Кровная связь - Айлс Грег (книги читать бесплатно без регистрации .txt) 📗
– Малик занимает центральное место во всей этой истории. Он пока что единственное связующее звено между тобой и убийцами в Новом Орлеане. Он уже дал понять, что не оставит тебя в покое. По-моему, ты должна считать его главным подозреваемым.
Я кладу мороженое на язык, наслаждаясь его богатым ванильным вкусом.
– Собственно… ФБР уже разыскивает его. Да он и не мог знать, что я еду на остров.
– Ты не можешь быть в этом уверена. Зато ты знаешь, что он собирается тебе перезвонить, но не сказала об этом ФБР. Почему?
– С чего ты взял, что я не сообщила фэбээровцам?
В глазах Майкла я читаю: «Не держи меня за дурака».
– Я думаю, ты хочешь поговорить с доктором Маликом без свидетелей. Ты считаешь, что он сделает то, чего не смогли другие психотерапевты, – поможет тебе разобраться в прошлом.
– Например?
– Например, поможет понять, почему это случилось именно с тобой. Получить доказательства того, что растление действительно имело место. Как раз это я прочел сегодня о людях с подавленными воспоминаниями о сексуальном надругательстве. Даже когда им удается получить подтверждение, что эти воспоминания реальны, они все равно сомневаются в их правдивости.
По спине у меня пробегает холодок.
– Почему?
– Потому что признать, что надругательство действительно имело место, означает согласиться, что человек, который его совершил, никогда не любил тебя по-настоящему. Чтобы принять факт растления и смириться с ним, маленькая девочка внутри тебя, Кэт, должна признать: Мой папа никогда не любил меня. Как полагаешь, ты способна на это? Я, например, не уверен, что смог бы это сделать.
Еще никогда в жизни мороженое не казалось мне таким отвратительным, как сейчас.
– В этом и состоит суть проблемы, – продолжает Майкл. – Отрицание. Матери отрицают, что это происходит с их детьми, потому что хотят сохранить семью. Мы, все остальные, отказываемся верить в то, что добрый доктор, или наш священник, или симпатяга-почтальон занимается сексом со своим трехлетним ребенком, потому что если мы признаем это, то вынуждены будем признать и то, что вся наша цивилизованность – просто дерьмо собачье. Хуже того, мы вынуждены будем признать, что и нашим детям грозит эта опасность. Потому что если мы не способны распознать насильников в тех, с кем каждый день здороваемся за руку, то как мы можем защитить своих детей?
– Этот разговор действует на меня угнетающе.
– Хочешь посмотреть фильм, о котором я говорил?
– Господи, только не это! Я готова спать целые сутки.
– Тогда этим тебе и следует заняться. – Майкл пожимает плечами с таким видом, словно мы в отпуске и решаем, поесть дома или пойти в ресторан. – Я понимаю, почему ты не хочешь ехать домой. Возвращение в физическое пространство, где имело место насилие, вряд ли можно назвать хорошей идеей.
– У тебя правда есть комната для гостей, в которой я могу остановиться?
Он улыбается.
– У меня их три. Там тебе никто не помешает. В твоем распоряжении весь второй этаж. Ты узнаешь, что я внизу, только если спустишься и наткнешься на меня.
Я выжидаю несколько секунд, прежде чем сказать:
– Я не хочу показаться неблагодарной, но многие парни уже давали мне подобные обещания. И никогда не могли их сдержать.
– Я не такой, как многие парни.
– Я верю тебе. Вот только почему?
Ответом мне стала неожиданно робкая, смущенная улыбка.
– Вероятно, потому, что годы моего полового созревания прошли не слишком удачно. Я понимаю, что такое отложенное вознаграждение.
– Ага, так вот что тебе нужно от наших отношений? Благодарности? В самом конце?
Майкл внезапно становится очень серьезным.
– Я так далеко не заглядываю, о'кей? Я даже не знаю, хватит ли у тебя здравого смысла на настоящие отношения. Просто ты мне нравишься. И всегда нравилась. Я думаю, что ты очень красивая. Но это видно всем. Я просто хочу сказать, что ты можешь оставаться здесь столько, сколько пожелаешь, и не беспокоиться, что придется расплачиваться за это.
