Северное сияние (др.перевод) - Пулман Филип (книги онлайн полные версии бесплатно .txt) 📗
— Да. Я сбежала…
— Ладно, помолчи пока. Тише. Джаксер, оттащи тело в тень. Керим, погляди, нет ли кого.
Лира с трудом поднялась, прижимая кота Пантелеймона к груди. Он извернулся, чтобы посмотреть в сторону, Лира поглядела туда же, поняла, и ей тоже стало любопытно: что происходит с деймонами убитых? Они растворялись — вот что; таяли и уплывали, как частицы дыма, тщетно стараясь удержаться за своих людей. Пантелеймон зажмурил глаза, а Лира опрометью бросилась за Тони Костой.
— Что вы здесь делаете? — спросила она.
— Тихо, девочка. Не буди лиха, оно и так не спит. Поговорим в лодке.
Он провел ее по деревянному мостику к середине бухты. Другие двое бесшумно шли за ними. Тони свернул на деревянный пирс, а оттуда спустился в каял и открыл дверь каюты.
— Заходи. Быстро.
Лира вошла, похлопав по сумке (она не выпустила ее из рук даже под сетью), чтобы убедиться, на месте ли алетиометр. В длинной узкой каюте, при свете фонаря, висевшего на крюке, она увидела могучую толстую женщину с седыми волосами. Женщина сидела за столом с газетой, и Лира узнала в ней мать Билли.
— Кто это? — спросила женщина.
— Неужто Лира?
— Она. Ма, надо двигаться. Мы убили двоих на пристани. Думали, они Жрецы, но, наверное, — турецкие торговцы. Они схватили Лиру. Не спрашивай — расскажу, когда отчалим.
— Поди сюда, детка, — сказала Ма Коста. Лира подошла с радостью, но и с опаской, потому что руки у Ма Косты били, как молот, а она теперь точно вспомнила: именно эту лодку они захватили с Роджером и другими ребятами из Колледжа. Но хозяйка лодки взяла Лиру обеими ладонями за щеки, а ее деймон, большая серая собака, похожая на волка, наклонился и лизнул Пантелеймона — кота в темя. Потом Ма Коста обняла Лиру своими толстыми руками и прижала к груди.
— Не знаю, что ты тут делала, но вид у тебя усталый. Сейчас волью в тебя чего-нибудь горячего, а потом ложись на кровать Билли. Присаживайся, детка.
Похоже было, что пиратство прощено или, по крайней мере, забыто. Лира села на обитую скамью перед чисто вымытым сосновым столом, и в это время лодку затряс басовитый рокот газолинового мотора.
— Куда мы плывем? — спросила Лира.
Ма Коста поставила кастрюлю с молоком на железную печку и скребла по колоснику, чтобы посильнее развести огонь.
— Плывем отсюда. Не разговаривай. Поговорим утром.
И не сказала больше ни слова: дала Лире чашку горячего молока, поднялась на палубу, когда лодка пришла в движение, пошепталась с мужчинами. Лира пила молоко, и, приподняв шторку, смотрела, как проплывают мимо темные пирсы. Через две минуты она уже крепко спала.
Лира проснулась на узкой койке под уютный шум мотора, ворчавшего где-то внизу. Села, ударилась головой, выругалась, пощупала вокруг себя и выпрямилась, на этот раз осторожнее. В жидком сером свете разглядела три койки, пустые и аккуратно заправленные — одну под своей, две другие напротив. Обнаружила, что на ней только рубашка, а платье и волчья шуба сложены в ногах койки вместе с сумкой. Алетиометр был на месте. Она быстро оделась, вышла за дверь и очутилась в теплой части каюты, где стояла печка. За окнами по обоим бортам клубился туман, иногда в нем возникали темные очертания — то ли домов, то ли деревьев.
Она не успела выйти на палубу: наружная дверь открылась, и в каюту спустилась Ма Коста в старом твидовом пальто, покрытом изморосью, словно тысячами крохотных жемчужин.
— Выспалась? — сказала она, потянувшись за сковородкой.
— Теперь сядь в стороне, а я приготовлю тебе завтрак. Не стой тут, места мало.
— Где мы? — спросила Лира.
— В Большом Узловом канале. Не высовывайся отсюда. Чтобы я тебя не видела на палубе. Дела нехорошие.
Она кинула в сковородку два ломтика бекона и разбила над ними яйцо.
— А что нехорошего?
— Ничего, как-нибудь справимся, если не будешь высовываться.
