Окаянные - Белоусов Вячеслав Павлович (читать книги онлайн полностью без регистрации TXT, FB2) 📗
Верховцев сплюнул в угол, сунул конверт за пазуху, дёрнул дверь к Чернохвостову, отметив про себя, что ни криков, ни ругани изнутри не доносится. "Доконал команду, удалец, — подумалось ему, — этот обезбашенный и того что не было заставит выдумать".
Чернохвостов, до пояса раздетый, сидел к нему спиной на табурете посредине кабинета. Дымил папироской, плечи опущены, устал.
— Кого там несёт! — гаркнул, не оборачиваясь.
— А чего ж открыто? — Переступая порог, попытался разглядеть маячившее за его спиной ползающее окровавленное существо Верховцев. Существо то, конечно, в прошлом было человеком, но кровавая маска вместо лица, изодранные клочья одежды, грязь, лужа под ним — его, вероятно, приводили в чувство или того хуже, сам не сдержался, — внушали обратное; человеческого от бедняги осталось мало, четырёхконечное существо ещё способно было двигаться и, выкарабкавшись из-под своего мучителя, прохрипело Верховцеву:
— Товарищ, миленький…
Подскочивший сзади Кукарекин ударом сапога опрокинул его на спину и заставил замолчать.
— Лёха! Убьёшь, стервец! — рявкнул Чернохвостов, но поздно, распластавшееся тело не издало больше ни звука.
— Пароходские живучи, — хмыкнул Кукарекин, — дерьмо и в воде не тонет.
— Это что же за беспредел? — изобразил сталь в глазах Верховцев. — Товарищу Луговому известно, что вы здесь творите?
— А что мы творим, Лев Соломонович? — чертыхнувшись, развернулся к нему Чернохвостов и тяжело поднялся на ноги. — Известное дело, допрашиваем врагов народа.
— Физическое насилие запрещено.
— Только не для этих подонков.
— Вы превышаете полномочия.
— Зато налицо результат. Этот уже признал всё. И остальные, уверен, подтвердят.
— В чём он признался?
— А вот такие вопросы, товарищ Верховцев, прошу мне не задавать, — ощерился Чернохвостов. — У вас ко мне дело?
— Выделите мне двух сотрудников. Приказ товарища Лугового.
Чернохвостов оглядел своих, отдыхавших вдоль стен кабинета.
— Шнурков подойдёт?
Агент Шнурков, с засученными рукавами гимнастёрки, выдвинулся из-за спины Кукарекина.
— Нет. Отмывать надо, — покосился на его окровавленные кулаки Верховцев.
— Ну выбирайте сами, — хмыкнул Чернохвостов, — других вряд ли найдёте.
— Сивко! — позвал Верховцев стоящего с опущенной головой Платона. — И вот ты, рядом.
— Снегурцов! — окликнул за него Чернохвостов. — Поступаете оба во временное подчинение товарища Верховцева. Освободитесь — ко мне!
— До утра не ждите, — открывая дверь и пропуская вперёд агентов, буркнул Верховцев, его подташнивало; когда-то ему пришлось побывать в мертвецкой у экспертов-медиков, и тот невыносимый запах теперь преследовал его, пока он не глотнул свежего воздуха за воротами конторы.
— Привести одежду в порядок и подтянуться. — Опережая понурившихся агентов, Верховцев ускорил шаг. — Народ вокруг.
Толпу вывалившихся людей из дверей губкома и дружно принявшихся тут же на ступеньках курить и спорить, не слушая друг друга, он узрел издалека.
— Ну вот что, Платон Тарасович, и вы, товарищ Снегурцов. — Верховцев отыскал взглядом в глубине аллейки скамейку под чахлым деревцем. — Подождите меня на той лавочке. Отдохните от трудов тяжких. Я мигом.
Драчук заметила его первой, лишь он протиснулся на второй этаж. Она махнула ему рукой, подзывая, словно ждала его прихода и, окруженная толпой галдящих, ловко вывернулась ему навстречу.
— Тут поговорить не даду, — открыла она ключом пустой кабинет. — Проходите сюда, товарищ.
— У вас прямо настоящая ассамблея, — посетовал он, одёргивая куртку и поправляя сбившуюся фуражку на голове. — Едва протиснулся.
— Перерыв. Конференция. Засиделись делегаты. Со всех глубинок удалось выдернуть.
— Я, собственно…
— Ответственный секретарь с утра срочно выехал в один из районов.
— Что-нибудь случилось?
— Митингуют там… Не запланировано.
