Тугая струна - Макдермид Вэл (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗
И вот они поехали по узким проселочным дорогам. Он объяснил, что пробные съемки не смогут начаться раньше завтрашнего утра, но он надеется, что она не откажется с ним поужинать. Он сказал, что у него поблизости есть дом и что там есть комната для гостей, где она сможет переночевать, – тогда, выпив стаканчик-другой, ему не придется потом вести машину. Конечно, если она не возражает. В противном случае он готов отвезти ее в гостиницу.
Какой-то частью сознания воспитанной и приученной к осторожности девочки ей хотелось сейчас же отправиться в гостиницу, откуда можно будет позвонить матери и успокоить ее, сказав, что она жива-здорова и у нее все в порядке. Но ночевать одной в гостиничном номере, в городе, где она никого не знала, не имея другой компании, кроме телевизора и мамы на проводе, которая наверняка станет рвать и метать, не казалось ей такой уж заманчивой перспективой. Другой голос у нее в голове, искушая и подбивая на опрометчивые поступки, убеждал ее, что никогда больше у нее не будет такой блестящей возможности добиться успеха. Провести целый вечер наедине с ним – что может быть лучше, если хочешь произвести на него впечатление. Тогда завтрашние пробы превратятся в пустую формальность. Этот голос, заглушаемый сложной смесью опасений и предвкушения, намекнул, что такого благоприятного повода расстаться с девственностью может больше не представиться.
– Переночевать у вас было бы просто классно, – сказала она.
Он улыбнулся, на секунду оторвал взгляд от дороги.
– Обещаю, что нам не будет скучно, – сказал он. И он не обманул. Что-что, а скучно не было. Не сразу, конечно. Еда оказалась объеденье, деликатесы от Маркса и Спенсера, про которые ее мама всегда говорила, что они не могут себе этого позволить. А еще они пили вино. Множество разных вин. Сначала шампанское, потом белое вино под закуски, потом красное под основное блюдо и тягучее, ароматное, золотистое – под пудинг. Она и не подозревала, что на свете есть столько вин с разным вкусом. Он был просто душка, весь ужин. Непрерывно шутил, заигрывал с ней, рассказал кучу историй, от которых улыбка не сходила у нее с лица, а внутри все сжималось, потому что она узнавала все эти секреты из жизни звезд.
И ему, казалось, ее общество тоже доставляло удовольствие. Он все время спрашивал ее, о чем она думает, что чувствует, кто на телевидении ей нравится, а кто нет. Ему было интересно, он пристально глядел в самую глубину ее глаз, слушал по-настоящему внимательно, как и полагается влюбленному мужчине, а не просто мальчишке из школы, одному из тех, с кем она гуляла раньше, которые только и думают, что о футболе да о том, насколько далеко ты разрешишь им зайти. Но он и не пускал слюни, глядя на нее, как некоторые грязные старики. Он был предупредителен и обращался с ней уважительно. За всеми этими разговорами позвонить матери было последнее, о чем она думала.
В конце ужина она чувствовала приятное головокружение. Она не напилась, нет, не как на дне рождения у Эммы Лоумас, когда она одна выпила пять бутылок крепчайшего сидра и потом несколько часов ее рвало. Предметы только чуть-чуть расплывались, а все существо наполняло счастье и желание ощутить прикосновение его горячего тела, зарыться лицом в цитрусовый и одновременно древесный запах его одеколона, сделать свои фантазии реальностью.
Когда он встал, чтобы сварить кофе, она пошла за ним, несколько нетвердо держась на ногах, испытывая легкое головокружение, отчего вся комната слегка покачивалась, но это не было неприятно. Она встала сзади и обвила руками его талию.
– По-моему, вы чудо, – сказала она, – это просто фантастика.
Он повернулся и дал ей прижаться к себе, пряча лицо у нее в волосах и утыкаясь носом ей в ухо.
– Ты не похожа на других, – прошептал он, – совсем не похожа.
Животом она почувствовала его эрекцию. На какое-то мгновение ей вдруг стало страшно, потом его губы накрыли ее рот и она растворилась в поцелуе, чувствуя себя так, словно целовалась первый раз в жизни. Казалось, их поцелуй продолжался целую вечность, перед ее глазами вихрем проносился калейдоскоп разноцветных огней, а тем временем возбуждение все быстрее разгоняло кровь по венам.
