Возрождение - Кинг Стивен (бесплатные полные книги TXT) 📗
– Он сказал, что через неделю или две. И это было в феврале. А в апреле ты по-прежнему не мог говорить. Два месяца спустя.
– И что? Просто немного затянулось, вот и все.
Я не верил своим ушам.
– Ты что, сдрейфил?
– Еще раз так скажешь, и я тебе врежу!
– Неужели так трудно хотя бы поблагодарить?
Он залился краской и уставился на меня, поджав губы.
– Мы не должны с ним встречаться. Так сказали родители. Он сумасшедший, а может, и пьяница, как его жена.
Я лишился дара речи. К глазам подступили слезы, но не от горя, а от ярости.
– И потом, – добавил Кон, – мне надо натаскать дров, иначе попадет. Так что заткнись, Джейми.
С этими словами он ушел. Мой брат, ставший одним из самых известных астрономов мира – в 2011 году он открыл четвертого двойника Земли, планету, на которой может быть жизнь, – ушел, оставив меня одного. И больше никогда не упоминал о Чарлзе Джейкобсе.
На следующий день, во вторник, я снова побежал к шоссе, как только нас отпустили из школы. Но бежал я не домой.
Возле дома священника стоял новый автомобиль. Вообще-то не совсем новый – «форд-фэйрлейн» 1958 года, с ржавыми порожками и треснутым боковым стеклом. Крышка багажника была поднята, и, заглянув туда, я увидел два чемодана и громоздкое устройство, которое преподобный Джейкобс показывал нам на одном из вечерних четверговых заседаний БММ, – осциллограф. Сам Джейкобс находился в сарае-мастерской. Оттуда доносился шум.
Я стоял возле его нового старого автомобиля, вспоминая о «бельведере», который теперь превратился в груду обгоревшего металла, и почти решился рвануть домой. Интересно, что в моей жизни сложилось бы иначе, если бы я так и сделал? Писал бы я сейчас эти строки? Но знать это никому не дано. Апостол Павел был прав, когда говорил о тусклом стекле. Мы смотрим сквозь него всю свою жизнь и не видим ничего, кроме собственного отражения.
Вместо того чтобы убежать, я собрался с духом и направился в сарай. Преподобный укладывал электрооборудование в деревянный ящик от апельсинов, заполняя пустоты большими листами мятой коричневой бумаги, и сначала меня не заметил. Он был одет в джинсы и простую белую рубашку. Пасторский воротничок исчез. Как правило, дети редко замечают изменения во внешности взрослых, но даже мне, девятилетнему мальчику, бросилось в глаза, как сильно похудел Джейкобс. Он стоял в колонне солнечного света и, услышав, как я вошел, поднял глаза. На его лице появились новые морщины, но при виде меня он улыбнулся, и морщины исчезли. Улыбка была такой печальной, что у меня защемило сердце.
Не размышляя, я бросился к нему. Он открыл объятия, подхватил меня, поднял и поцеловал в щеку.
– Джейми! – воскликнул он. – Ты – Альфа и Омега!
– Чего?
– Откровение святого Иоанна Богослова, глава первая, стих восьмой. «Я есмь Альфа и Омега, начало и конец». Ты был первым ребенком, которого я встретил, когда приехал в Харлоу, и ты – последний. Как же я рад тебя видеть!
Я расплакался. Я не хотел, но ничего не мог с собой поделать.
– Мне так жаль, преподобный Джейкобс. Так жаль. Вы были правы в церкви: это несправедливо.
Он поцеловал меня в другую щеку и опустил на землю.
– Не думаю, что выразился столь однозначно, но суть ты уловил верно. Однако не надо принимать все, что я тогда сказал, всерьез. Я был не в себе. И твоя мама это знала. Она сказала мне об этом, когда принесла чудесное угощение на День благодарения. И пожелала мне всего самого доброго.
От этих слов мне стало легче.
– И она дала мне хороший совет: уехать подальше от Харлоу, штат Мэн, и начать все сначала. Она сказала, что я могу снова обрести веру на новом месте. В этом я сильно сомневаюсь, но в отношении отъезда она точно права.
– Я больше никогда вас не увижу.
– Не говори так, Джейми. В нашем мире пути постоянно пересекаются, иногда в самых неожиданных местах. – Он вынул из заднего кармана носовой платок и вытер слезы с моего лица. – В любом случае я буду помнить тебя. Надеюсь, что и ты будешь вспоминать обо мне время от времени.
