Лето страха - Паркер Т. Джефферсон (читать книги онлайн бесплатно серию книг txt) 📗
— Я не понимаю.
— А ты знаешь, как она выворачивала меня наизнанку, когда мне было всего десять лет? Ну, может, и не в шлюху пыталась превратить меня, но во... взрослую женщину это уж точно! Заставляла напяливать нейлоновые чулки, и мазаться, и надевать туфли на высоком каблуке, и буквально принуждала меня, как какую-то цирковую лошадь, гарцевать на всевозможных вечеринках. Она подбивала меня дружить с мужчинами, которые были чуть ли не втрое старше меня. А если я отказывалась делать то, что она хотела, чтобы я делала, если я одевалась так, как одеваются все нормальные девочки, если отшивала всех ее распрекрасных друзей и вообще вставала и уходила, когда мне самой хотелось, о, тогда она выказывала свое презрение ко мне! Буквально каждая мелочь, которую я делала по-своему, в ее глазах выглядела настоящим предательством. Она попросту перекрывала для меня кислород. А потом и вовсе стала обвинять меня...
— В чем?
— В том... что я пытаюсь отбивать у нее мужиков. Или в том... что я краду у нее деньги. Лет пять назад обвинила меня в том, что я украла у нее ту дурацкую фигурку, нэцкэ, которую подарили ей Джон Леннон и Йоко Оно, когда мы жили в Нью-Йорке. Она была влюблена в эту уродливую безделушку, поскольку именно они подарили ее. Я же к ней даже пальцем не прикоснулась. Но она вот уже пятый год ходит как одержимая этой безделушкой.
требует, чтобы я вернула ее, утверждая, что я украла ее лишь для того, чтобы причинить ей боль. Да мне никогда и не нужна была эта чертова безделушка, хотя и стоит она где-то около двадцати тысяч долларов. Но Эмбер убеждена: это я запрятала ее в сейф-депозит какого-нибудь банка. И угрожает мне, что из-за этого вычеркнет меня из своего завещания.
— И как ты на это отреагировала?
— Послала ее куда подальше, сказала, чтобы держала свои деньги при себе, а меня оставила в покое. Я могу работать. У меня есть работа. Или по крайней мере была, пока Эмбер не подослала ко мне тех громил, которые вертятся около магазина. Вот они меня действительно испугали. Очень даже испугали.
— Эмбер подослала к тебе тех людей?
— Ну конечно, она. А все для того, чтобы напугать меня и заставить снова броситься в ее объятия. Разумеется, она отнюдь не собирается вычеркивать меня из завещания. Единственное, чего она хочет: чтобы я лизала ее подметки.
Грейс повернула направо — к Утесу — и поехала к Каньон-роуд.
— Знаешь, Рассел, у меня много проблем, но это не твои проблемы. Я признательна тебе за то, что ты приютил меня на несколько дней. Позаботься лучше об Изабелле — вот ей ты действительно сейчас нужен. И выброси из головы мою мамочку. Это только пустая трата времени. Поверь мне.
Я задумался над ее словами, и они показались мне наполненными высшей мудростью. Устами младенца...
— Давай побыстрее, — сказал я.
Мой затылок впаялся в подголовник кресла, и мотор заревел где-то сзади.
— Я хочу видеть Иззи. Я хочу любить свою жену.
— Хорошая мысль, Рассел.
Прежде чем улечься рядом с Изабеллой, мне хватило ума вытащить из мусорной корзины в кабинете неоплаченные счета и положить их в ящик стола. Мне показалось, я сделал шаг в нужном направлении. По крайней мере, это было что-то позитивное, насущное, дарящее надежду.
Глава 11
Грейс как раз понесла Изабелле завтрак, а я второй раз за последние шесть часов забросил в рот пригоршню аспирина, когда зазвонил телефон.
Часы показывали семь утра, столбик термометра уже достиг восьмидесяти градусов по Фаренгейту, но в любом случае было еще слишком рано для деловых звонков. Я почти ожидал услышать голос Эмбер. Облик ее являлся мне в ту ночь, даже во сне, тысячу, а может, и много больше раз, повинуясь необъяснимым фокусам памяти, что теперь представляется совершенно немыслимым.
Видел я ее или не видел? С одной стороны, это казалось совершенно невозможным, с другой же — я ощущал реальность вчерашней встречи.