Почему-то я ему верю.
– Отлично, договорились. А теперь покажи мою спальню.
– Сама найдешь, не маленькая. Все, что тебе нужно знать, это то, что она наверху. Заблудиться трудно.
Широкая улыбка расплывается у меня на лице. Прежде чем она успевает увянуть, я поворачиваюсь и выхожу в холл, где находится лестница на второй этаж. Я помню расположение комнат в доме еще с тех пор, когда он принадлежал Хемметерам. Когда я ставлю ногу на вторую ступеньку, до меня доносится голос Майкла.
– Утром я должен буду уйти на работу, – говорит он, входя в холл. – Но я собираюсь оставить «форд» в твоем распоряжении.
– А на чем поедешь ты?
– У меня есть мотоцикл.
– Мотоцикл?
– Это тебя удивляет?
– В общем-то… – С губ у меня срывается какой-то странный, незнакомый смех. – У тебя есть самолет и мотоцикл. Наверное, для меня это ассоциируется с людьми определенного типа. Но ты как-то не похож на них.
– Не следует доверять стереотипам.
– Один-ноль в твою пользу.
Он делает шаг в сторону кухни.
– Я оставлю ключи на столике.
Я уже поднимаюсь по лестнице, когда понимаю, что одна его фраза не дает мне покоя с тех пор, как я ее услышала.
– Майкл, ты только что сказал… почему матери молчат о том, что в их домах совершается насилие над детьми…
– Да?
– Ты сказал, что они ведут себя так, чтобы сохранить семью, правильно?
– Правильно.
– Я бы сказала, что это происходит из-за того, что в такой ситуации отец выступает в роли основного кормильца. То есть содержит всю семью.
Майкл кивает.
– Совершенно верно. Растлитель создает ситуацию, когда все члены семьи зависят от него. И, отрицая возможность насилия над детьми, мать избегает реализации самых худших своих опасений – страха остаться одной и страха нищеты.
– Но ведь в моем случае это не так, верно? Применительно к нашей семье.
– Потому что кормильцем был не твой отец?
– Правильно. Нас содержал дедушка.
– Но ведь твой отец был скульптором.
– Он начал получать нормальные деньги за свои работы примерно года за два до смерти. Дедушка платил за все. Черт возьми, мы жили в помещении для слуг в его поместье. Это звучит ужасно, но если бы моего отца сбила машина, это нисколько не повлияло бы на наше положение.
– С материальной точки зрения, – замечает Майкл. – Но деньги – это еще не все. Исходя из того, что ты рассказала сегодня вечером, я думаю, что смерть отца искалечила и твою жизнь.
Он прав, конечно.
Майкл отступает от лестницы на шаг.
– Получается, зачем же твоей матери закрывать глаза на то, что отец растлевал тебя, если ей нечего было бояться, что она пропадет без него?
Я чувствую, как у меня начинают гореть щеки.
– Верно.
– Может быть и так, что она ничего не знала. Но подумай сама… Твой отец вернулся с войны с ярко выраженным «вьетнамским синдромом». Он сам говорил, что в определенные моменты тебе опасно находиться рядом с ним. Недавно ты узнала, что во Вьетнаме он служил в подразделении, военнослужащие которого совершали военные преступления, зверствовали. Так что, вероятно, трудно даже представить страх, который могла испытывать твоя мать при мысли о том, что он сделает с ней или с тобой, если она обвинит его в растлении собственной дочери. Хуже того, попробует забрать тебя у него.
Логика Майкла повергает меня в холодный ужас. Почему так легко разглядеть истинную природу людских взаимоотношений в чужой семье, и так трудно – в собственной? Я многие годы злилась на мать, но не понимала, за что и почему. Сегодня мне показалось, что я наконец нашла ответ. Но теперь… получив некоторое представление о том, что это означало – жить с папой, но не в качестве слепо любящей дочери, а супруги, моя мать вдруг показалась мне совершенно другим человеком.
Майкл накрывает мою руку, которая лежит на стойке лестничных перил, своей.
– Ложись спать, Кэт. Тебе потребуется время, чтобы осмыслить все это.
