Возрождение - Кинг Стивен (бесплатные полные книги TXT) 📗

Три недели спустя, тоже в субботу после обеда, Кон рано вернулся домой после игры, решив не оставаться на традиционный пикник, который устраивали после матча болельщики. Я сидел на верхней ступеньке лестницы и наигрывал «Wild Thing» [7]. Я думал, что он взбесится и отнимет гитару, да еще обвинит меня в святотатстве за игру трехаккордного идиотизма группы «Troggs» на инструменте, предназначенном для таких душевных протестных песен, как «Blowin’ in the Wind».

Но Кон в тот день сделал три тачдауна, да еще установил рекорд школы по дистанции, которую сумел пробежать с мячом в руках; к тому же его команда пробилась в плей-офф группы C. И он ограничился тем, что сказал:

– Это, наверное, самая тупая песня из тех, что крутят по радио.

– Нет, – не согласился я. – Самая тупая – «Surfin’ Bird». Если хочешь, могу сыграть и ее.

Кон послал меня к черту. Он мог себе это позволить, потому что мама была в саду, отец с Терри трудились в гараже над «Дорожной ракетой III», а наш старший религиозный брат больше не жил дома. Как и Клэр, Энди теперь учился в Университете Мэна (который, по его словам, кишел «бесполезными хиппи»).

– Но ты не против, если я на ней поиграю, Кон?

– Отрывайся! – разрешил он, обходя меня. На его щеке красовался большой синяк, и от него пахло по?том. – Но если сломаешь, то мало не покажется.

– Не сломаю.

Гитаре я действительно ничего не сделал, а вот струн порвал немало. В отличие от фолк-музыки, рок-н-ролл со струнами не дружит.

В 1970 году я перешел в среднюю школу, расположенную за рекой Андроскоггин в Гейтс-Фоллз. Кон, уже учившийся в выпускном классе, стал важной персоной благодаря спортивным успехам и включению в почетный список лучших учеников; он меня просто не замечал. Это было хорошо и ничуть меня не огорчало. К сожалению, не замечала меня и Астрид Содерберг, хотя сидела за мной в классе подготовки домашних заданий и рядом со мной – на уроках английского. Она носила конский хвост и юбки как минимум на два дюйма выше колена. Каждый раз, когда она клала ногу на ногу, я умирал. Моя одержимость ею усилилась, но как-то во время обеденного перерыва я подслушал ее разговор с девчонками, когда они сидели на трибунах болельщиков в спортзале. Я узнал, что их интересуют только старшеклассники, а я был просто никем в великой эпопее новой жизни в новой школе.

Однако кое-кто обратил на меня внимание. Этим человеком оказался долговязый длинноволосый старшеклассник, похожий на одного из бесполезных хиппи Энди. Он разыскал меня во время обеда, который я поглощал в спортзале, где устроился двумя рядами выше Астрид, сидевшей со стайкой своих подружек.

– Ты Джейми Мортон? – поинтересовался он.

Я с опаской подтвердил. Он был одет в мешковатые джинсы с заплатами на коленях, а под глазами у него темнели круги, будто он спал не больше двух-трех часов. Или много онанировал.

– Пошли в музыкальный класс, – сказал он.

– Зачем?

– Затем, что я так сказал, мелкий.

Я пошел за ним, прокладывая путь сквозь толпу учеников, которые смеялись, кричали, толкались и хлопали дверцами своих шкафчиков. Я надеялся, что меня не собираются бить. Я допускал, что ребята на год старше могут запросто отлупить из-за какого-то пустяка – хотя им и запрещалось обижать младших, на деле такое происходило сплошь и рядом. Но чтобы этим занимались ученики выпускного класса? Они вообще не замечали существования первогодков, и мой брат был тому ярким примером.

В музыкальном классе никого не было. Мне немного полегчало. Если этот парень и собирался меня вздуть, то хотя бы не прибегая к помощи приятелей. Однако вместо того чтобы бить, он протянул мне руку. Я пожал ее. Пальцы у него были вялыми и влажными.

– Норм Ирвинг.

– Рад знакомству. – На самом деле я не был в этом уверен.

– Я слышал, ты играешь на гитаре, мелкий.

– От кого?

– От твоего брата, мистера Футбола.

