Демон - Олден Марк (читать книги без сокращений txt) 📗

Ковидак эти ослиные рассуждения проигнорировал и принял версию Осимы об Уоррене Ганисе. Американскому парню как будто само небо помогло остаться живым. Мало кому во время войны так везло. Судьба сдала ему лучшие карты, а Касс проиграла. Нет, Ковидак был уверен, что Уоррен Ганис уцелел не по воле случая, сыграл роль другой фактор.

Комитет, однако же, его подозрений не разделял. Он объявил дело закрытым: Уоррен Ганис сейчас в Америке, он стал известен и все ему сочувствуют — ничего странного, если учесть, сколько пришлось пережить молодому человеку. И ничем нельзя подтвердить дикую версию Осимы о том, что Ганис покинул Японию, убил своих родителей в Америке, затем вернулся в Японию и ждал, когда его обнаружат союзники. Все это как часть плана обогащения «Мудзин» в будущем? Чепуха.

Обвинить американского юношу в военных преступлениях — это нечто совершенно немыслимое, заявил Исполнительный комитет. Американское правительство не закатит себе публичную оплеуху, как бы ни просил об этом Ковидак. Американцы любят героев, и, как перед Богом, нет сейчас в стране большего героя, чем Уоррен Ганис. Никто, ни Ковидак и ни Осима, не отнимет этот прекрасный момент у американского народа.

Единственное, что мог сделать комитет, это встретиться частным образом с Осимой и определить, заслуживают ли его показания дальнейшего изучения. Но Ковидак еще не успел сообщить ему об этом, когда бывший комендант лагеря, вместе с женой и детьми, погиб в своей машине — она столкнулась с бензовозом и сгорела. И Ковидак, и Кутэн назвали это убийством, отметив, что у Осимы не было своей машины и не было денег, чтобы ее купить. Осима, сообщил Ковидак комитету, едва наскребал горстку риса для своей семьи каждый день. Все Осима спали на железнодорожной станции, вместе с тысячами других бездомных японцев, и передвигались пешком. Где же такой человек взял деньги на машину, а если он ее одолжил, то почему не появился хозяин? Ну, а если машина украдена, то опять же, почему хозяин об этом не заявил?

Теперь Ковидака уже нельзя было остановить. По его настоянию Исполнительный комитет Союзных войск вызвал Ясуду и Рэйко Гэннаи для допроса. Он уверял, неустанно уверял комитет, что именно они стоят за массовыми убийствами в лагере, но хотя он это чувствовал, даже знал, доказать не мог.

Без Осимы уже и не докажет. А комитет отпустил супругов Гэннаи за отсутствием подтверждающих улик, Ковидаку в то же время приказал этим делом больше не заниматься. Но когда Гэннаи покидали зал слушаний, он преградил им дорогу и сказал: «Предупреждаю вас обоих. Я не отступлюсь, пока не смогу доказательно обвинить вас в убийстве Касс. И передайте своему молодому мистеру Ганису, чтобы оглядывался через плечо, потому что я много лет буду наступать на его тень. А теперь убирайтесь оба к черту».

Он плюнул Ясуде Гэннаи в лицо и хотел ударить, но его удержали Кутэн и военный полицейский, американец в белом шлеме. Потом Ковидак неделю пил и плакал, Кутэн помог ему пережить это время, помог тем, что просто его слушал. Ковидак говорил, что потеря человека, которого любишь, хуже любой смерти, и он бы умер тысячу раз, чтобы хоть еще один раз обнять Касс. Ее потеря что-то навсегда в нем убила. Он уже не может любить, но может ненавидеть. Глядя на досье «Мудзин» и семьи Гэннаи, разбросанные по офису, он повторял: я могу ненавидеть.

Ковидак оставил военную службу в 1949 году, понимая, что к рутине гражданской службы вернуться уже не сможет, зная, что Англия изменилась так же сильно, как и он. Высшие классы, будь они прокляты, вели себя так, будто войны никогда не было. Но для большинства людей первые послевоенные годы были самыми суровыми в истории страны, не хватало буквально всего, рационирование было жестче, чем в годы войны.

Конечно, устраивались прекрасные балы в Виндзоре, Саттон-плэйс и в богатых частных домах, но все сильнее веяли ветры перемен. Правительство готовило новые законы, направленные против аристократии. Всяческие привилегии планировалось отменить, начиналась эра простого человека. Могла родиться новая Англия.

Стремясь ускорить этот процесс, Ковидак решил баллотироваться в парламент. И, к собственному удивлению, победил на выборах. Но после нескольких лет борьбы с консерваторами, лейбористами, маразматическими лордами, идиотами социалистами и разнообразными фанатиками он из парламента ушел. Тошно было смотреть на межпартийную грызню, от которой страдала вся страна.

К тому времени он был достаточно богат и мог жить в соответствии со своими вкусами. Родители умерли, он им унаследовал. Продал собственность в Сюррее, дом в Лондоне и переехал в Амершэм, где была похоронена Касс. И в шестидесятилетнем возрасте занятий ему хватало, уходить на покой он не собирался. Читал лекции в Оксфорде по азиатским вопросам, писал о Японии и Китае для «Нью Стэйтсмэн» и «Таймс Литэрэри Саплимент», работал в БиБиСи радиокомментатором.

Но главное, он наблюдал за «Мудзин», заполняя картотечные ящики информацией о компании, ее персонале, ее политике, успехах и неудачах. Часть собранной информации вошла в книгу об «экономическом чуде» Японии, связывая с этим явлением Уоррена Ганиса, однако об уничтожении пленных в лагере и убийстве родителей Ганиса Ковидак не упоминал. Не упоминал потому, что не было доказательств.

И вдруг буквально потоком пошла порочащая информация о «Мудзин», семье Гэннаи и Ганисе, так или иначе имеющая отношение к болезни Ясуды Гэннаи и борьбе за его президентское кресло. Кто-то настолько стремился к высшей власти в «Мудзин», что не побоялся перетряхнуть грязное белье компании на публике и связать известнейшего издателя Америки с давно забытым массовым убийством. Этот кто-то для выхода на Ковидака использовал Сержа Кутэна, сына Алена, и японку по имени Ханако Ватанабэ.

И Серж Кутэн, и Ханако сказали Ковидаку, что получают информацию от г-на Никкэи, счетовода в «Мудзин», но тот не истинный источник, а лишь посредник. Истинный источник им не известен. Сомневаться в их словах не было оснований; Ковидак знал Сержа с детства и считал хорошим парнем — может, немного бабник, но парень хороший. А красавица Ханако вряд ли стала бы интриговать, ей больше нравилось зажигать свечу с обоих концов. Да, они говорили правду. Ковидаку казалось вполне логичным, что его неизвестный благодетель в «Мудзин», имеющий доступ к секретам компании, хочет иметь какой-то буфер между собою и Ковидаком. И не без причин. Ковидак уже достаточно знал о «Мудзин», чтобы уверенно предсказывать: рано или поздно он высчитает, кто именно скрывается под именем Аикути, Скрытый Меч. А тем временем пусть накапливается грязь, пусть досье толстеют и позволят Ковидаку отомстить наконец через сорок лет.