Куда возвращаются сказки - Dark Window (серия книг .txt) 📗
Тогда Веня предъявил ей картинку с острозубым. Вампир в чёрном плаще на кровавом фоне заката сегодня восхищал всех (кроме учителя по труду), но самому Вене рисунок стал казаться кривоватым и неказистым. Автору портрета уже не жалко было расставаться со своим творением, просто он пока не успел навести мосты на два литра «Пепси», так чего бы не показать Ленке нарисованного вампира. А о настоящем промолчать. Вампир — не гном. В вампира Ленка могла и не поверить. Она и в гнома поверила только тогда, когда Колька предъявил ей золотистого на своей ладони.
Глава 24,
в которой Коля не знает, верить ли свалившемуся на него счастью
А всё-таки удача не забыла про Колю. Ну, скажем, не удача, а некие сверхъестественные силы, которые непременно желали снабдить Колю палочками. Иначе чем объяснить то, что Коля, выдвинув третий ящик стола, отыскал между фигурками индейцев и ковбоев, оставшихся ещё от папы, две белые палочки из того же набора.
У Коли аж дух захватило. Он бесцельно мял их в руках, не веря своему счастью. Ласковые волны прокатывались по Колиной груди. И так хотелось поделиться радостью хоть с кем-то в этом большом и светлом мире. На этой мысли палочки и сделали свой первый оборот.
Дверь раскрылась и на пороге появилась мама, сверлящая Колю строгим взглядом. С мамой делиться радостью бесполезно. Не то, что мама — плохой человек, но ведь она не верила в палочки. Однако мама пришла вовсе не радоваться вместе с Колей.
— Ерундой занимаешься, — сказала она решительно, заметив, что перед Колей не лежат раскрытые учебники и тетрадки. — Поэтому вылезай и срочно беги за капустой.
«Пускай мне не надо будет бежать за капустой, ну пускай,» — шептал Коля, украдкой вращая палочки.
— Да, — вдруг сказала мама. — В магазин бежать не надо. На рынке капуста получше и подешевле. Будь добр, съезди-ка до рынка, сынок, да купи там заодно килограмм лука.
Коля мог быть добрым, мог быть злым, всё равно его настроение ничего не меняло. Это только кажется, что у школьника до ужаса свободного времени, а на деле, куда ни кинь, везде лишь уроки, домашние задания, да скучные обязанности.
Об этом размышлял Коля, направляясь к троллейбусной остановке. По пути он заглянул в овощной магазин и понаблюдал за капустой. Отличная там продавалась капуста. Коля даже не смог представить лучше. Следовательно, ехать надо, иначе мама зорким взглядом мгновенно отличит капусту, скопированную с магазинской, от рыночной. И палочки не помогут. Палочки делают только те вещи, которые можно представить.
На остановке толпился народ. Коля крутанул палочки, желая вызвать троллейбус, как можно быстрее. Ничего не произошло. Коля крутанул ещё раз. Троллейбус не появился. Коля подозрительно осмотрел волшебное имущество. Самые обыкновенные палочки. Ничуть не лучше тех, что достались Пашке и Владяну. Может троллейбус вызвать сложнее, чем автобус? Двумя палочками получался дефектный автобус, но автобусов-то различных куча, а троллейбусы все на одно лицо. Видимо, не хватает у палочек мощи.
Коля задумчиво повертел палочками в обратном направлении. Далеко-далеко появился корпус троллейбуса, украшенный двумя палочками-рожками. Непонятно, то ли троллейбус приехал сам, то ли всё-таки Коле удалось его вызвать. И Коля оставил палочки в покое. Бесполезно ускорять ход общественного транспорта, пользы такое мероприятие не принесёт.
В троллейбусе Коля решил воспользоваться бесплатным проездом. Он повертел палочки перед носом женщины в фиолетовой блузе, и кондукторша, смерив его усталым взором, начала пробираться в другой конец салона. Коля прислонился к прохладному стеклу вспотевшим лбом и попытался прилипнуть к нему, чтобы на ухабах стекло не отклеивалось от кожи и не било Колю по возвращении на место. Не получалось. И когда стекло особенно больно врезалось в Колин лоб, так что голова обиженно загудела, Коля мстительно повернулся к окну спиной и начал изучать пассажиров, едущих в том же направлении.