– Обязательно, – пообещал я и добавил: – Тут и к гадалке не ходи.
Джейкобс вернулся к верстаку – печально опустевшему – и закончил паковать последние устройства – пару больших квадратных батарей, которые он называл «сухими элементами». Закрыв крышку ящика, он принялся перевязывать его двумя прочными веревками.
– Конни хотел прийти со мной, чтобы сказать спасибо, но у него сегодня… хм… кажется, футбольная тренировка. Что-то вроде этого.
– Все в порядке. Не думаю, что я чем-то ему помог.
Я был потрясен.
– Да вы же вернули ему голос! С помощью своего прибора!
– Ах да. Мой прибор. – Преподобный завязал узел на второй веревке и затянул. Его рукава были закатаны, и я увидел, как под кожей играют накачанные мышцы. Я никогда не замечал их раньше. – Электрический стимулятор нервов.
– Вам надо продать его, преподобный Джейкобс! И заработать кучу денег!
Он облокотился на ящик, подпер рукой подбородок и посмотрел на меня.
– Ты так считаешь?
– Да!
– Я сильно в этом сомневаюсь. Как и в том, что мой прибор излечил твоего брата. Видишь ли, я собрал его в тот самый день. – Он засмеялся. – И снабдил очень маленьким японским моторчиком, который позаимствовал у игрушечного робота Морри.
– Правда?
– Правда. Сама идея наверняка стоящая, я в этом не сомневаюсь. Но приборы, построенные в спешке, без проведения проверочных экспериментов на разных этапах, крайне редко бывают успешными. И все же я верил, что у нас есть шанс, потому что никогда сомневался в первоначальном диагнозе доктора Рено. Это было простое растяжение нерва, не более того.
– Но…
Джейкобс поднял ящик. Мышцы на руках напряглись, а вены вздулись.
– Пойдем, малыш. Проводи меня.
Я последовал за ним к машине. Он поставил ящик возле заднего крыла, осмотрел багажник и сказал, что чемоданы надо переложить на заднее сиденье.
– Можешь захватить маленький, Джейми? Он не тяжелый. Дальнее путешествие лучше совершать налегке.
– А куда вы едете?
– Понятия не имею, но я думаю, что пойму: вот то самое место – когда окажусь там. Если, конечно, машина не сломается раньше. Она пьет столько масла, что может выпить весь Техас.
Мы пристроили чемоданы на заднем сиденье «форда». Преподобный Джейкобс с кряхтением водрузил большой ящик в багажник. Захлопнув крышку, оперся на нее и внимательно на меня посмотрел.
– У тебя замечательная семья, Джейми, и замечательные родители, которым вы по-настоящему дороги. Если бы я попросил их описать вас, они бы наверняка сказали, что Клэр заботливая, Энди любит командовать…
– В самую точку!
Он усмехнулся.
– В каждой семье есть такой. Они бы сказали, что Терри любит технику, а ты – фантазер. А что бы они сказали о Коне?
– Ученый. Или, может, певец, с тех пор как у него появилась гитара.
– Возможно, но я уверен, что родители вряд ли подумают об этом в первую очередь. Ты видел ногти Кона?
Я засмеялся.
– Он грызет их как псих. Однажды папа обещал ему доллар, если он не будет грызть их неделю, но он не смог!
– Кон очень нервный, Джейми, вот что скажут твои родители, если будут до конца честными. Такие, как он, к сорока годам зарабатывают язву. Получив удар палкой по шее и потеряв голос, он начал переживать, что это навсегда. И когда голос долго не восстанавливался, он внушил себе, что уже никогда не заговорит.
– Но доктор Рено сказал…
– Доктор Рено – хороший врач. Добросовестный. Он приезжал сюда по первому зову, когда Морри заболел корью, и потом, когда у Пэтси… в общем, были женские проблемы. Лечил их обоих, как настоящий профи. Но у него нет той ауры уверенности, какой обладают лучшие врачи. Которым достаточно сказать, что все это чепуха и быстро пройдет.
– Но он действительно это говорил!
– Да, но Конрад не поверил, потому что Рено не умеет убеждать. Он умеет лечить тело, но не голову. А именно в голове происходит половина исцеления. Если не больше. Кон думал: «Он сейчас лжет, чтобы я привык к жизни без голоса. А потом скажет правду». Вот как устроен твой брат, Джейми. Именно так. Он живет на нервных окончаниях, а против таких людей может обернуться их собственный разум.
