Черный клинок - ван Ластбадер Эрик (чтение книг TXT) 📗
– И все же вы должны быть готовы к тому, что я потерплю неудачу, – заметил Вулф. – Как бы ни проявлялась моя сила, не забывайте, что я еще не до конца контролирую ее. На овладение ею потребуется какое-то время.
– Нет, я не могу ждать, – возразила Минако. – Наше время вышло. Безумие Достопочтенной Матери достигло окончательной стадии. Она уже впитала так много энергии «макура на хирума», что у вас будет всего лишь одна возможность открыто сразиться с ней. В противном случае будет слишком поздно. У нее окажется достаточно сил, чтобы уничтожить всех нас.
Над головой Минако шуршали ветки дерева, а тени, падавшие от них на ее лицо, придавали ему сходство с мрамором.
– Вы должны сделать то, что мне привиделось, – закончила Минако. – Вырезать сердце Достопочтенной Матери черным клинком «макура на хирума».
Вакарэ все еще находился в храме Запретных грез, но теперь он чувствовал себя, как в цитадели адских сил. А как хорошо начинался вечер! Оставив Юджи на попечение Нишицу, он стал развлекаться с поочередно меняющимися молодыми людьми, которые, несмотря на невинную внешность, отнюдь не походили характером на его целомудренного лучшего друга. На каком-то этапе после первой опорожненной бутылки виски «Сантори» на него накатило чувство глубокого раскаяния, вызванного растущим убеждением, что, сведя Юджи с Нишицу, он предал Юджи и превратился в инструмент его совращения.
Однако он залил эти страхи новыми порциями виски. А после этого вдруг появилась Ивэн и чуть-чуть не прикончила его на месте.
Он всполошился, почувствовав, как она захватывает его разум коварной змеиной хваткой, и ускользнул, инстинктивно сознавая, что хоть он и сильнее, но она менее его отягощена моральными запретами и ей меньше терять, я потому она может одержать верх.
Вырвавшись от Ивэн, Вакарэ побежал, спотыкаясь, через зал. Он почувствовал, как она наводит на него «макура на хирума», как черная молния бьет его в спину, проникая сквозь кожу и тело. Но добраться до своего сердца и раздавить его Вакарэ ей не дал. Он обогнул угол я упал на колени, получив еще один удар черной молнии.
Присутствие Ивэн ощущалось все сильнее, и он чувствовал, что ее энергия растет. Казалось, чем больше она входила с ним в контакт, тем быстрее возрастали ее силы, и Вакарэ впервые засомневался, суждено ли ему остаться в живых. Он не умел предвидеть будущее, пользуясь «макура на хирума» скорее как орудием борьбы, чем как инструментом познания, но даже сумей он в этот миг хоть что-то предвидеть, все равно он не стал бы вести себя по-иному. Обязанный жизнью другой женщине – Минако Шиян, он твердо соблюдал закон «гири», и этим определялась его сущность.
Боль обожгла его, и он закричал. Но тут же стряхнул ее с себя, отшвырнул поразивший его клинок тьмы обратно к Ивэн и поспешил по коридору. Ног под собой он больше не чувствовал. Ему казалось, что он лежит в трясине, грозящей поглотить его, и понял, что она побеждает.
Тут он ощутил, что она уже рядом, и бросился вперед сквозь открытую дверь, спотыкаясь о циновки. Силы оставили его, Вакарэ откинул голову и издал вопль. В этот момент «макура на хирума» Ивэн ударила его в полную силу, и он растянулся на полу лицом вниз. Перекатившись, он приподнялся и, подчиняясь инстинкту самосохранения, попытался нанести удар рукой.
Ивэн поймала его кулак ладонями. Одновременно она резко ударила пяткой в его плечевой сустав, и Вакарэ застонал от острой боли в вывихнутой руке.
Он лежал, беспомощно вытянувшись и задыхаясь. Встав над ним, Ивэн запрокинула назад голову и по-волчьи завыла.