Она молчала, пока Лира не кончила есть. Один раз лодка замедлила ход, что-то стукнуло ее в борт, послышались сердитые и громкие мужские голоса; но потом кто-то пошутил, в ответ раздался смех, голоса отдалились, и лодка двинулась дальше.
Наконец в каюту спустился Тони Коста, весь покрытый изморосью, как и мать. Он встряхнул свою шерстяную шапку над плитой, капли зашипели и забегали по ней.
— Что мы ей расскажем, Ма?
— Сперва спросим — расскажем потом.
Тони налил кофе в металлическую кружку и сел. Это был крепкий, смуглый человек, и теперь, разглядев его при дневном свете, Лира увидела, какое печальное и хмурое у него лицо.
— Правильно, — сказал он.
— Ну-ка, расскажи нам, что ты делала в Лондоне, Лира. Мы уж думали, что тебя забрали Жрецы.
— Я жила у этой дамы…
Лира кое-как собрала в голове обрывки происшедшего, а потом сложила их по порядку, как карты в колоде. Она рассказала им обо всем, кроме алетиометра.
— А потом, вчера у ней на вечеринке, я узнала, чем они на самом деле занимаются. Миссис Колтер — сама из Жрецов и собиралась использовать меня, чтобы ловить других детей. А что они с ними делают…
Ма Коста вылезла из каюты и отправилась в кокпит. Тони дождался, когда за ней закроется дверь, и договорил за Лиру:
— Мы знаем, что они делают. По крайней мере, знаем часть. Мы знаем, что они не возвращаются. Ребят увозят на Север, далеко, и там устраивают над ними эксперименты. Вначале мы думали, что на них пробуют разные болезни и лекарства, — но зачем это было начинать ни с того ни с сего года два или три назад? Потом мы подумали про тартар, может, у них там с ними какая-то тайная сделка в Сибири. Потому что тартары тоже ездят на Север, как все остальные — из-за угольного спирта и огненных шахт, а о войне ходили слухи еще до Жрецов. И мы решили, что Жрецы подкупают тартарских вождей детьми — ведь тартары их едят, верно? Жарят детей и едят.
— Не может быть! — сказала Лира.
— Едят. Тут много чего можно рассказать. Ты когда-нибудь слышала про Налькайненов?
— Нет. Даже у миссис Колтер. А кто они?
— Это такие призраки, которые водятся в тамошних лесах. Ростом с ребенка и без голов. Ходят ощупью по ночам, и если ты уснул в лесу, они тебя хватают и не отпустят ни за что на свете. Налькайнены — это северное слово. И Духососы тоже опасные. Плавают по воздуху. Иногда встречаешь их кучами, когда слетаются вместе или застревают в куманике. Стоит им тронуть тебя, из тебя выходит вся сила. Их не видно, только как бы марево в воздухе. И Бездыханные…
— А это кто?
— Наполовину убитые воины. Живой — это одно дело, а мертвый — другое, а быть полуубитым хуже и того, и другого. Они просто не могут умереть, а жить им совсем невозможно. И вечно бродят. Бездыханными их зовут из-за того, что с ними сделали.
— Что сделали? — сказала Лира, выпучив глаза.
— Северные тартары разрезают им ребра и вытаскивают наружу легкие. Это особое искусство. Это делают, не убивая их, но их легкие сами уже не могут работать, их должны руками накачивать деймоны, так что люди эти и дышат, и не дышат, они и живые, и мертвые, понимаешь? Полуубитые. А деймоны их должны качать и качать, днем и ночью, иначе погибнут вместе с ними. В лесу можно набрести на целый взвод Бездыханных, так я слышал. А еще есть панцербьёрны — слышала? Это значит, бронированные медведи. Они вроде белых медведей, только…
— Да! Я слышала про них! Один там вчера вечером сказал, что моего дядю Азриэла посадили в крепость и его сторожат бронированные медведи.
— Ну? А что он там делал?
— Исследовал. Но как этот человек говорил, получается, что дядя не на стороне Жрецов. По-моему, они были рады, что он в тюрьме.
— Ну, ему оттуда не выйти, если сторожат бронированные медведи. Они вроде наемников, понимаешь? Продают свою силу любому, кто заплатит. У них руки, как у людей, и они давно научились обрабатывать железо, по большей части, метеоритное железо — делают из него большие листы для своих лат. Они веками совершали набеги на скрелингов. Они страшные убийцы, не знают жалости. Но слово свое держат. Если ты заключил сделку с панцербьёрном, он не обманет.