Она почти не сознавала, когда он незаметно развернул ее так, что она оказалась прижатой спиной к верстаку, а он тем временем продолжал целовать ее, его язык быстро двигался у нее во рту туда-обратно. Внезапно он сжал ее запястье и сильным движением отвел ее руку в сторону. Донна почувствовала прикосновение холодного металла и мгновенно открыла глаза. В ту же секунду их губы разъединились.
В растерянности она смотрела на свою руку, не понимая, почему она оказалась зажата между челюстями больших стальных тисков. Он отступил на шаг и быстро закрутил ручку, челюсти тисков сомкнулись на ее покрасневшей голой руке. Она потянула руку, тщетно пытаясь высвободиться. Деваться было некуда. Она была поймана за руку, пришпилена к верстаку и тискам.
– Что вы делаете? – взвизгнула она. На ее лице написаны были боль и изумление. Для страха было еще слишком рано.
Его лицо оставалось совершенно бесстрастным. Застывшая маска вместо интереса и симпатии, которые она видела на этом лице.
– Все вы одинаковые, разве нет? – сказал он ровным, невыразительным голосом. – Готовы на все, лишь бы получить то, что вам нужно.
– О чем вы говорите? – взмолилась Донна. – Отпустите меня, это не смешно. Мне больно.
Свободной рукой, вывернувшись, она потянулась к тискам, желая их ослабить. Он поднял руку и наотмашь, с силой ударил ее по лицу. Она зашаталась.
– Будешь делать то, что тебе говорят, подлая сука, – все так же спокойно сказал он.
Донна почувствовала во рту вкус крови. Судорожные рыдания рвались из ее горла наружу.
– Я не понимаю, – запинаясь, еле. выговорила она, – что я сделала не так?
– Ты кинулась мне на шею, потому что думаешь, я дам тебе то, чего ты хочешь. Ты говоришь, что любишь меня. Но если, проснувшись завтра, ты узнаешь, что я не могу дать тебе того, чего ты хотела, то ты кинешься на шею к первому встречному, который поманит тебя бесплатным талончиком на обед.
Он прижался к ней, навалился на нее всей тяжестью, мешая еще раз попробовать ослабить тиски.
– Я не знаю, о чем вы говорите, – плакала Донна, – я никогда… Ой!
Он еще сильнее закрутил тиски, и ее голос перешел в вопль боли.
Боль от сдавленных костей и мышц огнем пронзала руку, острые края тисков глубоко и безжалостно вонзались в ткани. Когда ее вопль перешел в жалобное всхлипывание, он слегка отстранился от нее, всей своей тяжестью по-прежнему прижимая к себе ее свободную руку, и одним мощным рывком сверху донизу разорвал на ней платье.
Теперь она уже испугалась по-настоящему. Она не могла понять, зачем он все это делает. Если она чего и хотела, так это любить его, быть его избранницей и. сниматься на телевидении. Все должно было быть совсем не так. Все должно было быть романтично, неясно, замечательно, а это было какое-то безумие, бессмыслица какая-то, и немыслимо болела рука, и единственное, чего ей сейчас хотелось, это чтобы все прекратилось.
Но он еще только начал. Пара секунд понадобилась, чтобы ее разорванные трусики упали к ногам, оставив глубокие следы там, где ткань врезалась в кожу, когда он грубо рвал ее. Рыдания сотрясали тело, голос бормотал бессвязные и бессмысленные мольбы. У нее не было сил сопротивляться, когда он расстегнул молнию на брюках и всадил в нее свой член.
Донне запомнилась не боль от потери девственности. Ей запомнилась мука, которая волной прокатывалась по всему телу каждый раз, когда он сильнее закручивал тиски, синхронно с тем, как ударялся бедрами о ее бедра. Она не заметила, как ее девственная плева порвалась, потому что одновременно с этим две гладкие стальные поверхности дробили кости запястья и предплечья, растирая в пыль живое мясо.
Лежа в темноте, Донна радовалась уже тому, что сознание в какой-то момент оставило ее. Она не знала ни где она, ни как она сюда попала. Она знала то единственное, что теперь она наконец одна, и это было счастье. И этого было довольно. По крайней мере, пока этого было довольно.
