Кровная связь - Айлс Грег (книги читать бесплатно без регистрации .txt) 📗
– Позволяю.
– У твоей матери было какое-нибудь заболевание, в течение которое она долгое время оставалась прикованной к постели?
– После того как родилась я, у нее возникли некоторые женские проблемы. Воспаление половых органов, может быть, я точно не знаю. И она оставалась в постели неделями. Но тогда я была еще очень маленькой.
– А позже? Ее часто не бывало дома?
– Да. – Мои главные воспоминания о матери связаны с ее бесконечными отъездами и возвращениями. И она всегда держала что-нибудь в руках – что-то, но не меня. – Мама помешалась на дизайне интерьера. Спроси у нее, люблю ли я бутерброды с майонезом, и она бы затруднилась ответить. Но если бы ты поинтересовался, сколько обоев салатного цвета выпускается в Америке, она бы ответила по памяти, не задумываясь.
Почему-то Майкл не выглядит удивленным.
– Алкоголь был когда-либо проблемой в вашем доме? Или наркотики?
– И то, и другое. В большей степени наркотики, нежели алкоголь. Вернувшись из Вьетнама, отец принимал наркотики. Главным образом, по предписанию врачей. Когда я была маленькой, мать не пила, поэтому я думаю, что здесь все чисто. Но, очевидно, в течение многих лет она принимала назначенные отцу лекарства. А почему ты задаешь такие вопросы?
– Это является классическими маркерами, или симптомами насильственного поведения.
Его поразительная точность в анализе моей жизни заставляет меня желать узнать побольше. Но чтобы узнать больше, я должна буду и отдать столько же. Могу я ли доверить ему свою тайную сущность, свои желания?
Майкл накрывает мою руку своей.
– Ты дрожишь, Кэт. Тебе не нужно мне больше ничего рассказывать.
– Нет, я хочу продолжать, – быстро отвечаю я.
Он убирает руку и откидывается на спинку стула.
– Ну, что же, рассказывай. Послушаем.
Глава тридцать третья
– Во время занятий сексом мне необходимо было испытывать определенные ощущения, – негромко говорю я. – Боль, например. Ничего особенно мазохистского, но просто… очень физическое проникновение. Пальцами, предметами… Не знаю. И еще удушение. Иногда у меня возникает очень сильное желание, чтобы меня душили во время занятий сексом.
Майкл по-прежнему сидит, отодвинувшись от кухонного стола, но я чувствую, что он обеспокоен.
– И?
– У меня проблемы с достижением оргазма. Даже если я получаю во время секса то, что хочу, его у меня не бывает. С одной стороны, меня одолевает гиперсексуальное желание, с другой – я не могу разрядиться. То есть когда я с мужчиной. Я могу достичь этого одна. А с мужчинами у меня всегда получается эта сводящая с ума спираль, по которой я поднимаюсь все выше и выше, но никогда не могу прорваться.
– Но, находясь с мужчиной, ты считаешь себя лучшей сексуальной партнершей, которая когда-либо у него была, верно?
Лицо у меня буквально горит огнем.
– Они так говорят.
– Налицо все классические признаки пережитого сексуального насилия. Боль была частью твоего сексуального импринтинга, равно как и его скрытность. Возможно, во время занятий сексом отец сжимал твое горло обеими руками. Или, быть может, во время актов тебе было нечем дышать. Может быть, именно это ощущение ты пытаешься воспроизвести сейчас, говоря об удушении. Это, кстати, заставило меня задуматься о твоих занятиях свободным погружением. Лежать на дне бассейна в течение пяти минут для того, чтобы расслабиться? Да после таких экзерсисов большинство людей впали бы в кому.
– Полагаю, это нечто вроде красного флажка, предупреждающего об опасности.
– А твои сексуальные желания? Их, кстати, понять легче всего. С самого детства тебя учили доставлять мужчинам сексуальное удовлетворение. Это была единственная цель растления и надругательства над тобой, и инстинкт самосохранения заставил тебя хорошо усвоить этот урок. Поэтому ты и являешься экспертом по доставлению наслаждения. Просто сама ты его не испытываешь.
– Наверное, ты прав.
