Румо и чудеса в темноте. Книга I - Моэрс Вальтер (читать книги онлайн без сокращений .TXT) 📗
Колибрил снова ухмыльнулся, но эта ухмылка прозвучала, как ухмылка дивы, соизволившей наконец после бесконечных оваций исполнить ещё одну арию.
– Ну хорошо, – простонал он.- Вы сами захотели.
Помещение вокруг Смайка начало вертеться. Лестницы, башни и стены изменяли свои формы, весь купол двигался. У Смайка закружилась голова и он на мгновение закрыл глаза. Когда он их снова открыл – всё закончилось. Он находился на какой-то поляне, сидел на чём-то прохладном очень похожем на камень, а перед ним стоял подиум с пультом. За пультом стоял доктор Колибрил и улыбался Смайку.
– Доктор Колибрил? – спросил Смайк.- Это вы?
– Конечно нет, – ответило видение, – это иллюзия. Как и всё вокруг. На самом деле я стою на поляне с вашим пальцем в моём ухе. Всё это лишь для наглядности. Так же приятнее, чем постоянно висеть в какой-нибудь комнате и слышать только мой голос.
Смайк посмотрел на него внимательнее. Доктор казался слегка прозрачным, как привидение.
– А я тут внутри тоже в виде иллюзии? – спросил Смайк.
– Нет, – сказал Колибрил. – Вы – настоящий. С помощью телесного контакта в моём мозгу появилась трёхмерная телепатическая проекция, имеющая на самом деле настоящее тело. Очень маленькое тело, но всё же. Сам я не могу материализоваться в своих мозгах. К сожалению. Но вы можете.
– Ага, – кивнул Смайк ничего не понимая.
– Итак, поехали, – воскликнул Колибрил, – начнём-ка мы лекцию.
Оцтаскоп или Колибрилочки
– Я же уже вам рассказывал о моей, хм, назовём это своим именем – одержимости микроскопией, – Колибрил откинул крышку пульта и вытащил из него занятный предмет. Это были очки состоящие из огромного количества линз, установленных друг перед другом и постоянно уменьшающихся в размере. Колибрил нацепил этот предмет на свой нос и уставился на Смайка. Он был похож на механическое насекомое с другой планеты.
– Используя супермаленькие линзы я изобрёл очки-микроскоп, которые я считаю моим личным гениальным творением в области оптометрии, и назвал их Оцтаскоп. Или Колибpилочки – как желаете. Ну и как они мне подходят?
– Великолепно! – солгал Смайк.
– В то время как для астрономии и для изучения тьмы изобретаются всё большие линзы для всё больших телескопов, я пришёл к мысли о создании всё более маленьких линз для всё более маленьких микроскопов. Знаете ли, существует естественные ограничения, когда инструменты для создания линз становятся так малы, что их невозможно брать руками. Так что я нанял карликов, которые под моим наблюдением были обучены шлифовке линз. Это уменьшило мои линзы ещё на две трети. Но для меня они были всё ещё недостаточно малы. Я стал искать мне подмогу в природе и в конце концов нашёл. На пляжах флоринтского алмазного побережья встречаются песчинки, точно в центре у которых, будто маленькое стеклянное сердце, находится идеально отшлифованная микролинза мельчайшего размера. Но тут появилась новая проблема – как освободить линзы из панциря? Это мне удалось с помощью дуновения эолистского шлифующего ветра, основанного на принципе…, но мы заходим слишком уж далеко.
– Что вы можете делать с помощью этих очков?
– С их помощью я могу заглянуть в структуру вещей. Любой твёрдой материи. В камень, например. Так же я могу видеть такие вещи в воздухе, которые невооружённым глазом не видно. Знаете ли вы что цвета состоят из цветов? Из более деликатных, несравненно нежных, неописуемо красивых световых нюансов, по сравнению с которыми цвета нашего большого мира кажутся абсолютно безвкусными, обычными, грязными, как же ещё можно объяснить… да – они кажутся бесцветными.
– Нет, – ответил Смайк, – этого я не знал.
– А то, что я могу видеть чувства? Бешенство? Страх? Любовь? Ненависть? А запахи? Их тоже можно увидеть. Вы представляете каким невероятно красивым выглядит аромат розы? И как отвратительна вонь сточной канавы? Можете ли вы себе представить, какие формы может принимать звук? Если бы вы знали как восхитительно выглядит хорошая музыка – и как ужасающе плохая! О, вы не поверите, но у микрокосмоса имеются свои тёмные стороны! Да, да – это всё то же самое, только меньше, многограннее и сложнее, – Колибрил снял очки.
