Черное сердце - ван Ластбадер Эрик (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
– То, что я приехал сюда, – начал «Валькирия» низким грудным голосом по-немецки, – случай из ряда вон выходящий.
– Я бы предпочел, чтобы мы говорили по-английски, – заметил с улыбкой Ким. – В этом городе, в отличие от Вашингтона, обращают внимание на иностранцев.
Его собеседник кивнул:
– Как вам угодно.
Ким пристально поглядел на него: он не нравился ему в качестве немца, а, узнав, что это этнический русский, он теперь его просто ненавидел.
– В каком вы звании? – вдруг спросил Ким.
– Что? – громадная медвежья башка повернулась в его сторону.
Ким был спокоен:
– Судя по вашему возрасту и положению в Совете, я бы предположил, что не ниже полковника.
– Какой еще полковник? – раздраженно посмотрел на него «Валькирия». – Я бизнесмен, занимаюсь...
– В таком случае, что вы здесь делаете? – резко перебил его Ким.
– Как я уже сказал, я – бизнесмен, и приехал сюда, чтобы заключить сделку, – к «Валькирии» вернулось самообладание. Этот азиат заставил его нервничать. Неважно, что он вьетнамец: он очень похож на китайца, а, как все русские, Федоров испытывал патологический страх перед китайцами, граничащий с ксенофобией.
– Сделку какого рода?
Он пожал мощными плечами:
– Это вы должны мне сказать.
– Прошу прощения, – Ким встал, – возникла потребность освободить мочевой пузырь.
Выходя из бара, он краем глаза увидел кивок рыжей головы, после которого в противоположном конце зала поднялся плотный черноволосый мужчина и быстрым шагом направился к выходу.
Ким вошел в мужской туалет и остановился неподалеку от умывальников. Открылась входная дверь. В зеркале он увидел третьего русского.
Посмотрев под каждой кабинкой и убедившись, что, кроме них в туалете больше никого нет, человек подошел к Киму и достал пистолет с глушителем.
Ким каблуком ударил русского в подъем ноги и, повернув бедро, вывел правое плечо, увеличивая крутящий момент, необходимый для нанесения смертельного удара.
Подготовка противника оказалась значительно выше, чем можно было предположить, и он сумел блокировать смертельный нуките. Правда, блок стоил ему перелома запястья: лицо русского на мгновение побелело от боли. Почти сразу же оправившись от удара, он снова бросился в атаку, забыв о ставшем бесполезным теперь пистолете.
Ким радовался возможности физического контакта: удары и движения были его способом самовыражения. Он упивался боем, оттягивая момент своей безусловной победы как можно дальше. Почувствовав, что такой момент настал, Ким чуть согнул напряженные пальцы правой руки и, поставив кисть вертикально, одним коротким движением пропорол противнику живот чуть ниже точки, где смыкаются «плавающие» ребра.
Удар был настолько силен, что оторвал русского от пола – глаза его удивленно открылись, рот застыл в форме буквы "О": удар разорвал кожу, кровеносные сосуды и проник во внутренние органы.
Ким рывком двинул кисть вверх, нащупал сердце и сжал его в своем железном кулаке: русский умер стоя, рухнув затем в сточную канаву под фарфоровыми писсуарами.
Ким быстро впихнул мертвое тело в одну из пустых кабинок и усадил на унитаз. Кровь хлестала во все стороны, и Ким тщательно очистил у умывальника свою одежду. Убедившись, что поза русского не вызывает подозрений, он снова подошел к умывальнику и окончательно привел себя в порядок. Он уже вытирал руки, когда в туалет вломились два подвыпивших техасца, – один из них рассказывал приятелю скабрезный анекдот. Ким еле сдержался, чтобы не плюнуть им на ботинки. Бросив последний взгляд в зеркало, он вышел.
Сев напротив «Валькирии», Ким улыбнулся:
– Я расскажу вам, в чем суть сделки, – он не обращал внимания на удивленно приподнятые брови русского. – Я нейтрализовал вашу команду, теперь вы играете в одиночку. Такого в вашей практике еще не случалось. Советская тайная полиция привыкла окружать своих резидентов всевозможными подонками, которые собирают информацию для него где только можно, – Ким по-прежнему улыбался, но взгляд его стал жестким. – Любопытно будет взглянуть, как вы умеете импровизировать.
