Златоборье - Бахревский Владислав Анатольевич (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные TXT) 📗
— Видите ли, Никудин Ниоткудович, покашливая, начал Велимир Велимирович, — я к вам с просьбой. С весьма необычной просьбой.
— Недогляд, что ли, у меня? — встревожился лесник. — Вы прямо говорите.
— Нет! Нет! — всплеснул руками Велимир Велимирович. — Дело в том, что мой друг, замечательный ученый лесовед, отправляется вместе с женою, тоже со степенью, в заграничную поездку набираться опыта. В Канаду, знаете ли… Их сына Антошу берут в прекрасный, на берегу тёплого моря интернат, а он объявил родителям, что сбежит в первый же день. Ситуация совершенно безвыходная. — Друг обратился ко мне, я не смог ему отказать. Но от нас, из лесничества, сбежать тоже можно. У Малашкина место отдаленное, но семеро детей, у Пряхина коровы нет, у Молотилова, наоборот, три коровы, свиньи, кролики…
— Сколько парню лет-то? — спросил Никудин Ниоткудович.
— Антоше — одиннадцать… Командировка заканчивается в сентябре.
— Привозите после Иванова дня, — сказал Никулин Ниоткудович и сконфуженно подёргал усы, — Раньше никак нельзя.
С тем и распрощались.
БЕСПОКОЙНОЕ СЧАСТЛИВОЕ УТРО
В грустные дни Даша всё о Белом Коне думала. Где он? Что с ним? Почему его бабка Завидуха ловит? Может, уж и поймала?
Однажды хорошим утром собралась Даша с Королевой по лугам, по лесам… Вышла Даша к Алатырь-камню. И опять повиделось ей, что кто-то внутри камня движется, живет. Разглядеть как следует не пришлось. Захрапела лошадь, вздрогнула земля под копытами. Поднимая брызги, мчался по самому краю Чёрного озера Белый Конь. Гнала Коня воронья стая, а на крупе его, вонзив когти, сидел, вертел башкой коршун.
— Кыш! Кыш! — закричала Даша на птиц.
Вороны оставили Коня и закружили каруселью над защитницей. Худо бы пришлось, но прибежала Королева, Даша нырнула под брюхо — и вороны её потеряли.
Вдруг упал с неба сокол. Ударил коршуна в крыло, сшиб в траву. Вскочил коршун на лапы — и бегом, бегом в лес, волоча крыло по земле.
Оставила Даша Королеву пастись, а сама скорее в сторожку, к дедушке: спасать надо Белого Коня.
Никудин Ниоткудович сидел за столом. Весь стол перед ним был завален пучками старых трав.
— Отнеси, пожалуйста, эту склянку с мазью, — дедушка вздохнул и покачал головою, — отнеси, пожалуйста, Матрёне Чембулатовне.
— А кто это? — удивилась Даша.
— Та самая, которую поделом прозвали Завидухой.
— Но, дедушка! — воскликнула Даша. — На Белого Коня опять напали. Дедушка, Белого Коня надо спасать.
Дедушка отёр ладонями усталое и всё же повеселевшее лицо и спросил:
— А ты в хлев не заглядывала сегодня?
— Да нет! — сказала Даша и — за дверь да через сени — в дом Королевы.
В белёхоньком, в свежерубленом стойле, погрузив голову в полные ясли, стоял высокий, белый, как сахар, шёлковый, с хвостом до земли — Конь. Конь, гуляющий над водами.
Даша тотчас кинулась к стойлу и, поднявшись на носки, погладила Белого Коня по крутой шее. Конь благодарно мотнул головой, обнюхал Дашино лицо и ткнулся большим розовым носом в Дашин крошечный, облупившийся на солнце.
НАКАЗАНИЕ
Даше невтерпёж было прокатиться на Белом Копе.
— Не пойти ли нам на пасеку? — предложил дедушка.
— Ты иди, дедушка! — схитрила Даша. — А я потом.
— Хорошо, — согласился Никудин Ниоткудович. — Не забудь только маску надеть. Пчёлы своим делом заняты, но дни у них пошли шумные, роятся.
Даша еле дождалась, когда за дедушкой дверь затворится. Подождала ещё минуту — и в хлев.
— Пошли! — Даша погладила Белого Коня по шелковому боку.
Конь попятился из стойла и вышел на середину хлева. И только теперь Даша увидала, как он высок и могуч.
— Ты уж подойди, пожалуйста, к порожку!
Копь снова послушался, но и с порожка сесть Коню на спину не было никакой возможности. На помощь подоспели Проша и Сеня.
Они взяли Дашу за ноги и стали поднимать. Даша чуть не завизжала от страха. Лапки у обоих были мохнатенькие. До спины Коня Дашины руки достали, но и только. Пришлось его отвести обратно в стойло. Даша поспешила на пасеку.
Только выскочила в огород: хлоп — под глаз! Хлоп — под другой!
— Мамочка! — завопила Даша и пустилась наутёк.
