Во тьме - Шаттам Максим (книга жизни TXT, FB2) 📗
На экране возникли белые полосы.
Потом — ее собственная гостиная.
В ней горел свет. Снимавший держал камеру так, чтобы ни в коем случае не попасть в кадр. Он двинулся в комнату.
Аннабель не удержалась и взглянула в темный прямоугольник дверного проема.
На экране появилась комната; камера приблизилась к лежащему на стуле вороху одежды. Рука в перчатке вытащила из кучи папку, которую быстро положила назад. Потом нашарила мобильник Аннабель, и телефон пропал из поля зрения. Затем крупным планом на экране возникла кобура от «беретты». Камера вздрогнула, как будто оператор беззвучно рассмеялся. Затем рука один за другим вытащила из магазина все патроны.
Аннабель почувствовала, как дрожь пробежала по ее телу.
Движением профессионала она извлекла из пистолета магазин.
Пусто.
Из-за стресса она даже не почувствовала сразу, что пистолет стал легче.
Паркет в гостиной снова скрипнул. Робко.
Сдерживаться дальше было невозможно. Аннабель понимала, что непродуманные действия чреваты самыми ужасными последствиями, но и ничего не делать означало умереть. Дыхание стало еще более прерывистым. Гипервентиляция.
На экране телевизора по-прежнему менялись объекты, попадающие в кадр. Потом снимавший распрямился и вышел из комнаты. Повернулся и застыл, направив камеру на Дверь ванной. Можно было слышать приглушенный шум льющейся воды. Камера приблизилась к двери. Рука в перчатке мягко толкнула дверь — снимавший вошел в ванную.
Он был там, пока она принимала душ! «Значит, ледяной сквозняк не был плодом твоего воображения! — вскрикнула про себя Аннабель. — Это не холод, это он! Там!»
В кадр попал коврик; камера неподвижно замерла, нацеленная на трусики Аннабель. Приближение. Затем вверх, к душевой кабине. Объектив начал запотевать, изображение стало менее четким. Аннабель увидела на экране себя, прислонившуюся спиной к стенке кабины. Кожа спины и ягодиц белела сквозь стекло, окруженная капельками.
Затянутая в перчатку рука приблизилась к стеклу и гнусным жестом, будто лаская ягодицу Аннабель, погладила его.
Снова посмотрев в сторону гостиной, она в отчаянии прижала к себе одеяло и бросила незаряженную «беретту». Не выходи из себя!
Он был там, совсем рядом, теперь Аннабель в этом не сомневалась.
Камера продолжала показывать предметы в ванной. Повернувшись на 180 градусов, она уперлась в зеркало. Покрывавший его слой пара был настолько густым, что разглядеть снимавшего было невозможно. Движение влево, и вот уже точно никакой надежды разобрать, кто это был; по запотевшему стеклу заскользил палец в кожаной перчатке. Он уверенно чертил какие-то символы, постепенно обретающие очертания букв. Предложение. Отъезд камеры назад, и Аннабель смогла прочесть:
«Мне очень понравились твои трусики в шкафу, шлюха!»
Потом изображение пропало.
Аннабель застыла. Телевизор все еще работал; по экрану, словно наполняя собой комнату, носились жужжащие снежинки. Отойдя от двери, по-прежнему завернутая в одеяло, Аннабель добралась до шкафа. Потные пальцы оставляли следы на любой поверхности, к которой она прикасалась. Дотронувшись до ящика, в котором было сложено нижнее белье, она резко потянула его к себе.
Ничего. Все ее белье пропало.
Вместо него дно ящика украшала надпись.
«Не надо было трогать вагон. Они благодарят тебя за это…»
Рядом лежало то же самое фото, что было приколото к груди Тэйлор Адамс: подвергающееся унижениям семейство. Изображение самого младшего ребенка было обведено красным кругом. В глубине ящика Аннабель вдруг заметила какой-то предмет. Она еще немного потянула ящик на себя.
На свет появились две пухлые фаланги пальцев руки.
Руки ребенка.
50
Он быстро добился того, чего хотел.
Впрочем, как и всегда.
Не теряя времени, он выбрался из гостиной этой гадкой квартирки. Маленький подарочек, который он специально для Аннабель таскал в кармане, остался внутри.
