Виварий - Чилая Сергей (онлайн книга без TXT) 📗

— Вавила! Сукин сын! Поступай, как знаешь.

— Бить лежачего, Ленсанна, на Руси было безопасно всегда и очень эффективно… Можете рассмотреть этот тезис на примере своих предков… — Вавила чувствовал необычайный душевный подъем. Он отважно скакал в авангарде Первой Конной или мчался в конвое белых… Неважно… Он действовал… после долгих лет ожидания, несбыточных надежд, обещанных неизвестн кем, неизвестно кому…

— Доказанное примерами никогда нельзя считать доказанным. — Вавила вытаскивал из памяти, загруженной интернетовским абсурдом, все, что помнил и знал, ради сомнительной попытки размазать риски собственного злодейства, с которым согласился заранее…

— Как один из представителей среднего класса, величаемого вами биглями, я готов сотрудничать со стариком, понимая, что стану творить зло вместе с ним в этом бизнесе…, как творил его Спиркин…, как творили вы когда-то… Что есть зло? Часть человеческого бытия, не только разрушающая, но упорядочивающая связи между людьми…, гармонизирующая мир, делающая его динамичнее, привлекательнее и богаче… Что есть добро без зла? Ничто! Его просто нет… Оно не существует пока нет зла… Даже придурочные прагматисты американцы понимают это: «Добро надо делать из зла, потому что его больше не из чего делать…» Извлекая органы из донора, который обречен, мы спасаем…, спасаем в полном смысле жизнь людям, которым жить осталось всего ничего…

— Нельзя говорить о спасении одного, Вавила, если при этом убиваешь другого…, абсолютно здорового и невиновного. — Она стал уставать и вспомнила почему-то свой недавний поход в Третьяковскую галлерею с доктором Спиркиным, и его странную цитату из Микельанджело: «Что лучше: зло, приносящее пользу или добро, приносящее вред…?», и сказала, пытаясь вспомнить его настоящие имя и фамилия:

— Ты демагог, Вавила… Пытаешься подсластить конфету даже самому себе…

— Разве вы от безысходности не пытались делать то же самое…? — спросил он, опасно интерпретируя. — А этот чертов кобель-самурай, проницательный, прагматичный и мудрый…, познавший мир… Смог он найти справедливые для всех решения, примиряющие и объединяющие нас… Постарался ли он хотя бы сформулировать их в виде понятных терминов: добра… зла… раскаяния… расплаты…? Fucking beagle! Похоже, больше всего его интересует мир под юбками женщин: маленькое тесное пространство с запахами, притягивающими его с неимоверной силой… Под вашей — сильнее всего… Зло есть антитеза добра…, только и всего… «Полюбил богатый — бедную, Полюбил ученый — глупую, Полюбил румяный — бледную, Полюбил хороший — злую…».

— «Полюбил румяный — бледную, Полюбил хороший — вредную», — поправила Лопухина.

— Какая разница! — Обиделся Вавила. — Это не библейский текст — частушка и нечего придираться к точности цитаты, и искать в ней глубины…

— Дурень! Это Цветаева… Прекрасные стихи… Если не воевать со злом, полагая его простой антитезой в поэтическом сравнении, оно вытеснит добро… Закон единства и борьбы противоположностей…, как первый закон термодинамики… или следствие из него… Нельяза размыть зло или вину за него, как размывают риски в бизнесе, как разводят раков… или корабли…

— I should worry about it. [88] Вы слишком близко к сердцу принимаете марксистскую философию, Ленсанна… Если Ковбой готов платить…, мне много не надо, пару тысяч в месяц…, стану демонстрировать приверженность добру…, и тогда зло, упакованное в шероховатые денежные знаки с портретами ихних президентов, перестанет быть злом…

— Пока существуют такие как ты, незадумываясь выполняющие чужие приказы, всегда найдутся желающие отдавать их…, и зло не только останется злом, а станет плодиться….

