Истории, от которых не заснешь ночью - Хичкок Альфред (электронная книга .txt) 📗
Она бы никогда не смогла сказать, сколько времени простояла вот так, спрятавшись в оранжерее. Но когда она вернулась в дом, Эл уже встал и завтракал. Он тотчас же повернулся к ней.
— Ну что, моя дорогая, уже на улице? Ты знаешь, ты меня иногда действительно удивляешь, Сари… Я бы никогда не поверил, что ты так любишь утренние прогулки. Ну ладно, как бы то ни было, иди выпей чашечку кофе и подойди, я у тебя сниму что-то черное на кончике носа.
Он встал и направился к ней с чашкой в руке. Но если в он подошел, он наверняка учуял бы этот ужасающий запах сигары. Прошептав как-то растерянно извинение, она почти бегом поднялась на второй этаж. Когда она вымылась, переоделась и тщательно почистила зубы, то спустилась вниз. Сари увидела, что Кармен уже накрыла на стол, и поспешила заменить сигару, положенную около тарелки Эла, на ту, которую она принесла.
"Итак, все в порядке", — подумала она и отправилась на кухню, чтобы заплатить Хуану и Кармен, сказав им, что они могут располагать целым днем. Когда возвращалась, то услышала шум голосов, явно доносившийся из кабинета, который буквально пригвоздил ее к полу. Черт возьми, кто бы это мог быть? А что, если это кто-то, кто останется обедать? Что ж, снова надо менять сигары?
Она заставила себя медленно пойти по коридору, дошла до кабинета и вошла в него. Это была Мэрси Хант, самая мерзкая сплетница и самый плохой художник Санта-Фе. Она очень радостно встретила Сари и предложила ей сесть рядом с ней на диване, а потом пустилась рассказывать ей последнюю сплетню о последнем "скандале". Видимо, Мэрси не очень спешила.
Сколько же времени все это длилось? Час? Два часа? У Сари не было ни малейшего представления об этом. Ее мысли были заняты только тем, что она рассматривала, как движется солнце по паркету, как стучат часы в углу комнаты. А Мэрси все говорила, говорила и говорила, подводя ее к тому моменту, когда она окажется в своей собственной ловушке.
И вот тогда, когда она была уже в полном отчаянии, спас ее Эл:
— Скажите, Мэрси, вы не прозеваете фиесту? Конечно, нам было бы очень приятно видеть вас с нами на обеде, но наверняка куда веселее быть в городе на празднике, тем более что сегодня выходной день у нашей кухарки и у нас нет ничего приличного, что бы мы могли вам предложить…
После чего оставаться уже больше Мэрси не могла. Она взяла свою сумку, подошла к двери, повернулась, чтобы бросить последнее язвительное замечание, и в конце концов позволила Элу проводить себя до машины.
— О, Господи, — вздохнул он, возвращаясь.
— Да, это уж точно! — кивнула Сари и поспешила в кухню поискать там что-нибудь из того, что приготовила для них Кармен.
Она рассчитывала позволить себе пропустить стаканчик чего-нибудь перед обедом. Но когда вернулась с салатом, то увидела, что Эл был в столовой и занимался приготовлением коктейля. Никогда еще ничего подобного с ним не случалось, поскольку он не любил видеть, как она пьет перед обедом. Она остановилась как вкопанная на пороге комнаты и вопросительно вскинула брови.
— Для тебя, моя дорогая! — сказал он, ставя стакан возле тарелки Сари, пододвигая ей стул, чтобы она села. — В общем-то сегодня необычный день, не так ли?
Пока он садился напротив нее, Сари накладывала салат в тарелку, ожидая продолжения.
— Припомни, Сари, ведь сегодня наш последний день вместе. Поскольку, я думаю, ты согласишься на развод, который я тебе предложил… Не так ли, моя дорогая?
Сари посмотрела на ледяное лицо человека, так уверенного в себе. Она залпом выпила коктейль, прежде чем ответить.
— Нет, Эл, об этом и речи быть не может.
Он долго молчал, потом поднялся, взяв в руки стакан Сари, и пошел снова наполнить его коктейлем. Она с жадностью посмотрела на стакан, прекрасно зная, что не должна пить, что Эл пытается исключительно ее напоить, но в конечном счете она не смогла воспротивиться искушению. Она снова залпом осушила стакан и осведомилась, подавив легкий озноб:
— Ну и?