– Хорошая новость заключается в том, что теперь, когда ты знаешь о надругательстве над собой, терапевт, которая тебе так нравится – доктор Гольдман? – может помочь тебе.
– Все может быть. Но прямо сейчас мне хочется забыть обо всем и сделать вид, что этого никогда не было. Даже если здесь кроется отгадка всех моих проблем, я не хочу думать об этом.
– А кто хотел бы на твоем месте? Это нормальная реакция. – Майкл встает со стула и начинает убирать со стола. – Собственно говоря, меня больше заботит это расследование убийств, над которым ты работаешь. Я имею в виду, что кто-то пытался вышибить тебе мозги сегодня ночью.
Я отношу стаканы в раковину, а он споласкивает тарелки, прежде чем опустить их в посудомоечную машину.
– Я не уверена, что покушение на меня имеет отношение к убийствам, – говорю я.
– К чему тогда оно имеет отношение? Эти откровения о растлении? Твой отец мертв вот уже двадцать лет.
– Может быть, это как-то связано с Вьетнамом?
– Ты думаешь, кто-то принимает меры, чтобы общество не узнало о зверствах тридцатилетней давности? Ты сама говорила, что Джесси Биллапс служил совсем в другом подразделении, в другом месте военных действий, чем твой отец. Не думаю, что дело в этом, Кэт.
– Тогда в чем?
– Я думаю, убийства в Новом Орлеане каким-то образом связаны с твоей жизнью здесь. С твоим прошлым. Может быть, даже с сексуальным надругательством над тобой, хотя я пока не вижу, как именно. Но растление является общим фактором в обоих делах.
Я вдруг понимаю, что эта ситуация мне странно знакома – я стою в кухне и обмениваюсь теориями об убийстве с мужчиной. Только на этот раз мужчина мне незнаком.
– И Пирли, и Луиза говорили, что Том Кейдж был лечащим врачом твоего отца здесь, в городе. Он практикует уже больше сорока лет, и это чудесный человек. Тебе следует поговорить с ним насчет этих вьетнамских заморочек. Ты его знаешь?
В памяти у меня всплывает образ мужчины с бородкой цвета перца с солью и блестящими глазами.
– Я знаю, кто это такой. По-моему, он не очень любит моего деда.
– Это меня не удивляет. Том Кейдж – полная противоположность ему. Он никогда не придавал деньгам особого значения. Он просто лечит больных. Если хочешь, я позвоню ему от твоего имени и договорюсь о встрече.
– Может быть, завтра.
Майкл включает посудомоечную машину, потом достает из холодильника пломбир «Блу Белл» и начинает раскладывать его по креманкам.
– Это награда за то, что сегодня вечером я сделал доброе дело, – с улыбкой поясняет он. – Я не стал спрашивать, хочешь ли ты мороженого, потому что ты ответила бы «нет». А завтра утром мне придется пробежать лишнюю милю.
– Что касается меня, то на сегодня я свою норму выполнила перевыполнила.
– Вне всякого сомнения. Кстати, а кто знал, что ты собиралась на остров?
Я раздумываю над его вопросом, пока мы идем к столу.
– Пирли. Мой дедушка и его водитель. Кто-то, вероятно, сказал об этом матери после того, как я уехала. Наверное, это мог услышать и Мозес, садовник.
Майкл медленно помешивает ложечкой мороженое.
– Как только ты оказалась на острове, об этом сразу же узнали все, кому не лень. Но не думаю, что убить тебя пытался кто-то из островитян. Мне кажется, кто-то последовал туда за тобой или отправился на остров после того, как узнал, что ты там.
– Но я все равно ничего не понимаю. Какой смысл кому-то убивать меня?
– Смысл – очень растяжимое понятие. Какой смысл кому-то убивать тех пятерых?
– Ты прав. Если бы я узнала это, то раскрыла бы дело.
– Я знаю, ты думаешь, что доктор Малик – не убийца. Но сейчас ты не в том состоянии, чтобы полагаться на свои убеждения.
– Знаю. Когда я перестаю принимать лекарства, то чувствую себя намного живее и воздушнее, но за это приходится платить. При этом явно страдает моя память и способность рассуждать логически. Может быть, когда я окончательно отвыкну от лекарств, все придет в норму.