Дедушка услышал крик и поспешил в сторожку. Даша стояла у ведра с водой, мочила носовой платок и прикладывала к лицу. Под обоими глазами набрякала красная опухоль.
— Искусали твои пчёлы! — всхлипывала Даша.
— Не пойму с чего?! — удивился дедушка. — Пчёлы одеколона не терпят, духов, но ты ведь не душилась?.. Не любят тёмных помыслов… Но ведь ты не бабка Завидуха… Чем ты пчёлам не угодила?
Даша повздыхала, повздыхала и призналась:
— На Коне хотела прокатиться.
— Во-первых, уздечка нужна. А во-вторых, на Коне-то Белом уж больше семисот пятидесяти лет никто не ездил. Не одичал ли?
— Конь меня слушает, — сказала Даша.
— Это хорошо. — Голос у Никудина Ниоткудовича был добрый, он ничуть не сердился на внучку. — Пошли, расчешем ему гриву, почистим шёрстку. Конь ухода требует.
И они чистили и холили Белого Коня. Мыли, скребли, расплетали спутанные гриву и хвост. От всей этой работы хлев наполнился белым паром, то получили свободу запутавшиеся в густом конском волосе застарелые туманы.
Белому Коню так нравилась забота, что он пригнулся и положил голову на плечо Никулина Ниоткудовича.
Никудин Ниоткудович, бормоча ласковые слова, надел на Белого Коня уздечку, и она пришлась ему впору.
— Вечером попробуем оседлать. Он привык по ночам гулять. Надо найти для Коня доброе русское слово. Скажем — Ивень.
— А что это?
— Иней.
— Правда, дедушка! Ивень! Ивень!
Даша радовалась, а положение у неё было, хоть плачь. Щёки подрастали не только вниз, но и вверх. Веки набрякли. От глаз остались одни щёлочки.
«Да! — подумала Даша. — В Зла-тоборье врушкой никак нельзя быть».
СРАЖЕНИЕ С КОЛДУНЬЕЙ
Луга пламенели разнотравьем. Все бабочки и мотыльки, все жуки и стрекозы, все пчёлы и шмели, все кузнечики и златоглазки ликовали под солнцем.
Вдруг Конь стал и ударил копытом оземь.
Луг, окружённый невысоким лесом, был влажный, торфянистый. Посреди луга стояла старая, почерневшая копна сена. Вокруг этой копны, бормоча и вскрикивая, согнувшись в три погибели, кружила бабка Завидуха и огарком лучины чертила колдовские круги. Бабка Завидуха была столь увлечена своим делом, что даже Белого Коня не увидела. Копна сена шевелилась, корчилась, что-то взвизгивало, взрыдывало. Едва концы третьего круга соединились, из копны вышли Серые. Кто они такие, Даша не знала. Рассмотреть хорошенько их было нельзя. Какие-то плоские, зыбкие, прерывистые, словно их ребёнок нарисовал.
— Ребята-бесенята, козлы и поросята, курята и маслята, улитки и ужи, служите мне несвято, служите, как свинята, не то я вас лопатой, метлою — от души! Шшш! Шшш! Шиш! — пискливым, дребезжащим голосом вскричала бабка Завидуха, и Серые кланялись, становились перед ней на голову, падали на бок.
— Ты — наша повелительница! — верещали они тонкими голосами! Укажи, кого нам съесть, на кого болезнь навесть.
— Ребята! — Глаза у бабки Завидухи стали зелёными, как у кошки. — Разберите избу Ннкудинову по брёвнышку. Поймайте его внучку, задайте внучке взбучку! Но главное — словите да приведите Белого Коня, Белого-Пребелого, белей которого не бывает. Повернулись Завидухины ребята к Завидухе спиной и стали перед Дашей и Белым её Конем, как стена, мордами разрисованная.
— Вот они! — завопила Завидуха. — Цапай их! Цапай!
Серая, с перекошенными мордами стена заструилась, поплыла, беря Коня и всадницу в кольцо.
Ивень заржал, встал на дыбы, скакнул!.. И Даша очутилась среди облаков. То были белые громады, и Белый Конь повел их за собою на серую мглу. Мгла стлалась навстречу серым ненастьем. В серых сумерках, словно боевые трубы, завывали пронизывающие до костей ветры. Это был враждебный Златоборью мир, и звуки он рождал враждебные. Даша оглянулась и увидела: из белых громад хлынули свето-ярые лучи. Ослепительно Белое воинство сошлось грудь в грудь с Серым нашествием, небо от неистового напора и противостояния брызнуло звёздами. Белый Конь изогнул шею по-лебединому, скакнул, как стрела с тетивы. Со всех четырёх его копыт сорвались молнии и ударили в самую жуть, где у Серых вместо сердца ворохтался клубок змей. Серое вспыхнуло малиновым, лопнуло, засвистало, и Даша очутилась на лугу перед копной прошлогоднего сена. Глянула в небо — ни единого серого пятнышка, а белая громада далеко на горизонте.
