Граница нормальности - Цыбиков Ч. (читать книги полностью TXT) 📗
Прошла неделя.
Это была очень насыщенная неделя.
Теперь по утрам Альберт будил меня, не облизывая, а тыкал носом под рёбра, всё настойчивей и настойчивей, пока я не вставал. За эти дни усвоил, что собаки хотят есть всегда, но кормить их всё же лучше два раза в день. Объяснил Альберту, почему он должен закапывать свои какашки (Альберт сначала возражал, говорил, что собаки так не делают, но я уверил его в том, что говорящие собаки только так и делают).
Нечаянно поинтересовался его отношением к кошкам, и неожиданно получил в ответ целую тираду.
Оказывается, ничего против «них» в целом Альберт лично не имеет, и относится с пониманием. Ну и любой нормальный здоровый пёс тоже. Ну кошки и кошки, всё нормально, пока они не начнут лезть ко всем со своей кошковостью — гадить в тапки, драть мебель и ковер. На моё замечание, что немногие кошки так делают, Альберт почти с горечью сказал, что вот, из-за меньшинства страдают нормальные коты и кошки. Когда же я сказал, что с точки зрения человека домашние собаки и кошки по функционалу почти одно и то же, Альберт строго ответил, что мысль о том, что собаки похожи на кошек, неверна, и что собаки и кошки разные в принципе. Я спросил тогда, как отличить нормального кота от плохого. Альберт туманно пояснил, что нормальные — они вообще нормальные, кошки и кошки, почти как собаки, а ненормального сразу видно. Он, сказал Альберт, может даже и нормальный, но вот у него в башке сдвинуто что-то, и он считает шиком вести себя как «настоящий» кот. Эта, как её, мода, горько сказал Альберт.
Я же ответил на кучу вопросов относительно человеческого поведения. Вопросы были самые разные. Например, зачем я хожу на работу. Или почему ушла Лариса. И почему потом ушла Лена. И почему от меня все уходят.
Или зачем телевизор.
Кстати, о телевизоре. Я смотрел по кабельному футбол. Мне нравится смотреть английский футбол, есть в нём что-то первородное, игра как она есть. Тут звякнула на кухне микроволновка, сообщая миру, что фаршированная курица согрелась.
Когда я вернулся в зал с подносом, по телевизору уже вещал «National Geographic». Какие-то хищники прыгали по экрану, валя с ног резвых антилоп, и внимательный Альберт смотрел на это дело, не отрываясь.
Я подобрал с пола валявшийся подле Альберта пульт, переключил на футбол и положил пульт возле себя на диван, и вот тут-то до меня и дошло, что пока меня не было в комнате, кто-то включил «National Geographic». Пока я в тяжком изумлении осмысливал произошедшее, Альберт подошёл к дивану, взял пастью пульт, положил его на журнальный столик, подталкивая носом, нацелил его на телевизор, и носом же переключил канал. Остолбенение моё как рукой сняло.
— Эй, — сказал я, — собака наглая! А ну отдай пульт!
Альберт тут же взял пульт в пасть, и, косясь на меня, боком отбежал в сторону.
Я разозлился. Стянул с ноги тапок и, резво шагнув к псу, с силой шлепнул его тапком по спине.
— Я же, гав, друг! Гав! А друзей, гав, не бьют!
От возмущения Альберт обильно пересыпал свою речь лаем, пульт при этом однако из пасти не выпустил, из-за чего говорил немного невнятно.
Я наладился стукнуть его снова, и тогда он выпустил пульт и с тихим рычанием обнажил клыки.
— Ты смотри, — сказал он, — я ведь и цапнуть могу.
— Не дотянешься, — ответил я.
— Недооценка собачьих возможностей — большая человеческая ошибка — сказал он. — Собаки очень быстрые.
Ешкин кот! То есть пёс. Как сильно изменилась за эту неделю его речь.
— Вот ты, значит, как. Кусаться надумал. Всё, паразит, — сказал я, чувствуя собственное бессилие. — Я с тобой не разговариваю.
А что прикажете делать? Бить его, видимо, стало опасно. Не кормить, так он чего доброго меня самого на харчи пустит.
И тогда я выдернул из розетки шнур телевизора.
Так сказать, ни себе и ни людям. То есть собакам.
Вечером, часов в семь, Альберт пришёл извиниться.
