Таня Гроттер и проклятие некромага - Емец Дмитрий Александрович (читать хорошую книгу .txt) 📗

– И как ты поступил? – спросила Таня.

Бейбарсов пожал плечами.

– Вначале мне пришлось заняться девушкой в красном. Она рвалась и пыталась добить ту, в белом. И вообще, по-моему, плохо соображала, что делает. Адреналином мозги совсем забило.

– И как ты поступил?

– Да никак. Просто сказал ей: «Я огорчен. Больше так не делай! И к ней больше не подходи!»

– Так и сказал? – удивилась Таня.

– Слово в слово, – кивнул Глеб.

– Она послушалась?

– Да. И те двенадцать человек тоже послушались. Все вняли голосу разума и тихо-мирно ушли.

В глазах Бейбарсова промелькнуло нечто такое, что Таня почти была уверена, что «уходили» они бегом. При этом часто оборачиваясь и толкая друг друга.

– Я почистил той девчонке куртку. Успокоил ее. Мы поболтали. Через недельку еще раз встретились. А потом она подарила мне это фото. Попросила свою подругу нас щелкнуть, – небрежно пояснил Бейбарсов.

– М-м-м… Ну да, – протянула Таня, пытаясь себе все это представить. – А из-за чего они дрались?

– Я не особо вникал. По-моему, кто-то что-то про кого-то сказал. Этот кто-то еще кому-то передал, добавив подробностей… В общем, когда слух докатился до девицы в красном, отличить правду от вымысла было уже невозможно. По степени гуманности игра в испорченный телефон находится где-то между расчленением кошек и вывариваем в тазу человеческих черепов.

Таня пристально посмотрела на Бейбарсова.

– Ты чего-то не договариваешь! По-моему, эта светленькая… в общем, ты ей нравишься.

Глеб равнодушно покачал головой.

– Не думаю. Я не давал ей особого повода.

Таня испытала сильное желание поджарить его шашлычным заклинанием. Проклятый эгоист! Смотрит на мир в узкую танковую щель собственных желаний. Ничего другого для него не существует. Ответственность, долг, забота о тех, кого приручил, – все это для Бейбарсова абстрактные вещи.

– Прекрасно! Ну а теперь, может, скажешь, чего ты хотел от меня? – спросила Таня.

Бейбарсов разжал руку. На его ладони лежал медный талисман. Жуткий африканский божок скалил треугольные зубы. Вокруг талисмана сгущалась плотная алая аура. Не слишком светлая вещица, и это еще мягко сказано…

– Возьми! – приказал Глеб.

– Зачем?

– Это я взял из жидкого зеркала. Полагаю, это единственная вещь, которая способна остановить Тантала, если он… – Бейбарсов замолчал. Таня подумала, что едва ли не впервые видит Глеба растерянным.

– Если что?

– Неважно. Просто запомни: в случае необходимости верни этот талисман мне и постарайся, чтобы я его сразу не выбросил, – сказал Глеб, вкладывая талисман ей в руку.

Зудильник Бейбарсова вновь издал предостерегающий звук.

– Маленькие вампирчики уже на Жилом Этаже… Ванька очнется через минуту. До встречи!

Прежде чем Таня успела что-то произнести, Бейбарсов нежно погладил ладонью ее щеку, большим пальцем коснулся ее губ и вышел. Таня осталась одна в темной кладовке рядом с неподвижно лежащим Ванькой. Приоткрытая дверь ныла тонким жалобным голосом.

Глава 11

Их величества Дурневы

Дядя Герман проснулся от крика. Кричала тетя Нинель.

– Халявочку убили! Он весь в крови! Он мертв!

Председатель В.А.М.П.И.Р. аккуратно отогнул одеяло, нашарил тапочки и, переставляя тощие, длинные, как циркуль, ноги, вышел в коридор. Входная дверь была открыта. На коврике лицом вниз лежал Халявий. Без пиджака, в одной белой рубашке, залитой чем-то красным.

Дядя Герман присел на корточки, потрогал темное пятно, облизал палец и хмыкнул. Учитывая, что ее муж был повелителем вампиров и имел выдвигающиеся глазные зубы, тетя Нинель испытала беспокойство.

– Герман, ну что?