— Что-то серьёзное?
— Разберёмся, товарищ. С ним сотрудники милиции.
К вечеру будет. Но я немного в курсе. Встретили?
— Вот. Там всё. Марк Эдуардович приказал вручить вам, — спохватившись, выхватил пакет Верховцев.
Она тут же надорвала его, стремительно пробежала глазами строки, недоумённо уставилась на него, ткнулась в лист бумаги второй раз, обескураженно сняла очки с длинноватого отвислого носа, заметно портящего её и без того невыразительное лицо, произнесла:
— И это всё?
Верховцев пожал плечами.
— Но тут никакой ясности?..
Он сумел скрыть удовлетворение, что интуиция его не подвела, что он сам не так давно чудом уберегся от дьявольского искуса.
— Занимаются. Лично товарищ Луговой, — туманно начал он объяснять. — У вас в губкоме телефон не отвечает. Луговой звонил несколько раз.
— Он, должно быть, звонил ответственному секретарю. Но тот, если вернётся, то поздно к вечеру.
— Уверен, к тому часу всё прояснится.
— Может, Марк Эдуардович передавал что-то на словах?
— Никак нет.
— Весь день какой-то сегодня… — вздохнула она.
— Мне надо спешить, — вытянулся Верховцев и коснулся пальцами козырька.
— Да-да, товарищ, — выпуская его, отомкнула она дверь.
"Ни имени, ни фамилии, — морщился Верховцев, расталкивая толпящихся и пробиваясь к дверям. — Неужели она не помнит меня? У них все в товарищах ходят, пока жареный петух не клюнет. Тогда, наверное, и возвратится память"…
О неудавшемся дне и несбывшихся надеждах Верховцеву вспомнилось со злой иронией, когда ткнулся он с агентами в закрытые наглухо двери крепкого ещё добротного дома капитана Аркашина Николая Николаевича, как значилось в адресной записке, вручённой ему Осинским. Залаяла внутри изголодавшаяся собака, гремя цепью, а через некоторое время громкий визгливый женский голос из соседского двора остановил ломившихся в дверь Сивко и Снегурцова.
— Ну чего беситесь, шальные! Нет никого в доме. Увезли Дарью Ильиничну уже как два дня. И чего барабанят? Головы, что ли, нет? — вышла на улицу и сама грозная молодуха. — Ну чего надо? — сверкнула было она очами и смолкла, наткнувшись на хмурое лицо кожаного человека, явно начальника двух смутьянов.
— Куда увезли? — сдвинул Верховцев брови.
— В больницу… — опустила руки молодуха. — Куда ещё больных увозят…
— С чем?
— С тифом. С чем теперь-то ещё. А уж так не так, разберутся. Собаку вон, хожу кормлю. Тоже сдохнет.
— Тяжела хозяйка?
— Горела вся.
— И родни никого?
— Николай Николаевич в рейсе. Должен быть день на день возвратиться. Но на воде сами знаете как. Застал бы её живой.
— А где ж родня?
— Вдвоём они куковали. Вот в последний рейс она его и отпустила. Он уж и сам больной весь, но без парохода света белого не видит. Отпустила. А саму увезли… — Молодуха схватилась подолом за глаза. — Я приглядываю без её наказа, в горячке была, когда увозили. Ключи вот. — Она протянула связку. — Я туда боюсь ходить. Только во двор. К собаке.
— А ключи кто оставил?
— Так жила у Дарьи Ильиничны квартирантка, родственница не родственница, с ребёночком. А как хозяйку увезли, она ушла к знакомым.
— Что за знакомые? Фамилию называла?
— Фамилию?.. Нет. Из бывших учительниц вроде. Пожилая женщина. Софья Яковлевна, кажись.
— До революции ещё учительствовала? В женской гимназии?
— Да откуда ж мне знать? У Дарьи Ильиничны дома рояль или пианино — инструмент стоит, так она всё на нём играла и мальчика приучала. Слышала я, что мамаша успокаивала сыночка — у Софьи Яковлевны, мол, тоже есть инструмент.
— Какой от ворот? — принял Верховцев ключи.
— Вот, — ткнула молодуха.
— Держи, — высвободил он ключ и вручил ей. — Корми собаку. А мы завтра или на днях вернёмся. Посматривай тут. Чтоб никто не шастал. И запоминай. Если что, дашь знать.
— Да что ж я, городовой, что ли! — взвилась не стерпев та.
— Какой ещё городовой? Сдурела, баба!
— Охрану поставьте, раз надо.
