Путешествие с дикими гусями (СИ) - Русуберг Татьяна (читать книги без регистрации полные TXT) 📗
Навряд ли я понимал тогда, что все происходящее неправильно, плохо и незаконно. Знал только, что после туалета Ян точно не помыл руки, не говоря уже обо всем остальном. И я ни за что не собирался позволить возить вонючей грязной штуковиной себе по щекам, и уже тем более пихать ее в рот - хоть я и не почистил зубы. Поэтому я изо всех сил мотал головой, пока не нарвался на пощечину, от которой одновременно брызнули из глаз слезы и посыпались звезды.
- Открой рот, щенок! – прошипел Ян, сжимая стальными пальцами мою челюсть. – И попробуй только еще раз кусни. Я тебе все зубы тогда выдеру клещами, один за другим!
Я трепыхнулся, но мучитель загреб мои руки, придавил их коленями и снова вцепился в лицо – одной рукой в подбородок, а другой в нос, зажимая ноздри. Задыхаясь, я распахнул рот, сообразив, что давно пора кричать. Но вопль тут же захлебнулся – для него не осталось места.
Наверное, все длилось всего несколько минут, но тогда время растянулось в вечность, размеченную вспышками красного, желтого и зеленого, вырезающими из черной бумаги нависающий надо мной мужской силуэт – снова и снова. Я думал, что задохнусь. Что у меня вывернуться из суставов челюсти. Что подавлюсь поднимающейся к горлу рвотой. Но я выжил.
Красный свет сменился на желтый. Черный силуэт исчез, открывая вид на окна, за которыми светофор перешел на ночной режим, и стекло репродукции, отражающее рыжие вспышки. В горле у меня забулькало. Я кое-как сполз с кровати и метнулся в ванную. Там долго обнимался с толчком, пока из меня не вытекло все, включая остатки гамбургеров и колы. Потом умылся, не решаясь глянуть в мутное зеркало. Казалось, мое лицо непоправимо изменилось, будто его смяли, как пластиковый стаканчик, и оно никогда больше не сможет принять первоначальную форму.
Я вышел из ванной и молча свернулся калачиком на полу. Ян курил сигарету, опершись на подушки, и дым нестерпимо драл болевшее горло, но я старался не кашлять. Затушив окурок о тумбочку, этот козел встал, зашарил в груде своей одежды и вытащил ремень. Я зажмурился. Вот она, расплата. Если зубы не выбьет, так уж выдерет теперь, как сидорову козу. И чего я только вздумал кусаться? Но бить меня Ян не стал. Только стянул ремнем запястья и пристегнул к ножке кровати.
- Это чтобы ты сбежать не вздумал, пока я сплю, - пояснил он.
Сбежать? Эта мысль не пришла мне в голову. А теперь было поздно. Ремень мне не расстегнуть, даже если кисть из сустава выверну. И ножку не приподнять – на кровати раскинулся Ян своей тушей. Я лежал на спине в одних трусах, и мигающий свет окрашивал желтым набухающие повсюду синяки. Тело ломило так, будто меня переехал бульдозер.
Ян вскоре захрапел, а я не мог закрыть глаза. Как только отяжелевшие веки опускались, под ними начинал крутиться трехцветный калейдоскоп, обрамляя раскачивающуюся под скрип кроватных пружин черную фигуру – взад-вперед, взад-вперед. Чтобы отвлечься и вышибить из башки все мысли, я уставился на стеклянную рамку со странной картиной, теперь превратившуюся в темную кляксу на стене. Что там было изображено?
Я попытался как можно подробнее воспроизвести репродукцию в памяти. Молодой парень с длинными волосами сидит на корточках в воде, глядя на свое отражение. А рядом – его каменная копия. Только это уже не совсем парень. Если присмотреться, это рука, держащая яйцо, из которого пророс цветок. Насколько у человека должно снести крышу, чтобы нарисовать такое?
Внезапно я представил себя внутри картины. Я рассматриваю себя в озере, а сзади толпятся голые люди. Они чего-то хотят от меня, но мне пофиг. Я знаю, что на самом деле, все, что они видят и могут осязать – это камень. Они коснутся его – я не почувствую. Ударят – мне не будет больно. Трещина пойдет по известняку, не по мне. Я там, по другую сторону воды. Я вечен и совершенен. Им не достать меня. Никогда не достать.
