Ловушка для волшебников - Джонс Диана Уинн (онлайн книга без TXT) 📗

Говард махнул рукой на эти рассуждения и решил поискать мусоросжигательный завод. Ага, вот он, в восточном углу карты, за надписью «Промзона». Кто у нас окучивает промышленность? Рядом со значком завода Говард заметил другой с подписью «Границы Старого замка». Нет, опять не то! Арчер ведь говорил, что так далеко из них семерых волен забираться только Эрскин. А потому, даже пожелай Хатауэй жить возле мусорного завода, у него бы не получилось там поселиться — слишком далеко от города. Говард перестал искать на окраинах и сосредоточился в пределах Старого города — они были четко обозначены на карте. Да, в центре, конечно, неразбериха, у каждого из семейки его доля территории наползает на чужую.

В пределах Старого города Говард отыскал контур, надписанный «Бывшие границы Старого аббатства». Аббатство захватывало часть парка, немножко колледжа, библиотеку, музей и собор. Но, к облегчению Говарда, границы аббатства не пересекались с владениями Шик — они кончались неподалеку от запутанных улочек Шикарного города.

Какое счастье, что больше не надо идти во владения Шик!

— Похоже, где-то здесь, — пробормотал Говард и, весьма довольный собой, поспешил на урок музыки.

В глубине души он ожидал, что на репетицию оркестра опять придет Торкиль, но тот не появился. Говард честно пилил смычком более-менее в лад с остальным окрестром и практически в такт движениям дирижерской палочки мистера Колдуика, а сам все думал, как же отыскать Хатауэя. Конечно, собор — это территория Торкиля, потому что там хор и орган и потому что Торкиля слушался хормейстер. Значит, собор можно отбросить. Но даже без собора вся территория бывшего Старого аббатства расположена под боком у Торкиля и Шик и не так уж далеко от банка, которым владеет Арчер. Хатауэй отшельник, а значит, вряд ли он захотел бы жить в таком соседстве.

«В том-то и загвоздка с семейной жизнью, — думал Говард, послушно приступая к новой пьесе вместе со всем оркестром. — Пусть в семье все ненавидят друг друга лютой ненавистью, но что-то заставляет родственников держаться сплоченно. Вот взять хотя бы папу и тетушку Милдред: папа ее так ругает — ужас. И тем не менее тетушка является в гости каждое Рождество, а мама неизменно говорит суховатым тоном: „Что ж, кровь не водица“».

Говард припомнил вчерашний день. Неужели Торкиль и правда подмигнул Катастрофе? Она клялась, что подмигнул. Или ей померещилось? Вообще-то, у Торкиля глаза были так размалеваны, что Катастрофа вряд ли ошиблась бы. Сначала позвонила Диллиан, потом пришел Торкиль, а потом и Громила подоспел и отбил пленников у шайки Хинда. А Громила — человек Арчера. Да что же там творилось? Ничегошеньки не понять! Говард сдался и решил для разнообразия слетать к Проксиме Центавра на своем любимом космическом корабле. Но и на его борту Говарду не было покоя: даже там, воображая себе полет, он сердито гадал, почему Арчер, вместо того чтобы шпионить за папой, не построит космический корабль. У Арчера полным-полно всякой техники, а он ее толком не использует!

Его раздумья оборвал звонок с уроков. За воротами Говарда ждал Громила, нависая над Катастрофой. Рыжик Хинд тоже поджидал Говарда — удивительное дело, один, без шайки, — и сверлил его пристальным взглядом. «Вот еще навязался на нашу голову, — недовольно подумал Говард. — Пусть даже Рыжик и один — все равно морока». Рыжик неотвязно следовал за ними всю дорогу до дома, проследил, как они перепрыгнули через канаву Хатауэя, и занял наблюдательную позицию по ту сторону канавы, злобно сверкая глазами — здоровым и подбитым. Однако в остальном на Верхней Парковой было непривычно пусто и тихо. Диллиан сегодня не прислала ни души, Торкиль тоже, а свита Рыжика Хинда, похоже, бросила его на произвол судьбы. «А что, если им всем просто надоело нас допекать? — подумал Говард. — Может же такое случиться?»

