Ожерелье Дриады - Емец Дмитрий Александрович (читать книги регистрация txt) 📗
Ната в другой палатке переругивалась с Чимодановым.
– Ты мыться что, не собираешься?
– Грязь в городе. Тут грязи нет, – философски произнес Петруччо.
– Ага, нет! Посмотри, сколько на ножищах приволок!
– Это не грязь! Это тина, земля и глина! И вообще молчи, женщина: собирай лучше комариные трупики! Мне завтра пирамиду достраивать! – отрезал Чимоданов.
Он ужом скользнул в спальник, долго вертелся и дергал «молнию». Ната уснула быстро. Чимоданову же не спалось. Ему размышлялось, скучалось, ворочалось, пыхтелось, вздыхалось и нылось. Часа через два, устав сам от себя, он вылез наружу и у погасшего костра столкнулся с Депресняком, тоже пребывавшим в тоскливых непонятках, как ему проводить кошачью свою жизнь.
– Тебе чего, тоже не дрыхнется? – сочувственно спросил у него Чимоданов.
Кот неопределенно шевельнул зубчатым хвостом. Петруччо хотел присесть рядом на бревно, но тут Депресняк, выгнув спину, предупреждающе зашипел. Поняв, что его привлекло нечто на берегу, Чимоданов материализовал топор и молодым лосем ломанулся к камышам.
Подбегая, он увидел тень, торопливо скользнувшую к соснам. Петруччо погнался за ней, но споткнулся о корень и улетел в крапиву. Вернувшись к лодкам, Чимоданов оглядел их, пытаясь понять, зачем странная фигура вертелась рядом.
Со «Свирью» и «Тайменью» все было в порядке, но, подсветив фонарем «Вуоксу», Петруччо обнаружил на новом днище длинный, почти полуметровый порез.
– Свиньи! Изгадили новую байду! – злобно процедил Чимоданов.
Теперь он почти жалел, что не метнул в тень топором. Хотя боевой топор не то оружие, которым можно безопасно подранить. Тут или все, или ничего.
Чимоданов уселся на раненую «Вуоксу», положил на колени топор и стал ждать рассвета. Раз ему все равно не спалось, он решил караулить. Ковер звезд накрывал лес. На затихшей Сереже лежал желтоватый туман, скатанный точно из клочьев старой ваты. В реке кормилась и плескала крупная рыба. Большие мотыльки пролетали над водой, изредка взмывая вверх.
Чимоданов грозно высморкался. Красоту природы как таковую он не воспринимал, но все же она затрагивала что-то в его душе и беспокоила, как волка беспокоит луна.
Мысли, прежде заваленные дневными заботами, теснились в сознании Чимоданова. Некоторое время они удерживались раздражением, что кто-то изгадил лодку, но вскоре отлетели и больше к «Вуоксе» не возвращались.
Чимоданов стал думать о девушке, проскочившей мимо по Новому Арбату и которую, если жизнь управляется теорией вероятности, ему никогда больше не увидеть. А если и увидит, то понравится ли он ей? Заблуждений, связанных со своей внешностью да и с нравственными качествами тоже, Чимоданов не имел. Если в нем и было нечто красивое, то только печень, да и та, как известно, в глаза не бросалась, а тихо лежала где-то внутри.
Внезапно у Чимоданова возникла идея. Он вскочил, огляделся и, сунув топор под лодку, быстро направился к средней палатке.
…Когда кто-то зажал ей рот, Даф проснулась. Рванулась, собираясь укусить ладонь, но внезапно поняла, что это Чимоданов.
– Чего тебе? – промычала она.
– Тшш! Иди сюда!
Даф вылезла из палатки и стала дуть на угли, удивляясь, что комары исчезли. Видно, и у них в муромских лесах имелись свои присутственные часы.
– Ну! – нетерпеливо сказала она Чимоданову.
Петруччо сопел рядом, носком ноги толкая в огонь шишки.
– Хочу спросить тебя кое о чем!
– Ну спрашивай!
– Только подчеркиваю: мне заранее плевать, что ты ответишь! – начал он.
Даф пожелала Петруччо счастливого плевания, после чего поинтересовалась, зачем в таком случае было ее будить?
– Я вот тут подумал… Если ты для меня кое-чего попросишь у света: мне это дадут? – спросил наконец Чимоданов.
– Не знаю. Я же в Эдеме не самая главная… Наверное, смотря что, – осторожно ответила Даф, не готовая давать какие-либо обещания. – А чего ты хочешь попросить?
Чимоданов замялся.