Взгляд его сразу наткнулся на высокого мужчину с усами соломенного цвета и прильнувшего к нему мальчишку. Последнего Коля узнал, это был Димка, живший в соседнем доме. Димка был наполнен своими заботами и беспокойно ёрзал, совершенно не замечая Колю. Его папа, напротив, словно застыл и смотрел куда-то в сторону грустно и устало.
— Папа, — слова вылетали из Димки как из пулемёта. — А ты ведь мне купишь на рынке жвачку?
— Да зачем тебе, Димка, жвачка? — папа отвечал ему тихим, тягучим и заунывным голосом.
— Как зачем? Дирол защищает ваши зубы с утра до вечера.
— И кто это тебе такое сообщил. Сенька Любушкин?
— Не мне, папа!
— А кому? Ты что, подслушивал.
— Да не, по телевизору. Ты ещё скажи, что не видел! Телевизор — это ведь не Сенька!
— Видел, Димка, — вздохнул его папа. — И телевизору ты веришь больше?
— Конечно, ведь Сенька может и наврать. А по телевизору врачи всякие. Врачи-то не врут.
— Эх, Димка, — опечалился его папа. — Какие там врачи. Не верь тому, что показывают по телевизору. Если всему верить, то в самый неподходящий момент останешься без денег, без машины и без крыши над головой. Верить надо себе, своим друзьям и хорошим книгам.
— Нет, папа, вон Сенька мне друг, а врёт. И дразнится ещё. Димка — Сардинка. Зачем люди дразнятся?
— Чтобы дать тебе шанс похвалить самого себя.
— А Ольга Петровна сказала, что хвалить себя… как его… недостойно. Во!
— Перехваливать недостойно. А хвалить даже полезно.
— А ругать, папа, себя можно?
— Ругать? А разве ругать себя — более достойное занятие?
— Не знаю, папа.
— Вот и подумай хорошенько. А я тебе скажу так: не стоит себя ругать. Зачем отнимать это удовольствие у других?
Димка промолчал. Голос его папы внезапно оживился и перешёл от морали к более конкретным делам.
— Кстати, Димка, а куда запропастилась моя алая ручка?
Димка виновато опустил глаза и Коля стал пробираться к выходу. Он страшно не любил, когда на его глазах хорошему знакомому доставался разнос.
У выхода не оказалось почти никого, хотя народ постоянно готовился к высадке. Тем более, что следующей остановкой значился Центральный Рынок. Однако сейчас пассажиры почему-то осторожничали и не пробирались к выходу, осведомляясь друг у друга о планах на ближайшие несколько минут. Оказавшись впереди всех, Коля понял причину всеобщего соблюдения дистанции. На ступеньках примостилась стайка пацанов обшарпанного вида. На них были старые пыльные болоньевые куртки. Лица то ли загорели до невозможности, то ли месяцами не мылись. Люди старались не касаться своими яркими блузками и белоснежными рубахами грязных курток. Но пацаны не обращали ни малейшего внимания на презрение широких слоёв общественности. Они то и дело распахивали куртки и совали голову в образовавшуюся дыру, откуда на мгновение-другое являлся таинственный мешок. Носы жадно вбирали воздух из этого мешка, за стенками которого Коля, как ни силился, не смог разобрать содержимого, а вновь поднявшиеся лица смотрели в окно пустыми отсутствующими взглядами, словно перед ними были не двери с овалами стёкол, а бескрайняя пустыня, покрытая асфальтом.
Коля понял, что и здесь от разноса не уйти. Самый высокий пацан раздражённо выговаривал худенькому, едва стоящему на ногах. У этого кроме осенней куртки с уродливо располосованной спиной на голове была одета круглая шапочка из чёрной синтетической шерсти, словно на дворе был не сентябрь, а вторая половина октября с морозной погодой.
— Дурак ты, Батон, — говорил высокий, голос хоть и ругал, но в то же время как бы сочувствовал. — Выкинул бабки, а зря. Если бы не поторопился и шнягу купили бы, и на тачку бы ещё осталось. А теперь, сам видишь, на троллейбусе пилим.
Худенький от смущения стянул шапку и отчаянно мял её в руках. Ему так хотелось оказаться на месте кого-нибудь другого, кто может позволить себе отключиться и не чувствовать себя виноватым. А может он ждал окончания разноса, чтобы в очередной раз сунуть голову в таинственный мешок. Ведь нельзя же отвлекаться на что-то важное, в то время, когда тебя ругают за дело.
