякчан языка, которую обещала проделать Амба, представлялась ему все привлекательней. Вот сейчас Амба взъярится, как тигрицы могут, и пропало расследование! Но странное выражение не исчезало из глаз Амбы — и тигрица… промолчала! Только отбросила прикрывающую ее занавеску и шагнула навстречу.
— А-а-а-хх! — из груди Аякчан вырвался полустон-полувсхлип.
Амба облачилась в теплый халат, весь, от подола до ворота, расшитый оленьей шерстью. Искусно подобранные шерстинки — совсем белые, серенькие, коричневые и вовсе черные — сплетались в картину: покрытая льдом река, темные сосны…
— Зачем ты носишь шкуру? Зачем бегаешь голышом? Если у тебя есть такие вещи! — крик Аякчан звучал чистым, неприкрытым страданием. Лицо голубоволосой ведьмы исказилось, и стало понятно, что для нее уж слишком — стоять здесь, в глухомани тайги, перед роскошно одетой золотоволосой тигрицей, когда на самой напялены обноски с медвежьего плеча. От гордой матери-основательницы Храма не осталось ничего — была просто девушка, растерзанная в клочья, будто побывала в Амбиных клыках!
Амба глянула на Аякчан со слабеньким, но все равно удивительным сочувствием:
— Ты не понимаешь, жрица. С вещами поосторожнее надо. Не дело вовсе, чтобы видели их, надо, чтобы видели, на что они надеты.
Взгляд Хадамахи невольно скользил вдоль извивов вышитой реки, по темному лесу, чьи сосны карабкались вверх по полю халата… и вдруг уткнулись в полоску белоснежной кожи, ямку между ключицами, как отпечаток пальца в мягкой глине, и золотой локон, струящийся вдоль отворота халата. Хадамаха невольно вздрогнул и резко вскинул глаза… встретившись с желтыми глазами Золотой, в которых тлела насмешка.
— Вот так это и работает, мальчик. — Ее губы изогнулись в улыбке, словно охотничий лук.
Хадамаха залился краской смущения, но больше — злости. Достала все-таки его хитрая Амба! Как Донгара, как Хакмара… Не успокоилась, пока не доконала честного медведя!
Амба удовлетворенно хмыкнула, понимая, что добилась своего, и повернулась к Аякчан:
— Тебе сложнее, жрица. Тебя люди не видят вовсе. — И прежде чем Аякчан успела вспылить, рассыпая вокруг Огненные искры, Золотая мурлыкнула: — Они видят твои голубые волосы и думают — вот храмовница, если что сделаю не так, спалит в золу и пепел. Твое могущество не дает им заметить, что у тебя… — Золотая склонила голову к плечу, оценивающе разглядывая Аякчан, — очаровательное личико, хорошей формы носик, губы… Глаза хороши, но все помнят только, что в них бушует Пламя.