Автомобиль стремительно долетел до Уиллоу-стрит, на которой жила детектив. Сначала он собирался проникнуть к ней, пока она спит, но, скользя по коридору здания, он вдруг услышал шум котла. В здании было всего две квартиры — на первом этаже и та, что принадлежала Аннабель, — просто великолепно, никакого риска быть увиденным. Приложив ухо к стене, потом к двери, он услышал звук льющейся воды. Привычным жестом он отпер дверь квартиры отмычкой и быстро огляделся внутри. Так и есть, она принимает душ. Прежний замысел спектакля показался ему скучным, и он неожиданно придумал нечто посильнее. Аннабель не суждено проснуться, обнаружив рядом, на подушке, видеокассету, и увидеть на ней, как она спит, пока он, стоя над ее лицом, делает непристойные жесты, нет, пусть она с этим заснет!
Пришлось очень постараться, чтобы не задержаться в квартире подольше. Не побыть еще в компании молодой женщины. Две фаланги выкатились из мешочка, как крабовые палочки. «А кстати, можно было бы собрать целую коллекцию. Огромная сумка, набитая человеческими пальцами, — это забавно, но особенно приятно погружать руки в ее содержимое». Чувствовать себя почти как Скрудж, ныряющий в свое золото.
Но он сразу же отверг эту мысль — надо было подняться над всем этим. То, что он делал, выходило за границы любой мысли. Петля затягивалась. Человечество должно стать иным.
Грядущие поколения будут поклоняться его образу.
И вот он стоял в проходе, напротив квартиры Аннабель. Квартира нависала над зимним садом, сохраненным для жильцов первого этажа; со своего места — напротив перил — он видел застекленную перегородку гостиной.
Наверное, она уже нашла кассету. И это ее, конечно, «вставило».
Идея спереть все ее белье тоже была отличной. Связь пропажи со словом «шлюха» наверняка ошарашила ее. По правде сказать, он вдоволь посмеялся над этими трусиками. Его-то по-настоящему интересовали совсем другие вещи.
В квартире мелькали тени. Потом в гостиной зажегся свет. Она там. Одетая в спускающийся до бедер свитер. Далековато, чтобы разглядеть, но, если приблизить камеру, можно увидеть, как трясутся ее руки. Вот оно, волшебство техники!
Он видел, как она пересекла комнату с бейсбольной битой в руках. Нашла на столе мобильник, который он просто переложил, и схватила его. Как классно было бы сейчас позвонить ей. Поговорить. Пришлось бы, конечно, изменить голос — на всякий случай.
Не переставая оглядываться по сторонам, она набрала номер.
Стоя посреди январской ночи, он потянулся и хрустнул суставами. Такие моменты ему особенно нравились.
Как все-таки приятно жить!
51
Надо было дождаться, пока агенты ФБР, узнав о случившемся, прибудут к ней домой. Они забрали с собой кассету, желтый пакет и фаланги пальцев. Федералы задали Аннабель столько вопросов, что в конце концов она послала их куда подальше. И попыталась снова дозвониться Тэйеру — результат, как и прежде, был отрицательным: первый раз она набрала его, как только выскочила из комнаты. В отчаянии она брела по Атлантик-авеню и зашла в холл «Каджо Мэншн». Бролен, полностью одетый, открыл ей дверь, его лицо было помятым — почти как его футболка. Три часа утра.
Увидев Аннабель, он понял: что-то произошло. Пригласил ее сесть и поставил кипятить воду в электрическом чайнике из мини-бара. Она рассказала ему все. Вплоть до подробностей, связанных с рукой в перчатке, гладившей ее тело через стекло душевой кабины. И о детских пальчиках. Теперь весь ее страх обратился в слезы и судорожные рыдания.
Пять часов. Сапфир спал возле кровати, завернутая в одеяла Аннабель — на руках у Бролена. Она заснула, убаюканная спокойным теплом, исходившим от частного детектива. Аннабель сама попросила его об этом: усталость позволила преодолеть условности. Сон на руках у друга, мягкий, утешающий.
Волосы Аннабель пахли мускусом; вдыхая их аромат, Бролен дышал тихо-тихо.
