Магия кошмара - Страуб Питер (читать книги без txt) 📗
ИСТОРИЯ ЛИСТЬЕВ
У его мамы носом пошла кровь. Мальчик опустил свою руку в воду, чтобы ее остановить, и из листьев поднялось облако и затемнило всю воду.
ИСТОРИЯ КИНО
Чарли Карпентер и Лили Шихан держались за руки и смотрели с экрана. Поцелуй меня, сказала Лили, и мертвый мальчик склонился над ней и поцеловал это, взяв себе в рот. Каждый день в зале кинотеатра «Белдейм Ориентал» происходило одно и то же. Конец фильма так ужасен, что невозможно было вспомнить, даже если очень стараться.
ИСТОРИЯ КРОВИ ИЗ НОСА
Когда миссис Сунчана увидела это, она сказала: «Вы называете это кровью из носа?», а его отец ответил: «А как же еще это можно назвать?»
ИСТОРИЯ КИНО
Лили Шихан обвила руками Чарли Карпентера точно так же, как Кое-кто обнимал мертвого мальчика. Между ног у нее что-то выросло, и Чарли Карпентер стал это лизать. Мы помним складки серой плоти. Когда же теплая, нежная жидкость с дрожью вырвалась наружу, по вкусу она была как хлеб.
ИСТОРИЯ ГОЛУБОЙ РОЗЫ
Чарли Карпентер позвонил в дверь Лили Шихан, и когда она открыла, он подарил ей голубую розу. Это символ умирания, символ смерти. Мой папа встречал человека, который выращивал их, и когда этот человек попытался убежать, папа застрелил его в спину.
ИСТОРИЯ КИНО
Кино шло еще долго и потом наконец-то кончилось. Роберт Райан лежал в луже крови, и отвратительная смертельная вонь наполняла воздух. Лили Шихан закрыла входную дверь, и маленькая лодочка уплыла через озеро Рэндом. Некоторые люди встали со своих мест и пошли вверх по проходу, они распахнули двери в холл. Все мое тело гудит от чувств, которых я не знаю. В своих руках я чувствую вес леденцов в шершавом мешочке, мои пальцы сохраняют жар... мои руки горят. Существует только этот мир с его пустыми сиденьями и огромным телом рядом с моим. Я дважды мертв, я похоронен под ковром в «Белдейм Ориентал», засыпанный хлопьями попкорна. Мое сердце заходится, когда огромный человек крепко прижимает меня к груди. История кино была слишком ужасной, чтобы ее запомнить. Я говорю, да, я приду завтра. Я все забыл. В мозгу гремели слова из колонок. Джек Армстронг, «Лаки страйк», ирландские песни на день св. Патрика, когда я был болен и лежал в постели весь день и слышал, как моя мама мурлыкала песни и разговаривала сама с собой, убирая комнаты, в которых мы жили.
ИСТОРИЯ МОЕЙ ПЕРВОЙ ЖЕРТВЫ
Первым человеком, которого я убил, был шестилетний мальчик по имени Ланс Торкельсон. Мне тогда было тринадцать. Мы были на карьере в Тангенте, Огайо, и я заставил Ланса держать в руках мой член, и кончик был как раз напротив его лица. Пораженный новым ощущением, я вскрикнул, и сперма выстрелила и прилипла к его лицу. Если бы я держал рот на замке, все было бы в порядке, но мой вопль напугал Ланса, и он начал выть. Я все еще стрелял спермой — часть ее попала Лансу на шею и стекла вниз под воротник. Он дико орал. Я поднял камень и сильно ударил Ланса сбоку по голове. Он сразу же рухнул. Потом я бил его, пока что-то не сломалось, и голова его не стала мягкой. Мой член все еще был упругим, но внутри уже ничего не осталось. Я откинул камень в сторону и смотрел, каким я был плотным и живым, таким готовым. Я с трудом мог поверить в то, что произошло. Я никогда не знал, как это работает.
8
Неожиданная перемена в атмосферном давлении вывела его, стонущего, из кино. Все его тело натянуто от страдания. Она умерла, думал он, она только что умерла. В его спальню проникали запахи от пива и мусорного ведра. Темнота над его кроватью свернулась в узор такой же бессмысленный, как нефтяная пленка на воде. Он отбросил одеяло и спустил ноги с кровати. Очертания какой-то фигуры вращались над ним и меняли форму.
Все в его комнате — кровать, комод, игрушки и одежда на полу — сделалось совершенно неузнаваемым при белом свете, который просачивался из окна через марлевые занавески. Комната казалась ему больше, чем при дневном свете. Как только он откинул одеяло, до его ушей стал доноситься глубокий звук, глубокий, механический скрежет, который разливался по всей комнате от пола и стен. Этот звук проистекал из земли — так работала сама земля, огромная машина в сердце земли.
