Шакал (Тайная война Карлоса Шакала) - Фоллейн Джон (смотреть онлайн бесплатно книга txt) 📗

“Карлос, действие последнее”, — записал репортер во вторник вечером, когда обвиняемый с красной пластиковой папкой и бутылкой минералки появился на скамье подсудимых. Он не утратил своей самоуверенности и, прежде чем сесть, с улыбкой оглядел собравшихся. За два дня до этого он трагически произнес: “Карлос мертв. Он никогда не сможет живым уехать из Франции. Если я попытаюсь организовать обмен заложниками, меня начинят свинцом. Но я горжусь тем, что сам выбрал этот путь еще в четырнадцатилетием возрасте, и я хочу умереть стоя, как революционер, не на коленях, но на пьедестале Революции”.

Его последняя речь была обращена не только к присяжным, которым сразу после этого предстояло удалиться для вынесения приговора, но к гораздо большей аудитории. “Меня должен услышать мир, потому что это его тоже касается”, — заявил Карлос, окидывая взглядом публику и места для прессы. В процессе речи он один раз отвлекся, чтобы спросить у аудитории, хорошо ли его слышно. Поскольку из зала прозвучало несколько отрицательных ответов, Карлос перешел к другому микрофону. Карлос чувствовал себя настолько раскованно, что в какой-то момент даже изобразил, как играл с братом Лениным в бильбоке.

Карлосу понадобилось четыре часа, чтобы прокомментировать все замечания, сделанные им в процессе слушаний. В своей бессвязной речи он возвращался к доводам, которые уже упоминались в предшествующие дни: у обвинения не было свидетелей и улик, книга Нидии — выдумка, заключения экспертов недостаточно квалифицированны. Весь суд от начала до конца направлен на то, чтобы скрыть правду, и представляет собой юридический балаган, во время которого улики не предъявляются, но обсуждаются. Карлос утверждал, что все разбирательство устроено лишь для того, чтобы развеять миф о нем: “Благодаря этому мифу палестинцы получили сотни миллионов долларов. Все от него только выиграли. Лично мне на него наплевать — его создавал не я”. Изображая из себя скорее жертву, нежели обвиняемого, Карлос обвинил адвокатов в предательстве, тюремные власти — в перехвате его личной корреспонденции и само содержание его под стражей, доставляющее постоянные неудобства, назвал незаконным.

Карлос признал, что ему кое-что известно об убийствах на улице Тулье, и назвал их заговором ДСТ и Моссада. Однако он отказался поделиться своими сведениями, заявив, что это было бы равносильно союзу с американским гегемонизмом и его израильскими метастазами. Шансы неравны, и ему предоставляется последняя возможность защитить свою честь: “Вы здесь говорите о кровожадном наемнике. Я не кровожаден, в течение тридцати лет я веду войну. Наемник — это платный убийца, который выполняет свою работу за деньги. Но мы никогда ничего не делали за деньги и никогда никому не служили. Мы боролись за благородную идею освобождения Палестины”. Он вел мировую войну, войну не на жизнь, а на смерть против “макдональдизации человечества и американского неоварварства”. Карлос не питал никаких иллюзий относительно себя: “Я старею, конец мой уже близок. И я присоединюсь к своим товарищам в раю, куда попадают все революционеры ”.

Когда Карлос сел, судья Корнелу поздравил его с отличной физической формой, благодаря которой ему удалось произне-ста столь длинную речь. Карлос ответил на этот комплимент улыбкой. В начале десятого присяжные удалились для обсуждения приговора и наказания в том случае, если Карлос будет сочтен виновным. В самом начале слушаний Карлос признался одному из своих адвокатов: “Меня приговорят к пожизненному заключению только потому, что я — Карлос”. И во время своей последней речи он заявил присяжным: “Вы можете приговорить меня к пожизненному заключению, я не боюсь этого”.