Но конь под Вавилой скакал уже во весь опор и ему ничего не оставалось, как размахивать шашкой:

— Возможно! Но я не стану, как слепые надевать темные очки, предпочитаю наушники… Баста! Я согласен выполнять приказы… Пусть отдают! Я, доктор Вавила, представитель российского среднего бизнес-класса, готов уклониться от выполнения гражданского долга ради заработка и безбедного существования, готов притерпеть…, как за веру…, как гугеноты терпели, когда мочили их все, кому не лень… Пусть извлекают из меня почки или сердце, или печень для очередного ханыги big wheel [89], не жалко… А, может, я родился в рубашке и не стану донором органов, как стали вы…

— Рассредоточься, Вавила! Ты не бигль, знаю, и не бизнесмен, хоть сильно хочешь им казаться, наслушавшись речей Ковбой-Трофима, и даже не представитель среднего класса… Ты ежик… из дерьма, утыканного палочками, про которого любишь рассуждать…, глухой и слепой…, в наушниках и очках… Ступай! У меня дела…

— Хороший режиссер даже из дерьма делает конфету, — отбивался Вавила. — А тут еще палочки вам…

Почти совершенное, хорошо тренированное тело Елены Лопухиной легко и просто справилось с последствиями нефрэктомии. Оставшаяся почка взяла на себя функции удаленной и успешно фильтровала мочу, и удаляла шлаки за двоих… Она по-началу ограничивала себя в соленом и жидкостях, но скоро поняла, что в этом нет необходимости… Микрохирурги с восьмого этажа иссекли старый послеоперационный рубец в боку и наложили новые швы атравматичными иглами… изнутри…, и уродливого рубца не стало… Остался Ковбой-Трофим, зачастивший в Отделение с демонстрациями перед персоналом отеческой заботы и любви к ней, с ледянящей душу холодной вежливостью и пониманием того, что произошло, и почти не замечающий ее при этом, хоть глядел всякий раз с неизбывной заботой и состраданием, будто давал понять всем: «Ибо те, кто без закона согрешили, без Закона и погибнут; а те, кто под Законом согрешили, по Закону будут осуждены». [90]

Пришло лето, для характеристики которого применительно к кардиохирургии и трансплантологии лучше всего подходили слова про сезон слишком жаркий, чтоб делать то, для чего зимой было слишком холодно…, хотя в операционных и палатах Цеха воздух кондиционировала дорогущая американская система…

Институтский парк был удивительно ухожен, будто ждали визитеров высоких или заморских. Отъевшиеся голуби и примкнувшие к ним за зиму вороны демонстрировали редкостную привязанность к посетителям, встречая каждого таким доверительным и безбоязненным хлопаньем крыльев над головой, что родственники балдея, вынимали из сумок и раздавали птицам большую часть из припасенного в сумках…

Когда Станислава объявила о дне свадьбы, заявив публично, что торжество собрался финансировать Ковбой-Трофим, служивый люд задумчиво притих в недоумении, зная прижимистоть директора и отстраненность от институтских гулянок… А когда выяснилось, что для свадьбы арендован пароходик, пусть речной и маленький, Цех встал на цыпочки, стараясь постичь глубину поступка небожителя…, и не смог…

Пароходик назывался «Кузьма Минин» и институтская публика, традиционно подвыпив быстро и сильно, стала искать Митю Пожарского, и не находила, и осторожничая, старалась обходить стороной переднее пространство кораблика с Ковбой-Трофимом, негром и Станиславой за парадным фуршетным столом, привычно обсуждая новые хирургические идеи, как всегда идущие с Запада, собственную государственную власть, которая, в отличие от них, все еще могла позволять себе быть бездарной и злой, общих для многих из них молодых женщин, для которых специально снималась двухкомнатная квартира поблизости, набиравший силу бум со стволовыми клетками, к которым, как большинство хирургов, относились скептически, полагая, что только скальпель способен…

Елена Лопухина и следователь Волошин, выступавшие свидетелями на свадьбе, сидели на верхней палубе, периодически включаясь в карабельное веселье и принудительную, не терпящую отлагательств и отказов, выпивку, когда новая партия хирургов, представляющих очередной специализированный департамент Цеха или его этаж, добиралась до них…