Я был разъярен. Я был окончательно сбит с толку.
Я прочитал и перечитал свою статью о Полуночном Глазе в «Журнале», на первой полосе, в верхней ее половине, и мне она понравилась. Теперь-то судебные работники и охочие до сенсаций репортеры с полным правом могут скрежетать зубами и на чем свет проклинать Карен Шульц. А широкой общественности захочется как можно скорее приобрести оружие.
Я доковылял до телефона, преодолевая головную боль, пробормотал «хэлло».
Последовала долгая пауза, но я очень хорошо слышал дыхание.
— Да говорите же, — сказал я. — Жизнь и так коротка.
— Это уж точно. Рассел?
— Он самый.
— Я — Полуночный Глаз.
На какое-то мгновение, правда на очень короткое, я поверил, что это чья-то шутка. Но тут же вынужден был признать: на шутку это не очень похоже. Никак не мог я допустить, чтобы Мартин Пэриш, Эрик Вальд или даже Арт Крамп стали бы звонить мне в такую рань, чтобы продемонстрировать столь идиотское чувство юмора.
Да к тому же что-то в новой паузе, последовавшей за первыми словами, что-то в жестком тембре голоса, что-то из того, что я припомнил из магнитофонной записи, оставленной на месте бойни в доме Виннов, что-то затаившееся в глубине моей души подтвердило мне: никакая это не шутка.
— Иди ты в задницу, Джек, — сказал я и повесил трубку.
Он перезвонил тотчас же. Голос звучал ровно, неспешно, разве что, пожалуй, чуть ниже, чем средний мужской голос. Мне лично показалось, говорит он без малейшего акцента, — то бишь с калифорнийским акцентом.
— Жена Винна была еще жива, когда я подвязывал ее к душу. Ни с кем, кто весит больше ста фунтов, я никогда не стал бы проделывать подобных фокусов. Кровь огибает экватор по часовой стрелке, как вода, если, конечно, не перекрыть водосток. Этого я тоже делать не стал. Он засорился сам, раньше. У Седрика Эллисона болталось левое яйцо, а член его оказался много меньше, чем молва приписывает неграм. При виде Христа над кроватью Сида и Терезы меня от смеха аж слеза прошибла. Между прочим, глаза у меня голубые. Вот тебе, Рассел, и зацепка, хотя надо сказать, ты был не очень-то вежлив, когда так зациклился на моей персоне. Ну как, убедился?
Теперь настала моя очередь дышать, не имея возможности произнести хоть слово. Ни одна живая душа на земле, кроме нескольких сотрудников управления шерифа и нескольких следователей, не могла знать тех фактов, которые только что выдал мне этот голос, за исключением того, кто действительно сделал это. Даже обладай он громадной интуицией и богатейшим и невероятным по силе воображением, ему не удалось бы вытянуть их лишь из той информации, которая была представлена в моей сегодняшней утренней статье.
— Нет, — сказал я.
— А как у тебя вообще по части интеллекта?
— Получше, чем у тебя.
— Мой на тридцать шесть баллов, согласно тесту Стэнфорда — Бинета, больше, чем было нужно в школе. Правда, в младших классах. Я думаю, я мог бы пройти его и получше, но в тот день мои мысли были сосредоточены на соседской кошке. Я тогда от-т-твлекался. Так я тебя в самом деле не убедил?
— Ни чуточки.
На линии снова воцарилась тишина. Его заикание на букве "т" напомнило мне оставленную на месте происшествия невнятную, загадочную магнитофонную запись. Но сейчас, в этом живом телефонном голосе, не ощущалось никакой бессвязности или невнятного бормотания, которые отличали автора записи.
— Ну так спроси что-нибудь.
— Что у тебя на спине?
— Зеленый дьявол.
— Кого видит Полуночный Глаз?
— Лицемеров.
— Скажи по буквам.
— Учти, Рассел, возможно, это наша с тобой последняя такая долгая беседа, поскольку я знаю, ты сразу же доложишь о ней шерифу. Винтерс тут же установит телефонный перехватчик, который я, по его предположениям, не смогу услышать, и нам с тобой придется ограничиваться короткими разговорами. Так что эта наша беседа, можно сказать, настоящая роскошь. Давай не станем превращать ее в школьный конкурс на знание орфографии.
