Будет скафандр – будут и путешествия - Хайнлайн Роберт Энсон (читать книги бесплатно .txt) 📗
Дорога перешла в туннель, футов через десять ее перекрывала панель, которая при нашем приближении отъехала в сторону. Футами двадцатью ниже мы увидели еще одну, она тоже отползла в сторону, а потом закрылась за нами. Таких дверей нам встретилось на пути около двух десятков, устроенных по принципу быстро закрывающихся клапанов; и давление после каждой из них несколько возрастало. Что их приводило в действие, я не видел, хотя туннель освещался мерцающими потолками. Наконец, мы прошли через стационарный воздушный шлюз, двери которого оставались открытыми благодаря действию давления, и очутились в огромном помещении, где нас ждал Черволицый. Тот самый, решил я, потому что он заговорил по-английски:
– За мной! – услышал я сквозь шлем. Но определить точно, тот это был Черволицый, или не тот, я не мог, потому что их вокруг стояло много. А мне легче было бы отличить одного бородавочника от другого, чем их друг от друга.
Черволицый спешил. Скафандра на нем не было, и я испытал облегчение, когда он отвернулся – так я не видел его жуткого рта. Но облегчение было весьма относительным, поскольку теперь я созерцал его третий глаз.
Поспевать за ним оказалось нелегко. Он провел нас по коридору, затем направо сквозь еще одни массивные двойные открытые двери и, наконец, внезапно остановился перед отверстием в полу, смахивающим на канализационный люк.
– Разденьте это! – приказал он.
Толстяк и Тощий скинули шлемы, так что я понял, что, с одной стороны, это безопасно. Но со всех других сторон никак не хотел вылезать из Оскара, коль скоро рядом находился Черволицый.
Толстяк отстегнул мой шлем.
– Скидывай эту шкуру, малый, да поживей!
Тощий расстегнул мой пояс, и они быстро содрали с меня скафандр, невзирая на сопротивление.
Черволицый ждал. Как только меня вытащили из Оскара, он показал на отверстие:
– Вниз!
Меня передернуло. Дыра казалась глубокой, как колодец, и еще менее соблазнительной.
– Вниз! – повторил он. – Живо!
– Выполняй, голуба, – посоветовал Толстяк. – Прыгай, а то столкнем. Лучше лезь сам, пока он не рассердился.
Я рванулся в сторону. Но в ту же секунду Черволицый схватил меня и потянул обратно. Я уперся и подался назад, очень вовремя оглянувшись, чтобы успеть превратить падение в неуклюжий прыжок.
До дна оказалось далеко. Падать было не так больно, как на Земле, но лодыжку я подвернул. Значения это не имело – я никуда не собирался, поскольку дырка в потолке была единственным отсюда выходом.
Я очутился в камере примерно двадцать на двадцать футов, вырубленной, как я решил, в твердой скале, хотя определить точно было трудно – стены и потолок затягивал тот же материал, что и в каюте корабля. Полпотолка закрывала осветительная панель. Вполне можно читать, если бы было что. Единственная деталь, разнообразящая обстановку – струйка воды, вытекающая из отверстия в стене в углубление размером с ванну и сливающаяся неизвестно куда.
В камере было тепло, что мне понравилось, поскольку я не нашел ничего, напоминающего кровать или постель. И раз я уже пришел к выводу, что придется провести здесь довольно много времени, я, естественно, интересовался проблемами пищи и сна.
Потом я решил, что сыт всем этим по горло. Занимался я себе своим собственным делом у себя во дворе, и тут принесло этого Черволицего. Усевшись на пол, я стал обдумывать самые мучительные способы предания его медленной смерти.
Наконец, я бросил заниматься чепухой и снова подумал о Крошке и Материне. Где они? Не лежат ли их трупы между горами и станцией Томба? Мне пришла невеселая мысль о том, что бедной Крошке было бы лучше вовсе не очнуться от второго обморока. О судьбе Материни я мог лишь догадываться, поскольку мало что вообще о ней знал, но в смерти Крошки уже не сомневался. Что ж, есть определенная закономерность в том, что я сюда попал – рано или поздно странствующему рыцарю суждено угодить в темницу. Но по всем правилам прелестная дева должна быть заключена в башне того же замка. Прости меня, Крошка, не рыцарь я, а всего лишь подручный аптекаря. Клистирная трубка. «Но чистота его сердца удесятеряет его силы!»
Не смешно.