Он пошел в гостиную. Бледный лунный свет падал на ковер. Спящая Джуд свернулась в темный комок, из которого торчали только кончики ее ушей. Вся мебель, казалось, готова раствориться, стоит ему только дотронуться до нее. Дверь в спальню закрыта. Пыхтение огромной работающей машины в земле продолжалось.
Звук усилился, когда он подошел к двери в спальню. Замешательство опустилось на него, как туман.
Он стоял в залитой лунным светом комнате и глотал огонь, рука словно примерзла к ручке двери. К нему пришло осознание ужасного: неприятный звук, который разбудил его, — это дыхание матери, непрекращающаяся борьба за то, чтобы втянуть глоток воздуха и выдавить его наружу. Фи почти потерял сознание — облако смущения оставило его так быстро, что он почувствовал себя раздетым. Он думал, что мать умерла, а теперь она собиралась умереть еще раз.
Он повернул ручку и открыл дверь. Скрежещущие звуки не просто стали громче, они выросли в размере и массе. Внутри «Белдейм Ориентал» надо было постоять немножко, пока глаза привыкнут к темноте. Слегка перебивая шумы, издаваемые телом матери, стремящимся удержать в себе жизнь, в комнате раздавались более мягкие звуки отцовского храпа.
Фи вошел в спальню, тени перед ним постепенно сливались и густели. Мать лежала со сложенными на груди руками, лицом к потолку. Звучало так, будто из нее отрезок за отрезком вырывали что-то длинное и неровное и неохотно поддающееся. С правой стороны кровати на матрасе лежало бледное мускулистое тело, одетое только в белые удлиненные трусы, рука над головой, нога согнута в колене. Рядом с матрасом выстроился отряд пивных бутылок.
Фи потер глаза и наконец увидел, что руки матери часто вздрагивают, как сердцебиение какого-нибудь маленького животного. Он потянулся и положил пальцы на ее предплечье. Оно двигалось в том же быстром ритме, что и руки. Еще один неровный вдох, преодолевая препятствия, понес воздух внутрь матери, а когда он сжал ее руку своей, кто-то невидимый вырывал из нее дыхание обратно. Маленькая лодочка, в которой уплывала мама, стала теперь только крошечной точкой на черной воде.
Тело матери казалось длинным, как городской квартал. Как он мог нарушить то, что происходило в этом теле? Руки, скрючившиеся на груди, были размером с его голову. Ногти, отросшие на руках, были длиннее его пальцев. Ее подбородок разделял чернеющие впадины. Лицо широкое, как карта мира. Вся эта мощь и размеры подавляли — ее борьба уничтожала его, вздох за вздохом.
Руки на ее груди все еще мелко дрожали. Звуки, издаваемые при втягивании и выпускании воздуха наружу, уже ничем не напоминали дыхание. Звуки сражения, десятков мужчин, умирающих на поле боя, тяжелых ног, глухо топающих по земле, снарядов, уничтожающих вековые деревья, военных самолетов, летящих по небу. Мужчины стонали на поле брани. Воздух был розовым от взрывов артиллерийских снарядов. Его расчерчивали ослепительно яркие желтые трассирующие снаряды.
Фи открыл глаза. Тело его матери — поле сражения. Ее ноги дрожали под простыней; дыхание превратилось в нечеловеческое пыхтение со скрежетом. Он потянулся, чтобы снова дотронуться до ее руки, но рука выпрыгнула из его пальцев. Он взвыл от одиночества и страха, но звуки, вылетающие из ее рта, затмили крик. Ее руки подскочили вверх на три или четыре дюйма и шлепнулись на тело. Два ногтя щелкнули друг о друга со звуком хрустнувших куриных косточек. Длинные желтые ногти покатились вниз по простыне и клацнули друг о друга внизу сбоку кровати. Фи чувствовал: что бы ни происходило внутри его матери, это же происходит и с ним. Он чувствовал, как огромные руки добрались до его внутренностей, крепко сжали всю его сущность и потянули наружу.
На мгновение она перестала двигаться. Руки с переплетенными пальцами зависли в воздухе; ноги уперлись в матрас; бедра поднялись вверх. Ноги разъехались, и бедра снова рухнули на кровать. Простыня медленно опустилась на талию. Запах крови наполнил комнату. Руки матери упали на грудь, а измятая нижняя простыня постепенно превращалась из белой в темно-красную. Кровь стекала к коленям. Около талии она была еще темнее и просачивалась насквозь через верхнюю простыню.
