Конгрегация. Гексалогия (СИ) - Попова Надежда Александровна "QwRtSgFz" (книги полные версии бесплатно без регистрации .TXT) 📗
И разве кому?то приходило тогда в голову, что все может кончиться так …
– De fructu oris sui unusquisque replebitur bonis, – тихо проговорил Курт, увидев, как лишь теперь едва заметно вздрогнул приговоренный изменник, – et iuxta opera manuum suarum retribuetur ei. Еcce parturit iniquitatem et concepto dolore peperit mendacium, lacum aperuit et effodit eum et incidet in interitum quem operatus est, revertetur dolor suus in caput eius, et super verticem eius iniquitas sua descendet[868]…
С последним словом в маленькой комнатушке воцарилась тишина – мертвая, склепная, и в этой тишине было слышно, как задержал дыхание приговоренный.
– Hoc est iudicium tuum quod ipse decrevisti[869], – договорил Курт во всеобщем безмолвии и шагнул вперед, встав у Йегера за спиною.
Он сжал ладонью плечо осужденного, придержав, и распрямившаяся спина впервые вздрогнула, однако зондер остался стоять, как был, не двинувшись ни на йоту и не попытавшись отшатнуться, когда кинжал взрезал кожу. Острие прочертило круг, опоясав Печать ярко?красной линией, на держащую плечо руку потекла кровь, тотчас сделав пальцы скользкими и липкими, и спина под ладонью напряглась, точно каменная. Когда острие повернулось, срезая кожу пластом, Йегер с шипением втянул в себя воздух, вцепившись зубами в свободную руку, с каждым движением лезвия все ниже опуская голову, но по?прежнему не делая попыток уклониться от клинка, и лишь болезненное шипение перешло сначала в стон, а потом в сдавленное, глухое рычание.
Управляться с длинным рыцарским кинжалом было несподручно – это оружие создавали не для того, чтобы срезать лоскуты кожи с человеческого тела; спеша сделать это как можно скорей, Курт чувствовал, как окаменелую спину под его ладонью начинает колотить мелкая лихорадочная дрожь, совладать с которой не могла уже никакая сила воли и выдержка, но по?прежнему не было ни единой попытки уклониться от терзающего тело клинка…
Он отступил назад, глядя на зияющую в плече Йегера рану – там, где когда?то была Печать, сейчас алело истекающее кровью пятно голой плоти, и на пол с руки майстера инквизитора падали вязкие, густые капли…
– Свершилось, – произнес Курт тихо; в горле собрался противный колючий ком, и он помедлил, прежде чем договорить: – Ты отрекся от своего служения и своего братства. Теперь братство отрекается от тебя. Больше ты не один из нас.
В груди Йегера что?то клокотнуло, рука, которой он упирался в пол, скользнула в сторону, и бывший зондер осел на колени, обессиленно склонившись и опустив голову так, что не стало видно его белого, как мел, лица. В по?прежнему мертвой тишине было слышно лишь его дыхание – надсаженное, хриплое от загнанного внутрь крика…
– Sit tibi Deus misericors[870], – выговорил Курт, снова подступив к осужденному, и тот с усилием, рывком, распрямился, закусив губы и глядя прямо перед собой…
– Ну?ка, стойте!
От этого резкого, пронзительно острого выкрика вздрогнули все, так же разом обернувшись к наследнику. Фридрих был столь же бледен, как и бывший зондер на каменном полу, сжатые в кулаки руки чуть подрагивали, и, казалось, он вот?вот лишится сознания…
– То, что вы сейчас сказали, майстер Гессе, – вымолвил принц, с явным усилием принуждая себя говорить выдержанно и ровно, – что это значит? Значат ли ваши слова, что больше этот человек не служитель Конгрегации, не ее часть?
– Это значит именно то, что я и сказал, – подтвердил Курт, видя, как фон Редер за плечом наследника напрягся, словно пес перед атакой. – Конгрегация отрекается от предателя, и больше он не принадлежит к ней.
– В таком случае, – по?прежнему с трудом произнося каждый звук, кивнул Фридрих, – он теперь является обычным человеком – таким же, как тысячи других, живущих в Империи. И теперь – в моей власти решать, понесет ли он наказание за совершенное им преступление или получит прощение от того, на кого поднял руку. Я как лицо пострадавшее снимаю с него все обвинения. Считаю, что он уже покаран сполна.