Потом мне надоело заниматься самобичеванием, и я решил посмотреть, сколько времени, хотя значения это и не имело. Но, согласно традиции, узник обязан делать отметки на стенах и считать проведенные в темнице дни, так что я решил, что можно и начать. Но мои наручные часы не шли, и завести я их не мог. Пожалуй, восемь «g» оказались для них слишком сильной нагрузкой, хотя они преподносятся как противоударные, водонепроницаемые, антимагнитные и иммунные к антиамериканским настроениям [10].
Немного спустя я лег и уснул.
Разбудил меня грохот.
Это свалилась на пол консервная банка. При падении она не разбилась, но ключ был на ней, и я быстренько ее вскрыл. Солонина и очень недурная. Пустую банку я отмыл как следует, чтобы не пахло, и приспособил под чашку – вода могла быть отравлена, но другой не было все равно.
Вода оказалась теплой, и я вымылся. Сомневаюсь, чтобы за последние двадцать лет кто-нибудь из моих соотечественников нуждался в ванне больше, чем я сейчас. Затем я постирал одежду. Мои рубашка, трусы и носки были сделаны из быстро сохнущей синтетики; джинсы сохли дольше, но меня это не беспокоило. А вот знай я, что попаду на Плутон, я безусловно захватил бы с собой хоть один из двухсот кусков мыла «скайвей», сложенных на полу у нас в чулане.
Стирка надоумила меня произвести инвентаризацию наличного имущества. У меня имелись: носовой платок; шестьдесят семь центов мелочи; долларовая купюра, настолько затасканная и пропитанная потом, что даже портрет Вашингтона стал почти неразличим; автоматический карандаш с рекламной надписью – «лучшие молочные коктейли – в ресторане Джея для автомобилистов» (брехня, конечно, – лучшие коктейли в городе делал я); наконец, список продуктов, которые мама просила купить у бакалейщика, и которые я не купил из-за того идиотского кондиционера в аптеке. Список оказался не таким затасканным, как доллар, потому что лежал в нагрудном карманчике рубашки.
Я разложил все вещи в ряд и осмотрел их. Сомнительно, чтобы из них удалось сделать чудесное оружие, с помощью которого я сумею вырваться отсюда, захватить корабль, научиться им управлять и, победоносно вернувшись домой, предупредить Президента об опасности и спасти страну. Я разложил вещи по-другому. Но даже от этого они не стали похожи на материал для чудо-оружия. Просто потому, что не были им.
Разбуженный кошмарами, я вдруг отчетливо вспомнил, где я нахожусь, и мне захотелось обратно в кошмарный сон. Я лежал, жалея самого себя изо всех сил, и вскоре слезы ручьем хлынули на мой дрожащий подбородок. Я никогда не ставил самоцелью «не быть плаксой», отец не раз говорил, что в слезах ничего дурного нет, просто на людях плакать не принято, хотя у некоторых народов плач считается делом общественно полезным. Однако у нас в школе прослыть плаксой было не очень полезно, так что я отучился плакать уже давно. К тому же, слезы изматывают, но ничего не меняют. Так что я закрыл краны и взялся за оценку обстановки.
Планы у меня возникли следующие:
1. Выбраться из этой ямы.
2. Найти Оскара и влезть в него.
3. Выбраться наружу, украсть корабль и отправиться домой – если соображу, как.
4. Придумать оружие или способ, как отбиться от черволицых или отвлечь их внимание, пока я сбегу и буду искать корабль. Это как раз дело легкое. Любой супермен, обладающий даром телепортации и другим стандартным набором парапсихологических чудес справится запросто. Не забыть бы только составить абсолютно надежный план операции и уплатить страховой взнос.
5. Самое главное: прежде, чем сказать «прости» романтическим берегам экзотического Плутона и его гостеприимным красочным туземцам, необходимо удостовериться, что ни Крошки, ни Материни здесь нет, а если они здесь, то забрать их с собой, ибо – вопреки мнению некоторых – лучше быть мертвым героем, чем живой гнидой. Смерть, конечно, дело пакостное и неопрятное, но ведь и гниде придется когда-то умирать, как ни пытайся она остаться в живых, а до этого дня придется жить, постоянно объясняя, почему поступил тогда так, а не иначе. Строить из себя героя, разумеется, занятие малопривлекательное, но альтернатива этому выглядит куда как хуже.
10
Роман вышел в свет всего через год после смерти сенатора Дж. Маккарти, возглавлявшего сенатскую комиссию по расследованию антиамериканской деятельности, и это слово было тогда у всех на слуху.