Норм Ирвинг открыл шкаф для хранения инструментов, в котором лежали гитары в чехлах. Он вытащил одну, щелкнул замками и продемонстрировал мне потрясающую черную электрическую «Ямаху».

– «Эс-эй тридцать», – коротко бросил он. – Купил два года назад. Все лето красил дома с отцом. Вруби тот усилок. Нет, не тот большой, а «Буллноуз» прямо перед тобой.

Я подошел к мини-усилителю, но не увидел на нем ни кнопки, ни выключателя.

– Он сзади, парень.

– Понятно.

Я нашел тумблер и щелкнул. Зажглась красная лампочка, и послышался низкий гул. Я сразу влюбился в него. Это был звук мощи.

Норм вытащил из шкафа шнур от гитары и подсоединил. Потом провел пальцами по струнам, и маленький усилитель отозвался могучим звуком. Атональным, немузыкальным и абсолютно потрясающим. Затем Норм передал гитару мне.

– Что? – спросил я, испытывая одновременно смятение и азарт.

– Твой брат говорит, ты умеешь играть. Играй.

Я взял гитару, и из маленького усилителя у моих ног снова раздался уже знакомый звук. Гитара оказалась намного тяжелее, чем акустическая моего брата.

– Я никогда не играл на электрической, – признался я.

– Это то же самое.

– А что сыграть?

– Как насчет «Green River»? Сможешь? – Он сунул руку в маленький карманчик джинсов и извлек оттуда медиатор.

Мне удалось его взять, не уронив.

– В тональности ми мажор? – Как будто и так не было ясно. «Вся эта хрень начинается с ми».

– Сам решай, мелкий.

Я перекинул ремень через голову и поправил на плече. «Ямаха» висела очень низко – Норман Ирвинг был намного выше меня, – но я слишком нервничал, чтобы думать о подгонке ремня. Я сыграл аккорд ми и даже подпрыгнул от громкости звука в закрытом помещении. Норман ухмыльнулся, продемонстрировав зубы, которые в будущем могли доставить ему много проблем, если не заняться ими сейчас, и от этой ухмылки мне сразу стало легче.

– Двери закрыты, парень. Вруби погромче и валяй.

Громкость стояла на цифре «5», и я увеличил ее до «7», удовлетворенно выслушав оглушительное завывание.

– Только петь я ни черта не умею, – признался я.

– Тебе и не придется. Петь буду я. От тебя требуется играть ритм.

Ритм «Green River» – базовый в рок-н-ролле, но не совсем такой, как в «Cherry, Cherry», хотя и похож. Я снова взял аккорд ми, мысленно прислушиваясь к первой фразе песни, и решил, что все в порядке. Норман начал петь. Рев гитары почти полностью заглушал его голос, но я слышал достаточно, чтобы понять, что петь он умел.

– «Отвези меня туда, где холодные воды…»

Я перешел на ля, и он остановился.

– По-прежнему ми, верно? – сказал я. – Извини.

Первые три строки были в ми, но когда я снова перешел на ля – такой переход в роке встречается чаще всего, – то опять не попал.

– Где? – спросил я у Нормана.

Он молча смотрел на меня, держа руки в карманах. Я снова прислушался к мелодии в своей голове, а потом начал заново. Когда мы добрались до четвертой строчки, я перешел на до, и на этот раз все было правильно. Мне пришлось опять начать сначала, но после этого все пошло как по маслу. Нам не хватало только ударных и, понятно, соло-гитары. Джон Фогерти из «Creedence» пилил соло так, как я и мечтать не мог.

– Дай-ка мне, – велел Норман.

Я с сожалением передал ему гитару.

– Спасибо, что дал поиграть на ней, – сказал я и направился к двери.

– Погоди, Мортон. – Во всяком случае, он больше не называл меня «мелкий». – Прослушивание еще не закончилось.

Прослушивание?

Он вынул из шкафа чехол поменьше, открыл его и достал поцарапанную полуакустическую «Кей-900G», если вам это о чем-то говорит.

– Подключись к большому усилителю, но убавь звук до четырех. Эта «Кей» фонит как падла.

Я так и сделал. «Кей» подходила мне по размерам лучше «Ямахи» – при игре на ней не приходилось горбиться. Между струнами был заткнут медиатор, и я взял его.

– Готов?