Папа сидел за кухонным столом, уставившись на какое-то письмо, которое лежало поверх лилового сердца, намалеванного Громилой в минуту любовного отчаяния.

— Так с утра и сидит, — сообщил Громила.

— Вы только почитайте это письмо! — воскликнула Фифи. Она готовила чай, но разряжена была словно на праздник. — Мистер Сайкс ни в какую не хочет идти в колледж, мне пришлось позвонить им и сказать, что он заболел.

Говард осторожно вынул из конверта таинственное послание. Папа даже не заметил этого — сидел как в трансе. Оказалось, что письмо от городского казначея. Вот что там было написано:

— Папа! — в ужасе вскричал Говард. — Как ты умудрился задолжать двадцать три тысячи фунтов?!

— И пятьдесят шесть пенсов и полпенни, — добавил папа. — Не забудь про пенсы и полпенни. — Он поднял на Говарда виноватое лицо. — Маме только не говорите. Вот почему я все эти годы писал слова. Маунтджой пообещал мне, мол, слова пойдут в счет уплаты налогов, то есть вместо налогов. А я, идиот, ему поверил! Ну не дурень ли?

— Как же ты расплатишься? — растерянно спросил Говард.

— Дом продам, — отрезал папа. — Все, ступайте, оставьте меня, я конченый человек.

Говард принял у Фифи бутерброд (с арахисовым маслом, выпрошенным неведомо где и у кого) и ушел в прихожую. Там он порылся в карманах, отыскал клочки изорванных бумажных платков и заткнул ими уши — иначе он не отваживался войти в гостиную. Сегодня телевизор извергал оглушительные джиги и гальярды, а также гавоты и менуэты. Говард ощущал, как от «Зеленых рукавов» ходуном ходит пол под ногами и как содрогаются одеяла, окутывающие телевизор. Сдвинув одеяла, Говард внимательно изучил письмо Хатауэя, приколоченное к экрану.

Да, настоящий пергамент. Говард пощупал его — не пластик, не кожа, именно пергамент. Восковая печать старая, вся в трещинках. А буквы выцвели и стали светло-коричневыми, хотя находились в темноте под одеялами, значит, выцвели не от света, а от времени. Да и написано письмо не ручкой, какой пишут или рисуют в школе, а настоящим гусиным пером! Говард кивнул своим мыслям и снова закутал телевизор.

В прихожей он обнаружил унылого Громилу, который скорбно возвестил:

— Там Арчер. Хочет забрать Фифи.

Говард вытащил затычки из ушей и заглянул в кухню. Арчер стоял за спинкой папиного стула и читал письмо. На этот раз он явился не в комбинезоне, а в костюме — такой же нарядный, как и Фифи.

— Удалось ли Шик вчера ограбить один из ваших банков? — поинтересовался Говард.

Арчер со смехом обернулся к Говарду. Красавчик и добрый малый, да и только.

— Так я и позволил ограбить мой банк! — весело воскликнул Арчер. — Там повсюду сигнализация и капканы. Грабители уже в больнице. — Он тронул папу за плечо и сказал: — Я к этому письму не имею ни малейшего отношения, так и знайте. Клянусь чем хотите.

«Похоже, правду говорит, — решил Говард. — Вон какой серьезный и искренний». Папа застонал. Арчер задумчиво проговорил:

— Архивы и документацию окучивает Хатауэй. Возможно, это его рук дело.

— А может, это дело рук городского казначея С. Уиггинса, — несчастным голосом отозвался папа.

В этот миг и вошла мама.

— Что еще стряслось? — с порога вопросила она и заморозила Арчера взглядом.

Говард поспешно скрылся. Просто ужас, какая мама замученная и бледная, а все эта последняя неделя! И кажется, сейчас будет очередной семейный скандал. Конечно, родители подождут, пока уйдет Арчер, а потом начнут орать друг на друга. У них на лицах написано, что начнут.