Вторая кожа - ван Ластбадер Эрик (электронная книга TXT) 📗
— Намеренно замкнутого? — предположил Линнер.
— Пожалуй, да. Очень похоже на то.
Помолчав минуту, полковник спросил:
— Он перенес обширные пластические операции?
— Фактически от его прежнего лица ничего не осталось.
В тоне доктора проскользнула неприкрытая гордость, словно Ваксман был его творением, что, впрочем, весьма соответствовало истине.
— Вы сказали, у него были глубокие и обширные раны.
— Совершенно верно.
— Именно поэтому пришлось полностью изменить лицо Ваксмана?
— Да нет, — махнул рукой Ингава. — Все его раны я зашил во время первой операции, которая продолжалась четырнадцать часов из-за нейрохирургических сложностей. Три последующие пластические операции на лице были сделаны по просьбе самого пациента.
— У меня есть для вас новость, Линнер-сан, — сказала Эйко однажды вечером. — Ваксман пытается завести себе друзей.
Полковник, набивавший свою трубку табаком, помолчал и затем спросил:
— Среди ваших клиентов?
— Да.
Он знал, что это означало. «Тенки» было тем местом, где удовлетворялись разнообразные сексуальные потребности офицеров американских оккупационных войск. Кроме них, сюда частенько захаживали и командированные для оказания помощи японскому правительству технические специалисты, экономисты, политики и бизнесмены. Каждый вечер в торуко можно было найти несколько таких посетителей. Большинство из них Линнер уже видел.
— Так вот зачем он ходит сюда! — пробормотал полковник.
Эйко принесла для него еду из заведения, расположенного на той же улице. Оно работало круглые сутки и обслуживало проголодавшихся посетителей «Тенки». Линнер заморил лишь червячка, оставив почти всю порцию для Эйко, которая никогда не ела досыта, и спросил:
— С кем конкретно он вступил в контакт?
— Я составила список. — Женщина вытащила из рукава кимоно свернутую в трубочку бумагу.
Просматривая список, полковник бросил небрежным тоном:
— Я уже наелся, Эйко-сан.
— Прошу прощения, что купила слишком много.
— Сочту за честь, если вы съедите оставшуюся рыбу и рис, — сказал Линнер, чуть нахмурившись.
— Благодарю вас, полковник, но совсем не голодна.
Он разжег свою трубку и, прочитав написанные каллиграфическим почерком имена, задумчиво произнес:
— Он охотится за самой верхушкой. Как вы думаете зачем?
— Наверное, собирается заняться бизнесом и хочет завязать нужные связи.
«Интересно, каким бизнесом?» — подумал полковник.
— Хорошо, Эйко-сан. Прошу вас и впредь записывать даты, по которым бывает здесь Леон Ваксман.
Взяв поднос, хозяйка торуко уже собиралась уходить, но полковник остановил ее:
— Я хотел еще поговорить с вами об этой женщине, Фэйс Сохил. Предположим, она капитан медицинской службы американской армии. Однако Оками-сан и я имеем основания считать, что это не единственное ее занятие. Не могли бы вы через своих друзей навести о ней справки?
— С удовольствием, Линнер-сан.
Несколько часов спустя, уходя домой, полковник тихонько заглянул в приоткрытую дверь комнаты Эйко и улыбнулся: женщина с огромным удовольствием доедала оставленную для нее рыбу и рис.
На следующий день Джек Доннау позвонил Линнеру и сказал, что хочет его видеть. Они встретились после работы в «Тенки».
— Я узнал о доме между складами, — начал майор без всяких вступлений. — Вы не поверите, но он принадлежит сенатору Маккейбу.
— Маккейбу? Какого черта он связался с недвижимостью в Токио? Да еще с домом, который мафия использует в качестве укрытия?
— Сногсшибательная новость, скажу я вам, — пожал плечами Доннау.
Полковник сдвинул брови:
— А вы уверены, что это правда?
— Абсолютно уверен, мой источник информации не вызывает ни малейших сомнений.
— Боже! — Полковник встал и подошел к окну. В его мозгу проносились десятки гипотез, но ни одна из них не казалась ему подходящей. Впрочем... Доннау сказал, что семьи Леонфорте и Маттачино стремятся к контактам с фашистами в Вашингтоне. Может, кому-то из них уже удалось завязать знакомство с самым главным фашистом на Капитолийском холме?
Спустя час после ухода майора явился Оками. Весь его вид говорил о том, что ему не удалось найти Фэйс Сохил.
— Я никогда не видел эту женщину. Как она выглядит, какого цвета у нее глаза? — спросил полковник.