– Ты вначале скажи: дадут или нет!.. Ты не думай: это что-то более-менее нормальное, касающееся меня… э-э… лично. Не ключ от врат Эдема и не какая-нибудь глупость, – на всякий случай добавил он и тотчас, спохватившись, что дал слабину, пригрозил: – Учти: если мне это не даст свет, я попрошу у мрака!
– Очень страшно, – зевнула Даф. – Можно я пойду спать и буду бояться во сне?
Петруччо, пристально смотревший на нее, разочарованно набычился. Он, как видно, считал, что Даф испугается.
– Ты выясни вначале: даст свет или нет! – повторил он.
Уловив в его голосе просительную и даже жалобную интонацию, Даф кивнула. В конце концов, что она теряет? Передать просьбу Чимоданова всегда можно, а там уж пусть решает тот, кому положено.
– Хорошо, узнаю. Только на всякий случай имей в виду: ни свет, ни тем более мрак ничего не дают за просто так, – предупредила она.
– То есть? И ваш свет тоже не дает? – поразился Чимоданов, которому втайне казалось, что у добренького света все сплошная халява.
– И свет тоже. Если ты долго и настойчиво просишь у света, допустим, выносливость и сильные ноги, будь готов, что однажды тебя переселят в квартиру на двадцатом этаже в доме, где никогда не работает лифт. Вынужденный спускаться-подниматься по десять раз в день, ты приобретешь и выносливость, и стальные икры… Правда, как ты уже понял, придется побегать.
Цыкнув мелким плевком в пространство, Чимоданов высказался, что от света он другого и не ожидал. Надувательство на надувательстве. Странно, что Даф вообще призналась, как работает ее шарашкина контора.
– А если у мрака попросить? Ну, пускай те же ноги? – деловито уточнил он.
– Если у мрака, то сильные ноги ты, возможно, получишь сразу, но не исключено, что они будут: а) отрезаны у мертвеца; б) не мужские ноги, а женские; в) недели через три ты умрешь от рака или попадешь под трактор. В общем, халявы тоже не будет, поверь мне, – сказала Даф.
Услышав заветное слово «халява», Чимоданов дернулся, поняв, что светлая подглядела его мысли. Родному мраку он доверял даже меньше, чем разведенная теща-москвичка новоявленному зятю, с которым дочь познакомилась три дня назад в поезде «Москва – Жмеринка».
– Я ничего не подписывал! В смысле никаких договоров! И эйдос мой у меня! – быстро произнес он.
– Не подписывал? Ну-ну. А если тебе бандит денег даст без расписки, отдавать надо или нет? – поинтересовалась Дафна.
Петруччо ухмыльнулся, но как-то невесело.
– Бандита всегда могут хлопнуть, – сказал он мечтательно. – Так что, думаешь, у света мне ничего урвать не получится?
– С таким подходом едва ли. Да и потом, при рождении каждый человек уже одаривается светом, – продолжала Даф, вспоминая курс общей теории мироздания. – Получает билет в жизнь в виде определенных способностей, здоровья, внешности – всего, что ему полезно.
Слово «полезно» Чимоданову категорически не понравилось.
– Значит, если я некрасив, мне это полезно? – возроптал он и тотчас прикусил язык, поняв, что брякнул лишнее. Сам сдал свою тайну со всеми потрохами.
– Значит, полезно, – отрезала Даф, не видя причин утешать Чимоданова, утверждая, что у него симпатичная челка или потрясающе белый зуб на нижней челюсти, приятно отличающийся от прочих.
Понимая, что огорчила человека, она посмотрела на скисшего Петруччо и добавила:
– Кроме того, если человек некрасив, ему наверняка дано что-то другое. Обделенных нет. Сильное тело, или ум, или восприимчивое сердце, или яркий талант. Не факт, что Пушкин стал бы Пушкиным, будь он конфетным красавчиком. Скорее всего, нашел бы себе занятие поинтереснее поэзии. Принцип: «У тебя сегодня был слишком счастливый день! Ты зазнаешься! Получи, пожалуйста, лопатой в нос и отрезвись!» – действует всегда и для всех.
Услышав про лопату, Чимоданов понимающе ухмыльнулся. Такой расклад он понимал.
– Самое трудное понять, что все, что делается, включая боль, которую приходится переносить, – происходит с искренним желанием помочь. В интересах самого человека… – Дафна невольно оглянулась на зеленую палатку, в которой Меф спал здоровейшим в мире сном водного туриста. – Или в интересах стража… – грустно добавила она, зная, что Чимоданов все равно не поймет.