— Ну и что, Сари? Ты мне дала свой ответ, но ты не думаешь все же, что это изменит мои планы? Ты должна была меня более внимательно выслушать… Я ж тебе сказал, что я всегда добиваюсь того, чего хочу. Ты ведь помнишь, не так ли, Сари?
Сари помнила об этом, но как сквозь нечто вроде летаргического тумана. Так что все ей было безразлично.
Она испытывала чувство странной и приятной усталости, которая давила на плечи, разливалась по рукам, и одновременно ей казалось, что ей уже знакомо это пощипывание в горле. Подняв голову, она посмотрела на Эла, но взгляд ее был неясным, искаженным. И тогда она все поняла.
Она захотела встать, побежать, позвать на помощь, но поняла, что не может даже двинуться. Но даже если бы она нашла силы сделать так, то это не имело бы уже никакого значения. Он слишком хорошо приготовил ловушку… А может быть, это Эл с самого начала водил ее за нос? Теперь это ей казалось странным образом лишенным всякого смысла. Если только это не, еще одна победа Эла.
— Но, они же тебя схватят, они тебя поймают и схватят! И ты все же проиграешь, — сказала она шепотом, с трудом выговаривая слова, которые застревали у нее в горле, и прилагая все силы, чтобы подняться и различить черты лица Эла. А он улыбался самоуверенно.
— Нет, моя дорогая! Никто меня не возьмет, поскольку ты просто мне оказала услугу тем, что покончила с собой, как ты однажды попыталась это сделать, оставив мне прощальное письмо, которое сейчас мне очень пригодится…
Сари не воспринимала больше того, что говорил Эл, но она видела сигару, видела, как он откусил кончик сигары, тщательно прикурил ее и удобно уселся на стул, откинувшись на спинку. Поднес сигару к губам. И тогда, удовлетворенная, упав на стол, она сказала себе, что даже заплатить жизнью за такое удовольствие… это того стоило.
Теодор Старджон
Оракул и гвоздь
Прогресс, собственно, ничего здесь не изменил. Пентагон 1990 года как Пентагоном был, так им и остался. Теплые места там всегда дорого стоили, и Джонсу, в сущности, некого было упрекать в том, что он получил. Каморка, в которую его поселили и где невозможно было дышать, могла бы быть еще теснее, благо жить в ней ему предстояло не более трех дней. Он и не протестовал. Но после трехнедельного пребывания, он чувствовал себя в ней ничуть не лучше, чем взрослый человек в школьном летнем костюмчике или в башмачках для причастия. Анни всегда с нетерпением ожидала его прихода, но в последнее время ее телефонные звонки стали более походить на крики о помощи, что говорило о том, что нервы ее постоянно напряжены. В отеле ему хотели предложить другую комнату, но он принципиально отказался и чувствовал себя теперь как камешек, опущенный в отвар из трав, потерявшись среди делегатов конвенции Лиги Оппозиции. Он должен был купить себе рубашки, он должен был купить себе ботинки, он должен был сделать себе прививку четырехкратной дозы против гриппа, ОРАКУЛ же ему этого сделать не давал.
Джонс и его команда разобрали его до последнего винтика, проверили сотни километров проводников, прощупали тысячи микросхем, короче говоря, сунули свой нос во все щели, в которые только можно было засунуть его, за исключением бесценного и неприкосновенного банка памяти. Потом они его собрали в обратной последовательности, проверив еще раз все то, что проверяли при разборке с той же тщательностью. Затем он был включен и проработал четыре часа при полной нагрузке в режиме абсолютного приоритету, в то время как добрая половина технических работников страны выжимала свои мокрые от пота носовые платки, а треть военных мочила свои старые кожаные штаны. После чего Джонс заявил трем представителям мужского пола, что с машиной ничего не произошло, что с ней ничего никогда не происходило, и что не было никаких причин даже предполагать, что с ней вообще что-либо и когда-либо может произойти. Один за другим представители зашли еще раз в святилище, заперли за собой дверь, включили цепи кодировки, после чего точно так же, один за другим, вышли, имея на лице одинаковое недовольное выражение, и заявили Джонсу, что ОРАКУЛ отказался дать им ответ. Это были: старый адмирал неопределенного возраста, полковник и некое подобие исторического памятника, которое Джонс про себя окрестил гражданский.