– Мертв он, как же. Надо меньше заливать белые рубашки красным вином. Кто его вчера пустил к манекенщицам, а? – зевая, спросил Дурнев.

– При чем тут я? Они сами его выкрали! Я всего лишь послала Халявочку в магазин за обезжиренным йогуртом! Халявочка исчез, и мне пришлось съесть за ужином двенадцать пицц! – обиделась тетя Нинель. Она обожала выставлять себя жертвой, хотя, если разобраться, никто насильно в нее пиццы не заталкивал.

Дядя Герман кивнул. Учитывая обычное его желчное состояние, в данный момент он был настроен вполне миролюбиво. Тетя Нинель наклонилась, могучей рукой сгребла оборотня за ворот и, особенно не церемонясь, втянула его в квартиру. Халявий замычал и сел.

– Кофе мне! Голова раскалывается! – простонал он.

– Сейчас как сдам в ветеринарку – будет тебе там и кофе, и какао, – пригрозил дядя Герман.

Халявий нагленько хихикнул.

– Не сдашь!

– Почему это? – удивился Дурнев.

– Ты и твоя жена – оба одинокие, злобные хапуги, бесконечно надоевшие друг другу. Я… ик… ваш ум, честь и совесть. Вам будет без меня скучно, – сказал оборотень и на четвереньках пополз на кухню.

Тетя Нинель, ругаясь, пошла за ним. Примерно так люди ведут себя с нашкодившим котом, который после недельного отсутствия, голодный и грязный, заявляется домой. Слышно было, как она сердито ставит чайник и протыкает большим пальцем чпокнувшую фольгу на новой кофейной банке.

«А ведь, правда, без него было бы тоскливо!» – подумал дядя Герман и подошел к окну. Внизу задыхалась в пробках газовая и нефтяная столица мира, сама уже превращенная машинами в газовую камеру. По Рублевке нескончаемым потоком ползли деньги. Два хилых деревца у подъезда обреченно изображали осень. Некоторое количество желтеющей травы под ними намекало, что где-то далеко, возможно, существует еще природа.

– Все бросить и рвануть в Трансильванию! Там хорошо, там готично, там вампирки с зелеными глазами пьют свекольный сок за здравие наследника Дракулы! – вполголоса произнес дядя Герман.

Последнее время мысли о Трансильвании посещали его все чаще. Москва смертельно надоела. Жена тоже надоела. Душа смутно требовала перемен.

Халявий выпил кофе и мало-помалу стал похож если не на человека, то хотя бы на что-то отдаленно его напоминающее. Тетя Нинель, продолжавшая ругать его за аморальное поведение, мимолетно позавтракала (полтора килограмма обезжиренного творога, половинка индейки и ананас) и отправилась звонить Пипе. Разговоры с дочерью по зудильнику были нужны ей как воздух. Говоря глобально, еда и Пипа – это все, на чем сосредоточилась теперь жизнь тети Нинели. Не будь у нее дочери и пищеварения – этих двух могучих якорей бытия, шут ее знает, чем бы она еще занялась. Разве что японской борьбой сумо.

Изредка до дяди Германа доносились обрывки разговора тети Нинели с дочерью.

– Ну как ты?

– Нормуль.

– Правда, нормуль? А голос почему такой? – допытывалась тетя Нинель.

– Нормальный голос.

– Я знаю, когда у тебя нормальный голос, а когда нет! Не ври матери! Если будешь врать матери, тебе будут врать твои дети! – напирала тетя Нинель.

– Мам, отстань! У меня не будет детей!

Но тетя Нинель не отставала.

– Как у тебя с Геной? – интересовалась она.

– Да никак.

– Совсем никак?

– Надоел он мне хуже горькой редьки, тормоз этот. Скажешь ему: «Сиди!» – сидит. Скажешь: «Встань!» – встает. Нет, чтобы топнул на меня ногой, как мужик! – пожаловалась Пипа.

Дядя Герман усмехнулся. Хотел бы он увидеть того, кто топнет ногой на его дочь. Разве что у него заведется совсем уже лишняя нога.

Предвидя новые расспросы, Пипа решила сменить тему.

– Мамуля, ты как-то очень уж растолстела. Может, тебе тоже сесть на диету? Я похудела на три килограмма за две недели. Теперь на мне почти уже застегиваются розовые брючки.