В ночь большого прилива - Крапивин Владислав Петрович (книги полностью TXT) 📗

– Все равно я найду того прыщавого…

– Разве это он ранил? – спросил я.

– Конечно. Ты не видел?

Я не видел. Я тогда… Что я тогда? Ага, я зажимал локтем раненый бок… Черт, я и забыл о ране! Саднящая боль была все время, но я привык и не думал о ней. А, вот в чем дело: ткань присохла и остановила кровь…

– Посмотрите у меня, – сказал я Мастеру.

…Ух, как больно отдирается рубашка. Ничего, Братику было больнее. А вот и лист… Мокрый, прохладный. Влажный холод словно втягивает в себя боль, растворяет ее. Вот уже совсем хорошо. Даже усталость поубавилась.

Значит, и Братику так же хорошо? Тогда все в порядке…

Я сел на низкий треугольный табурет, привалился спиной к холодной стене. Осмотрелся наконец.

Высокая комната, яркие свечи в настенных светильниках. Стены голые, из песчаника (как та стена с фонариками!), под потолком – скелет крылатого ящера. Неструганный стол, на нем приборы, похожие на старинные штурманские инструменты в Музее флота в Ленинграде.

Мастер сдвинул инструменты на край, принес на стол горшок и глиняные кружки.

– Поешьте, рыцари, – сказал он. Слово “рыцари” прозвучало с грустной насмешкой.

В кружках был сладкий молочный кисель, он пах степной травой.

Мастер смотрел на нас голубыми слезящимися глазами. Только сейчас я понял, что он очень-очень старый. У него были тонкие коричневые пальцы с узловатыми суставами, сухая кожа на руках. Пальцы слегка дрожали, когда Мастер брал свою кружку.

– Когда кончатся эти багровые времена? – горько сказал он. – Когда Великий Канцлер перестанет печалиться о страдающих детях?

Я не смог сдержать раздражения:

– Если он такой добрый, этот ваш Канцлер, зачем он позволяет литься крови?

– Он не добрый и не злой, – сказал Мастер. – Он неизбежный. Как и все в этом мире.

– Ну, неужели все-все у вас расписано наперед? Легенда о Большом Мастере – это правда?

Мастер кивнул:

– Все правда. Он проник сквозь Время и составил Книги… Не знаю, может быть, это была ошибка. Зачем каждому человеку заранее знать свою судьбу?

– Каждому? – не поверил я. – Но разве можно описать судьбу всех людей за несколько веков? С этим не справится и тысяча ученых.

– Ему помогал Белый Кристалл, – грустно сказал Мастер. – Большой Белый Кристалл, который все знал и все помнил. Он таял, пока писались книги. А когда был закончен великий труд, Кристалл рассыпался в пыль.

Пока мы говорили, Валерка смотрел то на меня, то на Мастера тревожными глазами. Наконец он спросил:

– Но разве каждый человек знает свое будущее?

– Если хочет. И если он взрослый. Взрослые получают у Канцлера знак совершеннолетия. В нем записано все. Не всякий только может прочитать, но Мастер, если попросят, может. В каждом знаке – пыль Белого Кристалла.

Я увидел, как Валерка побледнел. Он медленно встал и, оглядываясь на Мастера, пошел к Братику. “Не надо”, – хотел сказать я, но почему-то не смог. Валерка откинул на Братике одеяло, осторожно сунул пальцы в карман его сбившихся штанишек. Еще раз оглянулся и вытянул на свет медальон.

Коричневый орех закачался на белом шнурке.

– Этот? – шепотом спросил Валерка.

Старик потянул к медальону дрожащие пальцы.

“Не надо”, – снова хотел сказать я. Но неизвестность была бы слишком мучительна. Вдруг тайные знаки говорят о чем-то страшном?

Да нет, чепуха! Братик – маленький. Он будет жить долго-долго. Сейчас Мастер прочитает и скажет, что все хорошо…

Мастер надавил орех ногтем, и тот раскрылся, как старинные часы. Я мельком увидел внутри что-то черное и в этом черном блестящие красные точки – словно вмазанные в смолу рубинчики от часов. Странно: ведь Кристалл-то белый. Мастер, морща лоб, долго смотрел на них, а мы не дышали. Потом он, пряча глаза, положил на раскрытый медальон пальцы – как слепой, читающий на ощупь. Еще посидел и негромко сказал…

Что он сказал?!