Утром, выходя из номера вслед за Яном, я бросил последний взгляд на своего двойника. «Сальвадор Дали. Нарцисс» - шла мелкая надпись по нижнему краю репродукции. Я был не очень уверен кто из них кто – статуя или человек.
Дикие гуси. Дания
Разбудила меня литовская речь. Я решил, что Ян каким-то непостижимым образом нашел меня и вот-вот полезет за мной со своими подручными. Сжавшись в комок за ящиками, я напряженно прислушивался к происходящему внизу. На чердак вела только одна лестница. Если литовцы начнут карабкаться по ней, я решил спрыгнуть вниз. Лучше пусть сам убьюсь о бетонный пол, чем буду дожидаться участи, которую приготовил мне больной на всю голову урод.
Минуты шли, но про меня будто забыли. Звенели привязи, нетерпеливо мычали коровы, два молодых голоса перебрасывались неразборчивыми за шумом словами. Стоп! Да, говорили определенно по-литовски, но это не Ян. По ходу, вообще не знакомые мне парни. Я облегченно выдохнул: сам не заметил, что давно уже задерживаю дыхание. Осторожно высунулся из своего укрытия. Из-за ярких ламп внизу было непонятно, ночь еще, утро или уже день. На четвереньках подобрался туда, где кончался пол.
Подо мной двое рабочих-эмигрантов в синих спецовках и резиновых сапогах гнали куда-то рыжих коров с раздутым выменем – наверное на дойку. За окнами еще не рассвело – ну и рань! Я не знал, связаны ли гастарбайдеры с Яном или нет, и узнавать, существует ли литовская мафия только в моем воображении, совершенно не собирался. Надо было в темпе валить из хлева, пока меня не спалили. Сказать это оказалось проще, чем сделать: дойка растянулась, по моим ощущениям, на несколько часов. Когда рабочие наконец убрались, привязав всех коров, я колобком скатился с лестницы и дунул в ближайшие кусты. К счастью, еще не рассвело, и меня никто не заметил.
В кустах первым делом рванул ширинку – ссал, наверное, полчаса, еде дотерпел. Потом сосредоточился на других насущных потребностях. Надо было где-то раздобыть еду и теплую одежду. К тому же, жутко хотелось пить. В коровнике наверняка нашлась бы вода, но вернуться туда, под яркий свет ламп, я не решался. Оставалось одно – снова брести через поля.
Вскоре небо на востоке тревожно зарозовело. Взойдет солнце, и я не смогу так запросто разгуливать по чужой собственности – ясно же, что все эти тщательно огороженные луга и пашни кому-то принадлежат. Что будет, если меня засекут и остановят фермеры, я плохо себе представлял. Вызовут полицию? Или просто наорут и прогонят? А может, еще и побьют? Лучше сразу поискать какую-нибудь проселочную дорогу. Навряд ли у кого возникнет желание подвезти грязного подростка бомжевастого вида. А если кто все-таки остановится, я всегда смогу убежать. Так убеждал я себя, ковыляя в набивших кровавые мозоли, слишком тесных кедах.
Над головой раскинулись густо-лиловые эполеты облаков, набухавшие алым подбоем. Хрупкие силуэты деревьев черным кружевом оттеняли мантию невидимого еще солнца. Розовое сменилось теплым оранжевым с узором из темных пятен, как лепестки тигровой лилии. Пятна двигались, узор менялся. Внезапно я понял, что это стая крупных перелетных птиц. Их были сотни, целеустремленно пересекающих небо, вытянув длинные шеи. Еще одна стая показалась слева от меня, образуя почти идеальную букву V. Две крупные птицы пролетели совсем низко надо мной – они, как разведчики, прокладывали путь для остальных. Я завертел головой. Дикие гуси были повсюду. Десятки стай двигались в одном направлении, будто заранее договорившись о времени вылета и маршруте. Я никогда не видел ничего подобного. Стоял, разинув рот, закинув голову, и слушал «Хонк, хонк, хонк!» растянувшегося через рассвет клина.
Я читал, что вместе гуси могут пролететь на семьдесят процентов дальше, чем одинокая птица. Это потому, что взмахи крыльев передних особей создают подъемную силу для следующих за ними. Я вообще много чего читал, но мало что видел – из того, что стоило бы видеть. Поэтому я зашагал следом за птицами. Хоть у меня и не было крыльев, казалось, так легче идти. Казалось, так я был не один.
