Наследник волхвов - Зайцев Михаил Георгиевич (полная версия книги .txt) 📗
– Да ну, ты что?! Удостоверение Андрея, улику, нам подбросили в Еритнице, забыл? Крылов разгадал тайну Глафиры Иванны и на крыльях репортерской удачи помчался разбираться с загадкой оборотня. Поставь себя на место тележурналиста. Ты бы признался бабе Глаше, что знаешь секрет ее ясновидения? Нет, конечно! Можно, не спорю, припереть бабку и ее племянников к стенке и снять с них деньги за молчание, но какой репортер согласится продать сенсацию! Наоборот, сенсации обычно покупают! Или я не прав? И потом, бабке Глаше и Петьке с Пашкой слабо решиться на «мокрое дело». Конечно, они могли бы «заказать» московского репортера бандитам, но тогда б улики в виде перепачканных землей и кровью корочек Андрюхи фиг бы материализовались в Еритнице! Однако, дорогой мой Витя, версия твоя заслуживает пристального внимания правоохранительных органов, и мы вполне сможем ею воспользоваться, теперь мы сможем шантажировать «русскую Вангу», врубаешься?
– Ты собрался потребовать у нее деньги за...
– Дурак! В том случае, ежели Федор Василич завтра к девяти ноль-ноль не вернется, я... то есть мы шантажом и угрозами заставим бабку-гипнотизершу работать, блин, на нас, дошло? Будем считать, Витька, ты меня уломал, устыдил, уговорил, и я больше не желаю убегать, «поджав хвост»! В моей буйной головушке только что родился наглый до полного безобразия план действий на тот невероятный случай, ежели диверсант Федя пропадет без вести вслед за братом-репортером. Впрочем, ежели он вернется с «языком», годным для транспортировки, то финальный этап моей задумки, вполне вероятно, мы осуществим все втроем... то бишь, вчетвером, считая и «языка». В любом варианте мы с тобой, Витька, обсуждая детали моего плана, с пользой дела скоротаем время до возвращения Федора... Или до его невозвращения...
Почти летний денек сменил почти осенний вечер, а ему на смену пришла почти зимняя ночь. Всю одежду, которая нашлась в машине, они напялили на продрогшие тела. Они собирались развести костер, но передумали, решили, мол, лучше «не светиться», лучше отсидеться в машине. Они уничтожили все скромные запасы съестного, каковые нашлись, хвала духам, в машине, они выпили половину запаса воды, взятой утром из колодца на хуторе. Фокин, который периодически жаловался, что прошлой ночью не выспался на сеновале, и Сергач, который не спал минувшей ночью вообще и очень-очень страдал от отсутствия курева, – они говорили, азартно перебивая друг друга, вплоть до четырех часов утра. В четыре с минутами их сморило. Они собирались спать по очереди, однако заснули оба. В 9.31 проснулся Фокин, разбудил Сергача. Федора не было, он не вернулся.
10. Госпожа удача
День к полудню еще не определился в своем настроении. Редкие пузатые облака, словно воспоминания о боевых дирижаблях, медленно и чинно плыли низко-низко над землей, угрожая дождем, а то и градом. Солнце то вспыхивало в белесых высотах, то будто бы тухло. А зелени за минувшие сутки – всего лишь за сутки! – заметно прибавилось в пейзаже. Весна, как неизлечимая болезнь, стремительно прогрессировала наперекор всему и вся.
Игнат сбросил скорость, свернул с накатанной дороги. «Нива» накренилась, выровнялась, клюнула носом, вильнула задом. Игнат с минуту гнал тачку по целине, пока в небе висело тухлое солнце, когда же светило вспыхнуло и его озорные лучи мазнули по глазам, Сергач заглушил мотор и, жмурясь, исполнил на клаксоне некое подобие классической мелодии «чижик-пыжик». Короткие «би» и длинные «би-и-ип» звучали нестройно, но звонко. На последних тактах «чижика» из лесу выбежал Фокин.
Игнат вышел навстречу Виктору. Чиркнул зажигалкой. В зубах у Сергача самокрутка, на плечах болтается распахнутое длиннополое пальто Фокина поверх мятой рубашки с расстегнутым воротом. Игнат стоит, подбоченясь, наклонив голову, и улыбается свободным от самокрутки уголком рта. В левый глаз попадает табачный дым, левый прищурен. Правая бровь, рассеченная шрамом, выгнута дугой. Игнат сейчас похож на ковбоя, на героя диких прерий, которому сам черт не страшен.
