Чистая работа - Ла Плант Линда (читать хорошую книгу .txt, .fb2) 📗
— Домой сумеешь доехать?
Она с улыбкой покачала головой. Ей эти его волнения показались ужасно нелепыми.
— Всего стакан вина, подумаешь!
В конце концов он отпустил ее руку.
Она предложила ему сходить в душ, а потом уже ложиться, но он улыбнулся и ответил, что душ у них в конце коридора, а его сейчас никакими силами не вытащишь из постели.
— Ну, иди, дай мне проспаться.
Анна наклонилась, чтобы поцеловать его. Ей было все так же жаль его, трудно было видеть его таким.
— Тогда до утра.
Ленгтон слегка улыбнулся:
— Я приду в норму, отосплюсь вот только.
Пока она убирала одежду и раскладывала все по местам, он успел заснуть. Анна включила ночник и долго смотрела на Ленгтона. В полумраке любимое лицо казалось пепельно-серым. Было видно, что ему больно даже во сне. Ей стало тяжело, казалось, что она видит перед собой лишь оболочку того, что было когда-то им, но оболочку совсем хрупкую, тонкую. Она подозревала, что он плохо питается, а в мусорной корзине увидела множество окурков — значит, он так и не бросил курить, несмотря на все советы.
Анна добралась до дому уже за полночь. За весь вечер она так ничего и не съела, но сейчас от переутомления уже не чувствовала голода. Она легла на свои чистые свежие простыни, а сон все не шел: мысли о Ленгтоне упрямо крутились в голове.
Вообще-то, она понимала, что о состоянии его здоровья следует сообщить. Но рука ее ни за что в жизни не поднялась бы написать, что старшему инспектору Ленгтону необходимо предоставить отпуск, в связи с тем что без алкоголя и болеутоляющих он не может прожить и дня.
Когда зазвенел будильник, Анна очень удивилась: сама не заметила, как провалилась в тяжелый сон без сновидений и даже не выключила свет.
Операция «Орел» должна была начаться во второй половине дня, чтобы у бригады было время свести воедино все эти разные дела. Анна приехала в половине девятого, в комнате уже все бурлило. Только она дошла до своего места, как распахнулась дверь кабинета Ленгтона. Она не поверила своим глазам.
Он уверенно вошел в комнату. На нем был строгий костюм, свежая рубашка, он прямо-таки лучился силой.
— Джозеф Сикерт нашелся в больнице Вестминстера! Сам пришел к ним и прямо там упал в обморок. Сейчас его подключили к аппаратуре жизнеобеспечения, — сообщил он, громко хлопнув в ладоши.
Ленгтон махнул рукой Анне и Майку, приглашая их к себе. Похоже, что жить Сикерту остается недолго: болезнь крови зашла слишком далеко и органы начали отказывать.
На машине с воющей сиреной они все вместе выехали в больницу. Ленгтон повернулся к Анне и Майку, которые расположились на заднем сиденье, и сказал:
— Ну, просто невероятно! Один у нас в тюрьме загибается, другой в больнице концы отдает.
— Он что, совсем плохой? — поинтересовался Льюис.
— Умирает, почки с печенью уже не работают. Хотя к искусственной почке его и подключили, но сказали, что долго он все равно не продержится. Да и сердце у этого подонка вот-вот остановится!
Если нога у Ленгтона и болела, это было совсем незаметно — так стремительно он шел по коридору больницы. Их встретил целый полк врачей и медсестер, настроенных решительно против всяких разговоров полицейских с больным.
Ленгтон вышел из себя. Прямым текстом он объяснил всем присутствовавшим, почему это было так важно. Не стал он молчать и о мертвом ребенке, и о найденной челюсти. Им надо допросить его, а для этого попасть к нему, будь он хоть при последнем издыхании!
— Поддержите его, пока я с ним говорю, больше мне ничего от вас не нужно, — обернувшись к врачу, потребовал Ленгтон, практически нарываясь на скандал.
Молодого врача трясло от негодования, он ответил, что несет ответственность за своего больного. В ответ Ленгтон чуть не размазал его по стене:
— Вы так печетесь об этой скотине! А ведь он расчленил двухлетнюю девочку — голову ей отрезал, слышите? Мне наплевать, останется он жить или подохнет! Пустите меня туда на десять минут, вот и все!
Он произнес это совсем тихо, но таким голосом, который был способен напугать любого.