– Вы серьезный противник, – на лице «Валькирии» появилась кислая улыбка, – однако малокалиберный пистолет, который я держу под столом на уровне вашего желудка, вне всякого сомнения, нейтрализует даже такого.
– Да? И вы пристрелите меня в общественном месте?
– Не забывайте о глушителях с воздушным охлаждением: все решат, что я не умею себя вести и громко испортил воздух. Не более того.
Внешне «Валькирия» был совершенно спокоен, но внутри у него все кипело, он хотел как можно быстрее покончить с этим делом: чем скорее я уничтожу этого паршивого вьетнамца, тем лучше, думал он.
– А когда вы упадете лицом на стол, – продолжал он, – все подумают, что азиатский господин выпил лишнего. В этом нет ничего удивительного, он же пил русскую водку, – он сокрушенно покачал головой. – Вам не следовало заказывать такой крепкий коктейль.
Он все еще улыбался, когда тонкая стальная игла с повисшей на конце каплей синтетического яда кураре впилась ему в живот. И поскольку в этом месте сосредоточено множество нервных окончаний, расходящихся ко всем внутренним органам, у него не было даже доли секунды, чтобы спустить курок. Мгновенно действующий яд парализовал его нервную систему, сердце его потеряло способность сокращаться, и Михаил Иванович Федоров прекратил свое существование в качестве живого человека.
Ким перезарядил трубку с мощной пружиной, которая располагалась у него в левом рукаве, расплатился за выпивку и, не торопясь, покинул бар.
Вернувшись в «Хилтон», он позвонил в управление полиции Далласа и сообщил, где они могут найти высокопоставленного офицера советского КГБ, уже, правда, мертвого. Он произнес только одну эту фразу. Имени своего, он, естественно, не назвал.
Он вышел из телефонной будки в вестибюле и прямиком отправился к себе в номер. Спать. Завтра полно рейсов, улететь можно любым. Забросив руки за голову, он лег поверх одеяла и невидящим взглядом уставился в потолок. В пробивающемся между занавесями свете обнаженное тело его блестело, словно натертое кремом для загара.
Как бы он хотел, чтобы Ту вел другой образ жизни! Кроме него у Кима больше не было родных. Пропасть между ними ширилась, словно Ту уже не был его братом – так, знакомый, неприятностям которого можно посочувствовать, но не более того. Вот и хорошо, думал он. Останусь совсем один. Хорошо, потому что теперь он превращался в единственное на земле орудие мести за семью. Мысленно он вновь оказался в ночном Пномпене, когда он с девушкой пил вино. Вернувшись домой, он увидел, что их прекрасная вилла объята пламенем.
Черный клубящийся дым застилал звездное небо, пепел толстым слоем ложился на листья пальм и банановых деревьев.
Все они погибли в огне: отец Нгуян Ван Чинь, его мать Дюань, шесть братьев и Дьеп, – сестра Дьеп, его любимая сестра, которую он дважды побил за то, что она завела роман с совершенно ее недостойным типом, жившим неподалеку. Он застукал ее полгода назад и пригрозил обо всем рассказать отцу. Дьеп плакала, умоляла его никому ничего не говорить и поклялась, что больше никогда не будет встречаться с тем парнем.
Ким поверил ей, но спустя неделю их встречи возобновились. Может, она действительно не могла жить без него, а, может, просто была извращенкой. Ким этого не знал, а огонь унес ее тайну вместе с ней.
Дьеп сгорела заживо вместе с родителями и пятью братьями. Только Ту, пытавшийся спасти ее, выжил. Стал калекой, но выжил. Именно Ту был одержим мыслью о той ночи, именно он вернулся в Пномпень, пытаясь найти следы, которые привели бы к разгадке причин трагедии.
После той поездки Ту сказал Киму, что наконец узнал правду. Дружок Дьеп, тот самый кхмер, без которого она жить не могла, которого не сумела бросить и позабыть – он-то и поджег дом. Уходя в маки, он выплеснул свою ненависть на семью, которая раздавила бы его как клопа, если бы старшие узнали, что их дочь путается с ним.