– Достал? – выкрикивает на бегу Фокин.
– Йес! – Сергач эффектно откинул полупальто, демонстрируя косо торчащий за поясом обрезанный приклад «берданки».
Витя в пиджаке, усыпанном желтыми еловыми иголками, перхотью леса, при галстуке, сбившемся набок, подбежал к ковбою Сергачу, потянулся к обрезу.
– Дай посмотреть.
– Смотри! – Сергач лихо выхватил обрез, ловко подбросил, красиво поймал за обрубок ствола, бережно вложил в растопыренную пятерню Фокина культяшку приклада. – Сошлись на штуке за антикварный обрез плюс чирик за патрон.
Рука Сергача нырнула во внутренний карман пальто и вынырнула с патроном на ладони. Невзрачный симбиоз капсуля и пули был Сергачом тут же подброшен высоко вверх и пойман, как муха, в кулак.
– Всего один патрон?! – спросил Витя разочарованно, изучая пальцами ложбинки и выступы обреза.
– Увы! Дед уперся, мол, реликвию продаю не для того, чтоб с ее помощью разбойничали. Еле уговорил старого уступить реликтовый патрон, так сказать, для полного музейного комплекта.
– А она, мать ее, вообще стреляет?
– «Берданка»? Ха! Бабахает, ой-ей-ей! Для демонстрации рабочего состояния экспоната специально оплатил еще один патрончик. Стрельнул в ржавую консервную банку – консерву снесло на фиг.
– Чего деду врал?
– Про то, как бесполезно съездили в Еритницу, как, возвращаясь, хмурые и расстроенные, углядели милейший уголок возле речки, как вы с Федей с тоски уничтожили неприкосновенный запас спирта, а я, трезвенник и язвенник, ночью удумал все же заняться бизнесом на оружейном антиквариате. Соврал, как вы, с утра похмельные, разрешили мне сгонять на хутор в обмен на помощь в разведении костра. Сказал чистую правду: дескать, умираю, курить хочу. Дед, кстати, предложил купить у него еще и самогону, а бабка звала нас обедать. Наигрался с обрезом? Давай его сюда и айда в машину, пора на дело.
Виктор нехотя вернул оружие, поправил галстук, пригладил сальные волосы, потопал к машине, усаживаясь за руль, вздохнул:
– Эх, нам бы еще патронов.
– На фига? «Берданка» – однозарядная стрелялка. Да и все равно я, ежели, спаси и сохрани, придется кого-то из особо ретивых николаитов ранить для острастки, все равно ну никак не изловчусь перезарядить обрез. Трогай, Витя, чего телишься?
– Мать ее, не заводится!
– Не психуй, попробуй еще раз, ласково и нежно.
«Нива», хвала духам, завелась. По бугристой целине тихонечко добралась до дороги, колеса нащупали колею – и понеслась родимая вперед, к Еритнице.
Самокрутка давно потухла, однако Сергач забыл о ней и продолжал сжимать в зубах плотно скрученную газету, набитую грубого помола самосадом. Внешне оставаясь невозмутимым и абсолютно спокойным ковбоем с надменной полуулыбкой, на самом деле Сергач нервничал, ОЧЕНЬ нервничал. Хвала духам, хоть руки не дрожат, не выдают трепетного внутреннего состояния. Игнат открыл «бардачок». Нож долго искать не пришлось, перочинный ножик с разнообразно-куцыми лезвиями, с пилочкой для ногтей и штопором Сергач отыскал и положил поближе еще ночью. Смешной, блин, ножик, жалко, другого нет, но что ж поделаешь, как говорится – чем богаты, тем и рады. Или «тому»?.. Черт! Какая, на фиг, разница, не до падежей...
Сергач зацепил ногтями самое длинное пятисантиметровое лезвие, что называется – «раскрыл нож», сунул его в карман пальто, в левый.
В правом кармане лежали подарки доброго дедушки Кузьмы: кулек из глянцевой обложки старого журнала – чуть ли не «Огонька» времен угара гласности, – битком набитый табаком, и пухлый квадрат из пожелтевшей газеты «на раскурку».
Фокин переключил скорость, «Нива» круто съехала в ложбинку, в ту, которая делит долину на две неравные части. После крутого спуска – длинный и пологий подъем. Игнату почудилось, что не только машина, но и время замедлило свой ход. Сейчас тачка вскарабкается и начнется обратный отсчет: десять минут до пересечения границы деревни николаитов, пять, четыре, три...