Йегер приподнял голову, глядя на наследника с удивлением и тоской, и, снова потупясь, тяжело, сквозь зубы, вытолкнул:
– Нет. Не надо.
– Нет? – уже не сдерживая дрожи в голосе, возразил Фридрих; мгновение он колебался, а потом стремительно, порывисто приблизился, присев напротив осужденного и упершись в пол коленями. – Почему – нет? – повторил он настойчиво.
– Потому что прощения я не заслужил, – едва слышно, сквозь сдерживаемый стон, проговорил Йегер, и наследник мотнул головой:
– Перестаньте! Не в этом дело. Я, быть может, еще и юнец, но кое?что уже успел увидеть в своей жизни, и у меня тоже умирали близкие. Я потерял мать. Да, не так, как вы, но я могу представить, о чем вы сейчас думаете, чего хотите, почему так жаждете смерти. Да, вы казните себя, Хельмут, вас мучает совесть, но ведь дело не только в этом… Посмотрите на меня! – приказал наследник с внезапной твердостью, сжав ладонью локоть человека напротив, и тот вздрогнул, медленно приподняв голову. – Дело не только в этом, – чуть тише, но все так же уверенно повторил Фридрих; на его пальцы из раны на плече бывшего зондера густо стекала кровь, но руки он не убрал, оставшись сидеть, как был, глядя в глаза перед собою. – Дело в том, что вы не желаете жить без своей семьи. В своей жизни вы натворили достаточно для того, чтобы не считать себя достойным этой самой жизни, а там, по ту сторону, ждут они. Ведь именно об этом вы думаете. Вам кажется, что вы искупите свою вину именно так – умерев; вину перед братством, долгом, Империей, мной… перед ними. Возможно, это и так. А как быть с виной перед собою самим, Хельмут?
– Это не искупится, – произнес тот едва слышно.
– Неправда, – тоже понизив голос, твердо возразил наследник. – Просто для этого нужно время. И это время я и хочу вам дать. Что сейчас происходит, что вы делаете? Вы думаете, что принимаете кару, искупление? Нет. Вы поддались слабости, когда согласились на их план – но тогда разум вам затмил страх за своих близких. А сейчас что же? Сейчас – вы решились попросту на побег – от мира, от жизни, от себя самого, от возмездия, которого, как сами мните, заслужили. Знаете, что это такое, когда еще люди поступают подобно вам, Хельмут? Когда налагают на себя руки. Вы решили уйти в отчаянии, в непрощении – самим собою в первую очередь, и вы полагаете, что встретитесь там со своей семьей? Нет. Потому что – знаете, куда уходят самоубийцы?
Йегер молчал, глядя мимо его лица в стену, тяжело и с хрипом дыша; Курт видел, как сжал зубы Хауэр, за все это время так и не произнесший ни звука, как с почти физически ощутимой болью смотрит на бывшего зондера Бруно и как удивленно глядит на своего подопечного фон Редер…
– Вы жаждете смерти, – еще тише произнес Фридрих. – И сами подставляете горло под нож. Это – равносильно самоубийству. Сейчас вы на пороге гибели, так скажите честно, не тая ничего – не передо мной, перед собой – почему сейчас вы так упираетесь, так противитесь моей попытке отстоять вас? Потому ли, что полагаете смерть достойной для себя участью, или просто потому, что боитесь жить дальше?
– Я не должен жить дальше, – отозвался тот едва слышно, и Фридрих кивнул, тоже заговорив почти шепотом:
– Если вы останетесь при своем мнении спустя месяц, полгода, год – я лично отдам приказ о вашей казни. Обещаю. Но сейчас я смотрю на то, как достойный человек, замаравший совесть одной?единственной ошибкой, намеревается заплатить за нее своей бессмертной душой. И этого я не могу принять. Сейчас, Хельмут, я намерен отстоять вас любой ценой, я сделаю все, что в моих силах, для того, чтобы начавшееся в этой комнате не закончилось. Но я хочу, чтобы вы сами поняли, признали, осознали, что я прав. Я могу спасти ваше тело от плотской смерти, но спасти от вечной гибели вашу душу вместо вас – не смогу. И если вы впрямь думаете, что совершили тяжелый проступок, что кару несете заслуженно – несите ее честно, не пытаясь увильнуть и облегчить собственную участь. Живите. И заставьте себя – себя простить. Тогда, обещаю, мы поговорим об этом снова. Ни мне, ни вашей семье, ни вам самому – никому на этом и том свете не станет легче, если вы обречете себя на вечное проклятье и погибель.
