Концерт Чайковского в предгорьях Пиренеев. Полет шмеля - Мерлин Артур (читать книги полностью без сокращений txt, fb2) 📗
И он возил с собой по фронтовым землянкам пластинку с испанской песней, которую он привез на память о той женщине…
— Кто это написал? — спросила Эстелла, когда я перевел ей эти стихи.
— Ты не знаешь его, — ответил я. Фамилия Симонов ничего не говорит испанцам.
— Он был в Испании? — поинтересовалась она.
— Нет. Не думаю, — ответил я. — Да это и не об Испании стихотворение.
— О чем же?
— О любви, — сказал я. — А Испания — это просто так, совпадение, я думаю.
Я закурил и выпустил струю дыма в открытое окно, в сторону гор.
— И вообще все это пустяки. Не обращай внимания на меня, Эстелла. Просто я литератор и вот — расчувствовался. Это самообман. Твой муж получает денег в сто раз больше, чем я. Так что не стоит грустить.
— Ну, не стоит, так не стоит, — сказала вдруг решительным голосом женщина и села за руль, подняв сиденье. Она привела в порядок свои волосы, одернула юбку.
— Ты — мужчина. Тебе виднее, — добавила она, заводя мотор. — Поедем теперь в музей. Кстати, у нас по дороге еще Жерона. Ты можешь его посмотреть.
Мы ехали молча. Иногда вдоль дороги попадались строения, но их было немного. Старые церкви, кажется, заброшенные. Во всяком случае, вид у них был именно такой.
Черепичные крыши, каменные ограды у домов. Кажется, вот еще секунда и из-за поворота выедет Дон-Кихот — тощий, в латах и с длинным копьем.
Вот только асфальтовое шоссе портило старинный вид окрестностей и заставляло помнить о современности. Да еще иногда в пейзаж вдалеке вкрапливались огромные заводы с трубами, обилием корпусов, снующих вокруг тяжелых грузовиков.
Это все россказни — что Испания — отсталая страна с обилием традиций, живущая в прошлом веке. И что вообще это окраина Европы… Сами вы окраина Европы! И сами вы — отсталая страна.
Это огромное государство с шестидесятью миллионами населения, с современной развитой промышленностью, не чета нашей. Испания — это межконтинентальные лайнеры в гигантских аэропортах и небоскребы в городах-мегаполисах. А древние руины и фламенко — это все с красочной открытки для туристов.
По наполненной машинами автостраде мы въехали в город Жерону.
— Можно пройтись немного по центру, — предложила мне Эстелла, паркуя машину.
— А ты не боишься? — спросил я ее осторожно, стараясь не напоминать о неприятном.
— Чего? — не поняла она сначала меня, а потом вспыхнула: — Сколько можно об этом вспоминать… Мы с тобой не так уж много времени проведем вместе. Я не хочу все время бояться. Я зверски устала бояться.
Потом Эстелла смягчилась и обняла меня левой рукой за шею.
— И ведь у меня такой защитник, — сказала она.
— Ну уж и защитник, — смутился я. — Ничего не смог. Если бы помощь не пришла вовремя, у меня бы не получилось тебя защитить.
— Это ничего, — ответила Эстелла. — Главное — ты бросился в бой.
— Ну да. Как Дон-Кихот на ветряные мельницы, — подхватил я, все же польщенный такой оценкой моих ночных действий. Приятно чувствовать себя героем, особенно если сам от себя этого героизма не ожидал…
— Ветряные мельницы были иллюзией, — грустно улыбнулась Эстелла. — А тут опасность была самая реальная.
— Да, наверное, — пожал я плечами. — Такая реальная, что ты даже не хочешь мне о ней рассказать.
— Я еще не готова, — коротко ответила Эстелла и задумалась. На лицо ее легла тень. — Однажды мой муж Симон попал в ту же самую ситуацию, что и ты ночью…
— И что же? — насторожился я.
— Он не бросился в бой, — сказала Эстелла медленно и вздохнула: — Но все равно я люблю его. И это я виновата перед ним, а не он передо мной. Так что я вообще зря об этом вспомнила.
Мы закрыли машину и пошли по площади. Было тихо. Днем во всех испанских городах тихо.