— Синие, — ответил оябун и вышел, чтобы вымыть руки.
Это становится интересным, подумал Линнер, вспомнив слова нейрохирурга Ингавы, который сказал, что Ваксмана доставила в госпиталь женщина, назвавшаяся монахиней. И у нее были необычно яркие синие глаза. Кроме того, Оками как-то говорил, что после смерти Джонни Леонфорте Фэйс Сохил жила как монашенка. Что это — простое совпадение или именно эта женщина привезла своего любовника в госпиталь? Так ли уж она ненавидит Леонфорте, как считает Доннау? Наверное, Фэйс все-таки любила Джонни по-настоящему и теперь скрывает его новое имя!
Прошло три дня. Линнер давно не видел Эйко и решил заглянуть в ее комнату, но хозяйки торуко там не оказалось. Решив оставить ей записку с просьбой срочно зайти к нему, полковник подошел к столу, начал искать чистый лист бумаги и наткнулся на что-то блестящее. Это было серебряное распятие на тонкой цепочке. «Странно, — подумал Линнер. — Неужели она католичка?» Манеры и внешность Эйко были настолько японскими, что он всегда считал, что она исповедует буддизм. Если это не так, то почему женщина скрывает, что привержена западной религии?
— Это вы, полковник? — Эйко внезапно появилась в дверях. — Вы хотели меня видеть?
— Да, очень хотел. Собирался даже оставить вам записку.
Хозяйка торуко заметила распятие:
— Значит, теперь вам известна моя тайна.
Линнер поднялся из-за стола:
— Каждый человек имеет право исповедовать ту религию, какую он хочет. Зачем это скрывать?
Эйко внимательно посмотрела ему в глаза. Сейчас она была похожа на умную ворону.
— Вот вы, полковник, наполовину еврей, почему же старательно скрываете этот факт?
Не успев удивиться, откуда у нее такие сведения — ведь даже Оками не знал об этом, — полковник ответил:
— На то есть свои причины, Эйко-сан. Слишком много людей не любят евреев. Их подвергают дискриминации почти повсюду, хотя официальные круги упорно это отвергают. И у меня, несомненно, было бы немало неприятностей, если бы стало известно о моем происхождении.
— Не волнуйтесь, я никому об этом не скажу. У нас у всех есть свои тайны.
Женщина села в кресло, скрестив ноги на западный манер, чем полковник был крайне удивлен, и сказала на прекрасном английском:
— Видите ли, Линнер-сан, я принадлежу к Ордену, который, подобно евреям, подвергался и подвергается жестоким гонениям.
— Католический орден? А я-то думал...
— Я говорю о женщинах.
В комнате повисло мертвое молчание. За окнами шумел нескончаемый поток машин, из соседней комнаты доносились стоны и вздохи клиентов, занятых сексом.
Наконец, полковник спросил:
— Как это понимать, Эйко-сан?
— Я кое-что узнала о Фэйс Сохил, — сказала Эйко, игнорируя вопрос полковника, — ее нет в Японии, вот почему Оками-сан давно не видел ее.
— Она вернулась в США?
— Да, а перед отъездом жила какое-то время в доме между складами.
— Пожалуй, мне пора самому побывать в этом доме, — сказал полковник, словно разговаривая сам с собой.
— Хотите сделать это прямо сейчас? — неожиданно предложила женщина.
Внешне дверь дома казалась вполне обыкновенной, деревянной, но когда Эйко постучала в нее, раздался металлический звук. Интересно, кто ожидал полковника за этой дверью? Фэйс? Чезаре Леонфорте? Сенатор Маккейб? А может быть, сам Леон Ваксман — Джонни Леонфорте?
Дверь отворилась.
Девушка, лет двадцати не больше, провела их через овальный вестибюль по широкой лестнице на второй этаж. Пройдя по коридору, стены которого были обшиты вишневым деревом, они попали в великолепную библиотеку. Все детали ее убранства были изысканны и говорили о богатстве хозяина дома. Библиотека казалась весьма просторной из-за сводчатого потолка, с которого свисала австрийская хрустальная люстра. Высокие стеллажи красного дерева были уставлены тысячами книжных томов. Королевских размеров персидский ковер сочных рубиновых, сапфировых и изумрудных тонов был разостлан по полу. Из мебели в комнате находились два кожаных диванчика, пара кресел и кушеток, а также несколько ламп с зелеными абажурами. В углу стоял великолепный французский секретер блестящего грушевого дерева. Небольшие бронзовые с позолотой часы украшали кофейный столик из хрусталя и бронзы. За темно-зелеными бархатными портьерами угадывались окна.