Ленгтон бушевал, чтобы его провели к главному врачу, который разрешит пройти к Сикерту. Льюис кинул многозначительный взгляд на Анну, но она успела отвернуться — не хотелось обсуждать действия Ленгтона у него за спиной.
Через пятнадцать минут им разрешили пройти в отделение интенсивной терапии.
Идя вслед за двумя медсестрами, Ленгтон злобно бросил Льюису:
— Хорошенькое дело! Нелегальный иммигрант, убийца, а ухаживают за ним, как за королем! Вот куда идут налоги! Как думаешь, во сколько этот сукин сын влетает?
Специально обученные медсестры из отделения интенсивной терапии бесшумно двигались вокруг постели. Сикерта почти не было видно за оборудованием. Аппарат искусственной вентиляции легких громко шумел, как бы всхлипывая. Анна вместе с Ленгтоном заглянула в палату через окно.
— Можешь его разглядеть? — нетерпеливо прошептал Ленгтон.
— Не очень…
— Так он там или не он, черт возьми?
— Не знаю, отсюда не видно, — обиженно отозвалась она.
Ленгтон жестом подозвал медсестру и попросил ее, чтобы Анне дали халат и провели в палату. Он все ждал, что их пустят к Сикерту, но по взволнованной суете вокруг больного становилось ясно, что это будет еще не скоро.
Анну провели к постели. Она покачала головой — невозможно было понять, тот ли это человек, которого она видела у дома Гейл всего несколько секунд. Тот был мускулистый, с дредами на голове, а этот, что лежал сейчас перед ней, напоминал скорее человеческий остов, к тому же лицо закрывала кислородная маска.
— Не могу сказать, он это или нет, — повторила Анна, вернувшись к Ленгтону.
— Да что ж такое! Ну ладно. В любом случае этот сейчас умирает от серповидно-клеточной анемии. Назвался он Джозефом Сикертом и, похоже, довольно долго обходился без лекарств, пока болезнь его не доконала. Вот тогда он сюда и приполз. Может, еще раз глянешь?
— Я же тебе сказала: этот — настоящие мощи, голова бритая. А тот был накачанный, с дредами.
— От этой болезни атрофируются мышцы. Она поражает сердце, легкие, почки, кровь уже совсем плохая, сердце еле бьется, так что узнала ты его или нет, а я все равно пойду туда. Если он дышал на ладан все то время, пока мы его искали, ничего удивительного, что он так усох.
И Ленгтон отошел в сторону, чтобы поговорить все с тем же нервным врачом.
Льюису и Анне передали пакеты с одеждой больного. Они сели на жесткие стулья и начали перебирать вещь за вещью, чтобы хоть как-то его опознать. В кармане поношенной джинсовой куртки оказался голубой плюшевый медвежонок, очень потертый, почти лысый. Еще они нашли жеваную пятифунтовую купюру, немного мелочи, автобусные билеты, сломанный карандаш и гнутую-перегнутую, почти сломанную фотографию двух чернокожих малышей и женщины, одетой в ситцевое платье с запахом. На обороте снимка не было никаких надписей; Льюис и Анна, как ни старались, не могли узнать, кто это.
— Негусто, — заметил Льюис, складывая найденное в пакет для вещественных доказательств.
Анна продолжала возиться с одеждой: трясла замызганные джинсы, выворачивала карманы. Льюис принялся за рубашку яркой расцветки, она воняла потом и во многих местах была разорвана. За этим последовали носки и спортивные штаны далеко не первой свежести. Стараясь не обращать внимания на отвратительный запах, Анна осматривала носки и с лица, и с изнанки. Размер их был большой, просто великанский; Анна задумалась и перевела взгляд на джинсовую куртку:
— Носки здоровые, брюки тоже… Мы, вообще-то, знаем, какого он роста? В Сикерте было не меньше метра восьмидесяти. Я хочу сказать, что если он уже долго болеет…
Тут к ним подошел Ленгтон и сказал, что их пропускают.
Анна показала ему фотографию:
— Вот… Тоже непонятно, кто это.
У Льюиса в кармане задребезжал телефон: по всему коридору висели таблички, строго запрещавшие пользоваться мобильными телефонами. Он поднялся со своего места и отошел чуть в сторону. Ленгтон положил фотографию в пакет и подошел к медсестре, которая уже ждала его с халатом и маской.