В витрине большого магазина Эстелла посмотрела на себя.
— Как мы измяли мое платье в машине, — сказала она огорченно. — Теперь все догадаются, чем мы с тобой занимались.
— Кто это — все? — спросил я.
Она засмеялась счастливо.
— Никто. Ты прав. Подумаешь, что там скажут посторонние люди. Завтра мы с тобой расстанемся навсегда, и все будет кончено.
— Завтра? — спохватился я. Как-то забылось, что все так скоротечно. Как чахотка.
— Ну да, теперь мне все равно опасно тут оставаться, — ответила Эстелла. — Симон приедет и заберет меня.
— Но ты же не дозвонилась ему утром, — напомнил я.
— Вот я и собираюсь дозвониться, — ответила она. — Я ведь страшная эгоистка. И не случайно предложила остановиться тут, в Жероне. Мне нужно позвонить в Барселону мужу. Пойдем, это недолго.
Сразу за площадью начиналась река.
— Нам нужно перейти по мосту в старый центр города, — сказала Эстелла, ведя меня за руку.
Река медленно текла посреди тихого сонного города, как бы застывшего под палящим солнцем.
Она была неглубокая, вернее даже, очень мелкая. Сквозь прозрачную воду было видно дно и водоросли на нем — длинные, желтые.
По берегам реки, вдоль низкой набережной тянулись дома. Они нависали прямо над водой, громоздились один на другом. Дома были разноцветные, обшарпанные, давно не крашеные. Свежевыкрашенных домов тут было очень немного, и они только подчеркивали облезлые стены соседних.
На многих окнах и железных ржавых балкончиках сушилось белье. Груды белья. Почти все окна в домах на набережной были открыты. Из этих окон можно было прыгнуть прямо в реку, лениво струящуюся внизу.
Людей почти не было. Брели две старухи в черных одеяниях до полу, да несколько детей, столпившись, смотрели с набережной на воду. Любое громко сказанное слово разносилось в застывшем воздухе.
Мост был железный, с ржавыми металлическими перилами. Посреди моста я остановился и Эстелла встала рядом со мной. Мы молчали.
Какой сейчас год? Сороковой? Может быть… Или конец прошлого века? Тоже возможно…
Летели годы, десятилетия, а тут, на набережной реки Тер в этом застывшем городе все всегда оставалось по-прежнему. Тишина, сонное спокойствие. Как будто нет больше ничего в мире. Нет самолетов, заводов, космических кораблей, парламентов… Нет газет, кино, баров… Нет времени. Есть только желтая стоячая вода в реке, да теснящиеся в мертвой тишине дома по обе стороны набережной.
Кто-то живет так всю жизнь. И многие уже прожили ее. Сколько людей, сколько поколений родились тут, жили, женились, работали, смотрели на эту реку и водоросли, а потом умирали здесь же… И их везли на кладбище по этой же набережной. Тут можно просидеть всю жизнь. Вот так сесть у открытого окна и сидеть молча…
Я сказал это Эстелле по-английски, она засмеялась.
— Это не я придумал, — пояснил я. — Это знаменитый русский поэт.
— Какой? — спросила она. — Все тот же?
— Нет, — ответил я. — В России был не один поэт… Было несколько. То, что я сейчас сказал, написал Маяковский. Только вместо Жерона был Париж: «Я хотел бы жить и умереть в Париже». А я хотел бы — в Жероне. Что ж, у каждого свой вкус…
— И ты хотел бы умереть в Жероне? — спросила меня Эстелла. Она следила за моим взглядом и вместе со мной скользила глазами по мертвому безмолвию реки и набережной.
— Хотел бы, — сказал я.
— Ты можешь купить тут себе дом или квартиру, — сказала вдруг Эстелла, поглядев на меня. — Здесь недорого, это точно. Я уверена, что ты вполне сможешь это сделать. И будешь тут жить и… И умирать. — Она улыбнулась.
Следом за ней улыбнулся и я.
— В принципе можно, конечно. Но нет смысла, моя любовь. Нельзя купить квартиру во сне, в сказке, которую сам придумал. Квартиры в снах не продаются.
