Тыквенное семечко - Шипилова Инесса Борисовна (книги без регистрации полные версии txt) 📗
'Надо же, вылитый лев с рисунка Лерр', - Роффи так удивилась совпадению, что выронила письма из рук.
Грелль тем временем откусил пирожок, погрузившись в чтение журнала.
— Хвощ полевой, — громко прочел он заголовок статьи. — 'Невероятные заросли хвоща можно увидеть в верховьях реки, недалеко от Сгинь-леса, — прочел Грелль. — Это травянистое споровое растение растет здесь, раскинувшись на несколько сотен шагов. Сок из хвоща очень полезен. Отшельник, живущий неподалеку в пещере, поделился с нами рецептом удивительного отвара, который помогает ему быть в добром здравии вот уже много лет. Если смешать в равных частях хвощ полевой, корень ежевики, кору дуба, пастушьей сумки и листьев малины'… подумать только… — Грелль снова отхлебнул чай, — тут даже фотография этой пещеры с отшельником в хвощовых зарослях, — он внимательно посмотрел на фотографию и побледнел, чашка застыла в воздухе.
— Что-то не так? — Роффи обеспокоенно посмотрела на гостя, бросив раскладывать письма.
Грелль резко закрыл журнал, посмотрев на год его издания.
— Можно, я возьму его на время? — Он встал с кресла, задумчиво потирая подбородок.
— Можно даже насовсем… — Роффи внимательно смотрела на Грелля. — Ты можешь мне объяснить, что случилось? — серьезно произнесла она, поднимаясь с ковра.
— Пока — нет, — парень снял с себя плед. — Я, пожалуй, пойду. — Он выскочил из комнаты, торопливо чмокнув Роффи в щеку.
Та растерянно посмотрела ему вслед.
— Пожалуй, журнал 'Тропа' намного интересней, чем я думала, — произнесла она вслух, накручивая прядь волос на палец.
*** *** ***
Старый ливнас Туссель варил щи из молодой крапивы. Он ловко помешивал ложкой закипающий обед, отметив про себя, что если риса добавлять чуть-чуть поменьше, вкусовые качества блюда при этом не страдают совершенно. Это открытие обрадовало его и одновременно озадачило, какие бы еще процентные соотношения известных ему рецептов можно было сократить в целях экономии. Он выглянул в окно на плотную завесу дождя и порадовался, что находится на своей маленькой кухне, а не в горах с пучками трав.
'Не зря у меня вчера так суставы крутило, — подумал он, глядя на проливной дождь, — вон как хлещет, хоть бы крыша не потекла'. Туссель задрал голову, внимательно рассматривая потолок старого ясеня.
Щи в этот момент булькнули, выплюнув из кастрюли горячие капли. Старичок убавил огонь и, кряхтя, пошел за тряпкой.
Маленькая кухня была почти вся увешана пучками сухих трав. Они гирляндами свисали с потолка, обрамляли круглое окошко, торчали из большого плетеного сундука и валялись охапками на деревянных полках. Туссель знал в них толк и пытался все накопленные знания передать своему внуку Греллю.
— Запомни, внучок, — частенько говорил он, — траву нужно чувствовать сердцем. Иной раз даже названия ее не знаешь, а будто что-то тебе подсказывает — для твоего отвара ее доложить надо! А бывает, посмотришь, до чего растение видное! Потом присмотришься к нему — яд смертельный! Ты вот на нашего аптекаря Фабиуса посмотри! Толковый ливнас, плохого наговаривать не хочу, но ведь он пытается травы головой понять. Все названия их заучивает по латыни, в микроскопы смотрит. Не той дорожкой идет. А ты вот, — тут он обязательно брал в руки какой-нибудь лежащий рядом пучок и потрясал им в воздухе, — у матушки-природы учись! Она тебе даст в тыщу раз больше, чем те мудреные книжки.
На Грелля обычно жаловаться не приходилось, парень схватывал все на лету и знал не меньше него.
Туссель налил щи в тарелку и, повязав на груди большую салфетку, сел за стол. В этот момент дверь кухни распахнулась, на пороге возник промокший до нитки Грелль.
Туссель застыл с поднятой у рта ложкой, молча наблюдая, как капли дождя стекают с плаща Грелля на ковер.
— Что-то в твоем рассказе не сходится, дед, — он, нахмурившись, бросил мокрый журнал на стол. — Ты у нас до засухи был отшельником, не так ли? — Парень пристально смотрел деду в глаза, смахнув текущие струйки дождя со лба.