Восьмидневные слушания стали тяжелым испытанием для присяжных настолько, что в последний день одна из дам попросила судью Корнелу сделать перерыв, так как она начала терять сознание. Для присяжного X, как и для остальных присяжных, дело об убийствах на улице Тулье показалось спутанным, и им пришлось “решать эту головоломку”, складывая ее по частям из отдельных выступлений и предъявленных улик. Постоянные отсрочки, обусловленные процедурными битвами адвокатов Карлоса, также оказывали на присяжных сильное влияние. “Стратегия Кутан-Пейре, заключавшаяся сначала в ее уходе, а потом возвращении, также имела своей целью, насколько я могу судить, создание предпосылок для обращения в верховный суд”, — заметил присяжный X.

Присяжный X счел отношение Карлоса к присяжным и пострадавшим вполне почтительным, и лишь к свидетелям он проявлял меньшее уважение. “С моей точки зрения, он редко проявлял агрессию”, — говорил присяжный X. — Я бы вел себя гораздо агрессивнее, если бы мне грозило лишение свободы. Он не вызвал у меня ни ненависти, ни симпатии, если оставить в стороне ужасные преступления, в которых он обвинялся. Однако не все присяжные проявляли такое беспристрастие. Физически он выглядел старше своего возраста, вероятно, из-за пристрастия к алкоголю и курению”. Революционные убеждения Карлоса произвели на присяжных мало впечатления: “Он ни разу не объяснил, в чем именно состоят эти убеждения. Он больше походил на наемника, которого все бросили”.

Прения присяжных по закону являются строжайшей тайной. Однако присяжный X упомянул несколько вопросов, свидетельствующих о том, что по крайней мере у одного присяжного возникли серьезные сомнения в законности проходивших слушаний. “Обеспечила ли демократическая Франция справедливый суд Карлосу?” — так был сформулирован этот вопрос присяжным X. Он также отметил, что это разбирательство было крайне необычным, учитывая, что в нем рассматривались события двадцатилетней давности и что оно, по преимуществу, основывалось на письменных доводах, нежели на показаниях свидетелей. “Меня удивило, что такая процедура, как суд, осуществлялась при столь незначительном количестве свидетелей”.

Присяжный X был поражен отсутствием вещественных доказательств и упрямством ДСТ, не пожелавшей раскрыть свой источник информации: “Какой это имело смысл по прошествии двадцати двух лет? ДСТ отказывается признавать это, но ее агенты вместе с Мухарбалом были отправлены на бойню. Это был бессмысленный ход, как в дурном фильме, когда хочется сказать: «Давайте сначала»”. Что касается судьи Корнелу, присяжный X назвал его ведение дела “относительно бесстрастным”, указав, правда, “что дело было достаточно необычным. За ним стояла Франция, честь ДСТ и общие опасения, что терроризм может возобновиться”.

Прения начались с того, что судья Корнелу пересказал присяжным, рассевшимся вокруг большого стола, всю последовательность событий, приведших к убийствам на улице Тулье. По словам присяжного X, судья попросил их задавать как можно больше вопросов, чтобы в полной мере участвовать в процедуре, которую он назвал “коллективной медитацией”.

По просьбе судьи Корнелу все присяжные написали на чистых листках бумаги слово “Виновен”, а рядом “да” и “нет” в соответствии со своим внутренним убеждением. После этого листки были сложены и опущены в большую вазу. В соответствии с французским законом вынимает их тот присяжный, который был избран первым в первый день слушаний. Для признания Карлоса виновным или наоборот требовалось как минимум восемь голосов. После признания виновности процедура повторялась для определения меры наказания.

Прения продолжались в течение трех часов и сорока восьми минут, после чего присяжные в последний раз вошли в зал, когда на часах было уже начало второго ночи. Корнелу объявил, что присяжные сочли Карлоса виновным по всем статьям предъявленных обвинений и он приговаривается к пожизненному заключению. Карлос поднял вверх руку, сжатую в кулак, и воскликнул: “Да здравствует революция!” Расплывшись в широкой улыбке и с сияющими глазами он еще четырежды поднял руку, прощаясь с судом, после чего был препровожден обратно в тюремную камеру. Согласно утверждению присяжного X, присяжные за один раз вынесли приговор и еще раз проголосовали для того, чтобы единогласно утвердить меру наказания.

15. ЭПИЛОГ