Я сидел на балконе, этаж третий — всё видно, всё слышно, и не так высоко, как, к примеру, пятый, что при наличии отсутствия лифта фактор весьма существенный.
Во дворе, на лавочке курили девочки. Впрочем, какие они девочки, вон какие вымахали. Зрелище было свойства сомнительного, но приятное тем не менее. И вот я, значит, сидел, наслаждался этим сомнительным зрелищем и неторопливо думал о том, как я теперь буду жить. Сильно удручало то обстоятельство, что всё происходящее меня особо не впечатляло. Нет, я понимал, чем мне может всё это дело грозить, но — как-то не трогало. Но мысли о том, что вот такая бесчувственная дубина, навевало.
Не совсем полноценен, так сказать.
Рядом со мной тихо возник Альберт.
— Пойдём гулять, — сказал он просительно. За последние два дня он стал довольно выразительно интонировать.
Я Альберта проигнорировал.
Тогда он легонько потянул меня зубами за штанину.
— Пойдём, а? — сказал он, не разжимая зубов.
— Да пошёл ты, — сказал я.
— Я бы с удовольствием, — отпустил штанину Альберт. — Но без тебя у меня не получается.
Скотина какая, подумал я, хоть бы притворялся немного.
— Кусаться он вздумал.
— Я же пошутил!
Я посмотрел на Альберта. Он опять сидел в этой идиотской позе воспитанной болонки и смотрел на меня широко открытыми глазами.
Врёт ведь, сволочь.
— Да чтобы я укусил тебя! Ты же друг!
— Плохая шутка, — сказал я.
— Извини! — Альберт упал на спину и начал извиваться. — Больше не буду! Я ж собака! Я ж не умею шутить!
— Ладно, — сказал я. — Пошли.
Для начала мы зашли в круглосуточный магазин. Альберт интеллигентно сидел возле входа, пока я покупал пиво. Потом мы пошли по вечернему городу неторопливо, как и подобает человеку, находящемуся в отпусках и не затеявшему никакого безумия вроде ремонта.
Перед нами шла девушка. В светлой блузке, в отлично сидящих джинсах, в босоножках на каблучке-шпильке. Я обратил на неё внимание ещё в магазине. Потому что симпатичная, потому что кроме нас никого больше в магазине не было. Альберт трусил по левую ногу, изредка поглядывая на меня.
— Нравится? — спросил он вдруг.
— Чего? — я и в самом деле в первый миг не понял, что он имеет ввиду.
— Девушка впереди, — пояснил он.
— Да, — сказал я, — пожалуй.
— Счас, — сказал он и слегка прибавил шагу. Поравнялся с девушкой и негромко гавкнул. Девушка вскрикнула и отскочила в сторону. Каблучок-шпилька сыграл на камушке, и она упала. Альберт отскочил в сторону, сам, по-моему, напуганный таким разворотом событий.
— Фу! — заорал я дурным голосам и кинулся девушку поднимать. Впрочем, было похоже, что не очень-то ей моя помощь нужна. Она уже вставала с асфальта, глядя на меня сердитыми глазами.
— Это ваша собака? — спросила она требовательно. Я в некотором замешательстве посмотрел на Альберта и уже открыл было рот, и даже успел произнести звук «н», но тут этот подлый пёс подошёл и потерся о мою ногу.
— Моя, — сказал я обречённо.
— Может, мне в суд на вас подать? — сказала она задумчиво. Словно прикидывая, сколько можно с меня содрать. Какая-то на редкость спокойная девушка.
— Да он не кусается, — сказал я неубедительно.
— Ага, — сказала девушка.
— Он смирный, — попробовал я ещё раз.
— Ага, — сказала девушка.
— А хотите я вам пива куплю?
Альберт медленно повернул голову, вот так — снизу вверх, и посмотрел на меня.
— То есть хотите откупиться бутылкой пива, — сказала девушка.
— Бутылкой хорошего, вкусного пива, — уточнил я.
— Удачи, — сказала она. Не в смысле «попытайся», а в смысле «пока».
Я смотрел, как идёт она, удаляясь от меня в неверном фонарном свете. Сожалеть, в общем-то, было не о чем, и всё же подобные обломы поднятию духа не способствуют ну никак.
— Ты зачем гавкнул, дебил? — спросил я Альберта. Слово «дебил» я произнёс с особенным удовольствием. Во-первых, хотелось, а во-вторых, имел законное право.