Рука с ложкой вздрогнула и тихо опустилась. Туссель снял с себя салфетку и тяжело вздохнул.
— Э-э-эх! Знал я, что правда-матушка рано или поздно выплывет… — он швырнул ложку на стол и, вскочив со скамейки, стал семенить по кухне взад-вперед.
— Да ты лучше сядь, дед, тут места не много, — Грелль снял плащ и, тряхнув мокрой головой, пододвинул Тусселю скамейку. — Ну?
Тот еще раз тяжело вздохнул и, кряхтя, сел напротив внука, почесывая бороду.
— Ну, значит, дело было так, — Туссель покосился на мокрый журнал и схватил ложку со стола. — Вот, представь себе, я решил стать отшельником. Это было за три года до засухи. Не мог уже среди ливнасов находиться, куда ни глянь — обман, грязь, грех. Душа моя не выдерживала, — он прижал ложку к груди. — Ушел в горы, жить одному было легко и отрадно. Я ведь и засуху легко перенес, когда другие так намучились. И вот второго апреля после обеда, пошел за водой, слышу — детский плач, ребенок грудной где-то рядом плачет — разрывается. Смотрю, возле изгиба речки корытце перевернутое, а рядом малютка плачет.
— Это был я? — Грелль смотрел на него исподлобья.
Туссель кивнул головой, бросив ложку в тарелку.
— Ты только представь себе, что я пережил! Я ведь сразу смекнул, откуда ты, — он махнул в сторону дворца. — Какая то девчонка, видать, нагрешила, а потом, чтобы работу не потерять, тебя в корытце положила, да и вниз по реке отправила. Повариха, наверное, а может и фрейлина. А я столько лет колени в молитвах протирал, да лбом все камни в горах обстучал, чтоб от греха избавиться, а Святой Хидерик плод греха взял, да и мне прислал. — Туссель закрыл лицо руками. — Ну конечно, я тебя люблю как родного, и не хотел, чтобы ты все это узнал, поэтому и придумал историю, что родители умерли в засуху. Так уж я боялся, что правда всплывет! Позор-то какой! — Туссель сидел сгорбившись и как будто стал меньше ростом.
Лицо Грелля стало белым как полотно.
Туссель поднял на него глаза.
— Ты не переживай, я никому и слова не сказал, все уверены, что ты мой родной внук. — Он медленно встал и пошел к тумбочке. Налил травяной отвар и залпом выпил.
— Я пройдусь по лесу, — Грелль резко встал и вышел на улицу.
Он снова окунулся в проливной дождь, даже не зная, куда пойдет. Надо же, он, оказывается, подкидыш! Его просто взяли и выбросили как мусор, лишь только он появился на свет. В груди все сжалось, как будто туда вбили кол, все вокруг почернело. Греллю никогда еще не было так плохо. Он брел по глубоким лужам, которые не успевала впитывать земля, то и дело останавливаясь и облокачиваясь на стволы мокрых деревьев. Сильная вспышка молнии осветила серый, вдруг ставший совершенно чужим лес. Лес, где у него, оказывается, нет ни одной родной души. Грянул сильный гром, и парню показалось, что это его сердце рвется на части. Он остановился и сел на корточки рядом с каким то старым пнем.
— Я один на всем белом свете… — крутилось у него в голове, — я никому, никому не нужен… моя мать меня выбросила… — слезы брызнули из глаз и, смешавшись с дождем, потекли по щекам. — Больше в моей жизни ничего не будет… никогда, ничего хорошего не будет…
Ему казалось, что внутри распахнулся настежь какой-то потаенный ящик, выпуская наружу злобные мысли, одну черней другой. Они подобно ядовитым гадам обвили вокруг Грелля тугое кольцо, которое, казалось, вот-вот его задушит. Он схватился за голову, сжав руками виски.
— Грее-е-елль! — внезапно услышал он крик сквозь грохот грома.
Он поднял мокрое лицо и увидел, как по тропинке к нему бежит Роффи.
— Что это ты тут расселся? — строго спросила она. — Наверное, журнал 'Тропа' так рекомендует встречать первую грозу?
От этого глупого вопроса удушающий страх вдруг лопнул, и Грелль расхохотался во все горло. Глядя на него, Роффи тоже засмеялась. Они хохотали до слез, упав в грязную лужу. Лес осветился солнечными лучами, выпрыгнувшими из-за серых туч тоненькими иголочками. Миллиарды дождевых капелек отразили солнечный свет, сверкнув единым блеском.