Он прошептал, глядя в сторону:

– Бедный ты мой…

– Что?! – крикнул я.

Мастер мелко затряс головой, а орех упал на пол, захлопнулся и укатился под стол.

– Там сказано, что убит сегодня, – однотонным голосом сообщил старик.

– Какая чушь! – со смехом сказал я. И оборвал смех под Валеркиным взглядом.

Валерка попятился к постели, словно хотел загородить Братика от беды.

– Он же не убит, – сказал Валерка. – Он просто спит. Видите?! Он спит!..

– “Сегодня” еще не кончилось, – горько возразил Мастер. Он, сутулясь, подошел к Братику, приподнял на его плече влажный лист. Даже издалека, от стола, я увидел, что вокруг ранки растеклась большая розовая опухоль.

Мастер осторожно положил лист.

– Черное воспаление, – пробормотал он. – Через час начнется горячка.

Он сел, нагнув голову, обхватил затылок.

Я чувствовал отвратительную слабость и не мог даже встать с табурета. Я только спросил:

– Неужели ничего нельзя сделать?

Мастер молча покачал головой.

Валерка как-то страшно сник и потемнел лицом. Он поверил. А я? Я тоже поверил. Здесь были свои законы.

Здесь…

– Переход! – вспомнил я. – Валерка, переход! Уйдем к нам! У нас такие врачи!

– Переход бывает в полночь, – тихо сказал Валерка. – А до полуночи он…

А до полуночи Братик умрет! Сегодня! Скоро…

Мне показалось, что он уже умер. Я рванулся к постели. Нет, он дышал, и довольно спокойно, только опять побледнел, и на губах появилась белая корочка.

– Сделайте же что-нибудь… – шепотом сказал Валерка.

– Сделайте же что-нибудь! – заорал я на Мастера. – Нельзя же так! Из-за какого-то ореха!!

У Мастера опять затряслась голова.

– Не из-за ореха… Из-за предначертания…

– Из-за предр… прен… Тьфу! Какого дьявола? Слушайте. Не может этого быть!

Мастер, не мигая, смотрел слезящимися глазами.

– Может… Есть…

– Что есть?! Про себя вы тоже знаете, когда помрете?

Он продолжал трясти головой.

– Через четыре года и три дня… Скорее всего, в День большого наводнения. Океан прорвет дамбы.

– А вы знаете, что прорвет, и ждете, как кролики! Надо чинить дамбы, а не резню устраивать!

– Резня… Такое время. Даже Канцлер бессилен…

– Гад ваш Канцлер, – сказал я. – А вы…

Я начал его ненавидеть. За дурацкую упрямую покорность, за беспомощность, за то, что не может помочь Братику… За то, что стены в его комнате из такого же камня, как Стена!

– Вы врете! – сказал я. – Вы не понимаете! А если до наводнения вы свалитесь с лестницы? Или подавитесь косточкой от сливы? Или этот дурацкий скелет грохнется вниз и пробьет вам голову? Тогда к чертям полетят все предсказания! Тогда все посыплется, как домик из спичек!

Он покорно кивнул:

– Посыпалось бы… Но не посыплется. Потому что никто не может разбить предначертание. То, что должно случиться, уже случилось в будущем, и никто не в силах это изменить.

Братик сзади чуть слышно забормотал. Я оглянулся. Валерка лежал головой на ногах у Братика, а в руке держал его ладошку.

Я не мог смотреть на это, опустил глаза. На полу, у постели, валялась моя рапира.

Я медленно повернулся к Мастеру.

– Никто не может изменить пред… начертанье, – хрипловато повторил я. – Да? А если…

Он понял. Он выпрямился. На щетинистом подбородке у него блестела капля молочного киселя. И все-таки он был не противный, а даже красивый, только совсем древний.

– Сделай это, Светлый Рыцарь, – негромко сказал он. – Я пробовал сам, я не сумел… Убей, если можешь.

Я не мог. Но теперь я отчетливо знал, как поступить.

– Валерка! – громко позвал я.

Он поднял мокрое лицо.

– Ничего, – сказал я. – Ты не думай, что все… Ты же звал меня не зря. До полуночи есть время. – И поднял рапиру.

Он смотрел на меня с надеждой. Ни до этого, ни после я не видел глаз, в которых была бы такая отчаянная надежда.