– Должен признать, что у меня развилась зависимость от моего изобретения. Везде, где бы я не находился, я проводил оцтаскопические исследования, днём и ночью, я переворачивал каждый камень, каждый листок, каждую песчинку. И затем в один, особо прекрасный день, я сделал это – открытие моей жизни.
Слова Колибрила продолжали звучать над поляной. Он стоял, как-будто забыл зачем он здесь, и, кажется, с восторгом предавался своим воспоминаниям.
– Профессор, ну не тяните вы больше!
– Итак, – продолжил Колибрил и прищёлкнул языком, – это произошло у подножия древнего дуба. Я начал систематично миниатюрным пинцетом переворачивать каждый листок, каждую крупинку земли и обследовать их с помощью моего оцтаскопа. Я никогда не забуду этого мгновения: я приподнял пинцетом один старый дубовый лист, а под ним я увидел…., – Колибрил остановился.
– Что? – нетерпеливо воскликнул Смайк. – Что было под ним?
– Под этим листком был город.
– Город? – переспросил Смайк. – Вы имеете ввиду муравейник?
– Нет, я имею ввиду настоящий город. Точнее говоря – большой город, метрополию, возведённую определённо высокоразвитыми существами, с десятками тысяч строений, клубком улиц, переулков и аллей. С башнями и дворцами, с трущобами и высоченными домами, с магазинами и заводами. Он был размером примерно с грецкий орех и зарос высокой травой.
– Невероятно.
– Конечно. Я был ошеломлён. Я протёр глаза, проверил пульс, ущипнул себя, протёр пару линз и посмотрел снова. И снова. Но сомнений не было: я открыл миниатюрную, да, микроскопически маленькую цивилизацию. Археологическая находка ничтожного размера, но имеющая бесценное значение. Это были самые маленькие и одновременно с этим самые большие руины в истории замонийской археологии!
Доктор на минуту закрыл глаза, помассировал пальцами веки и продолжил.
– Сначала я провёл первое микроскопическое общее обследование города. Как я уже сказал, там были строения – жилые дома, общественные сооружения, заводы, – всё, что имеется в обычном большом городе, но всё это было построено в неизвестном мне стиле. У зданий были стены, крыши, окна и двери, но всё было – прошу прощения за научно неточную формулировку – каким-то странным. Здания не были по-настоящему причудливыми, но меня не покидало ощущение, что строители этих домов были совершенно не в курсе наших обычных привычек. Круглые ступеньки, например. Или экстремально узкие и высокие дверные и оконные проёмы. Если это вообще двери и окна были. Сплошные сбивающие с толку детали. Не было никаких признаков жизни. И никаких признаков смерти. Никаких кладбищ. Никаких скелетов или останков прошлой жизни. Я назвал строителей этого города из-за их микроскопического размера и их ещё более микроскопического присутствия Несуществующими крошками.
– Теперь я начинаю понимать, – сказал Смайк.
Несуществующие крошки
Для начала я перенёс мою находку в безопасное место. Я очень осторожно выкопал его из земли и перенёс в свою лабораторию, где я много месяцев подряд изучал его под микроскопом. Я смонтировал три оцтаскопа и закрепил их друг за другом на штативе, чтобы изучить каждый уголок города. У меня не было таких маленьких инструментов, которыми я бы мог дотронутся до чего-нибудь в этом городе. Но я мог рассматривать его во всех немыслимых ракурсах, – Колибрил вздохнул.
– Однажды я обнаружил великолепное здание, общественное здание, судя по всему. Может быть музей или университет. И вы не можете представить то волнение, которое меня охватило, когда я увидел, что крыша верхнего этажа, по счастливому стечению обстоятельств, обвалилась и я могу заглянуть с помощью оцтаскопа вовнутрь! И это было на самом деле что-то типа музея. Помещение полное артефактов! Искусство исчезнувшей цивилизации! Так мне казалось. Тем больше было моё удивление, а также и разочарование, когда я обнаружил, что несуществующие крошки не имели никакого понятия об искусстве, в том смысле, что мы под этим словом подразумеваем. Я тщетно искал картины, скульптуры, книги. То, что я там в конце концов нашёл, были машины. Моя теория состоит в том, что несуществующие крошки преодолели искусство уже тысячи лет назад, а точнее их искусство перетекло в то, что для них было значительно важнее. А именно – в науку.