Они чего-то ждали? Чего? Вакарэ не знал. Боль стала нестерпимой. Его перегруженные нервы уже не выдерживали, я возникшие в них импульсы побежали к напряженным, как канаты, мышцам, заставляя их непроизвольно сокращаться и дергаться. Но жалкие телодвижения уже ничем не могли ему помочь. Захват, которым держала его Ивэн, оставался железным.
– Как рыба на суше, – раздался голос. Вакарэ с трудом повернул голову и увидел Достопочтенную Мать. – И, как у рыбы, я съем у тебя самое вкусное.
До сих пор Вакарэ никогда не испытывал настоящего ужаса, но сейчас у него затряслась все поджилки. К горлу подступила тошнота, но его не вырвало. Даже на потуги у него не хватило сил.
Вместо этого он в ужасе смотрел, как Достопочтенная Мать опускается на колени рядом с ним, неотразимо прекрасная, одним своим видом разжигающая в мужчинах желание. Она коснулась его руками, прохладными и белы" ми, как алебастр, погладила подбородок и щеки. А затем прижала большие пальцы к его векам.
– Нет! – простонал Вакарэ.
Давление ее пальцев не увеличивалось, и на какой-то миг Вакарэ вообразил, что его пощадят. Но тут же почувствовал дикую боль, будто в глазницы вонзили кинжалы.
– Нет! – закричал он изо всех сил.
Он попытался вырваться, но Ивэн ухватила его еще крепче. Достопочтенная Мать, прикоснувшись лбом к его лбу, больше не давила на глаза пальцами. Поддерживался лишь физический контакт, а «макура на хирума», врубившись в зрительные нервы, проникла по ним в мозг, а там таинственным способом принялась извлекать из Вакарэ его индивидуальную сущность, все его неповторимые особенности. Так Достопочтенная Мать извлекала из своих жертв их «макура на хирума» и добавляла к своей.
– Нет!
Процесс уже начался, и теперь ни человек, ни Бог не могли остановить его. Несмотря на сильные руки Ивэн, тело Вакарэ изогнулось дугой так, что от жуткого напряжения затрещал позвоночник. Затем он, расслабившись, снова упал на татами и стал дергаться в конвульсиях. Его движения потеряли координацию, и теперь он мало походил на человека, будто Достопочтенная Мать высасывала из него не только «макура на хирума», но и человеческую сущность.
– Все кончено, – проговорила наконец она, ощущая во рту вкус крови и ртути – признак присутствия «макура на хирума».
У нее кружилась голова, как будто от чрезмерного употребления спиртного. Поднимаясь с колен, она подала сигнал Ивэн. Та стремительно наклонилась и вонзила большие пальцы в глаза Вакарэ. Ее «макура на хирума» придала этому движению громадную силу, от которой его голова запрокинулась назад так резко, что хрустнули шейные позвонки.
По завершении последней серии экспериментов Торнберг не отправился домой. С одной стороны, сломалась главная центрифуга с компьютерным управлением и некоторые наиболее важные анализы проводились на старых приборах, практически вручную. Из-за этого ему пришлось пробыть в «Грин бранчес» целых пять часов вместо обычных двух.
С другой стороны, он испытывал необычайную депрессию. На его состоянии сильно сказался двойной шок – предательство сына и смерть Тиффани. Возможно, он начал стареть и стал слишком чувствительным, впадая в ту самую сентиментальность, которую когда-то с презрением подмечал у собственного отца. Тогда он твердо сказал себе, что если таков конечный удел всех стариков, в связи с увеличенной или пораженной раком простатой, то это не для него. Как же все-таки старость подавляет человека. Ощущая ее на каждом шагу и зная, что ждет тебя в конце этого пути, поневоле затоскуешь о той жизни, которой ты жил когда-то, так давно, что, кажется, с той поры прошли столетия. Бесспорно, есть что-то поистине славное в том, чтобы погибнуть во цвете лет, как Александр Македонский, – идти все быстрее от победы к победе, а затем вдруг разом отправиться в небытие.
Никакого упадка сил, никаких особых изменений в общем состоянии, просто в крови угас огонь и мало-помалу тебя подводит твое тело. И мозг. О мозге тоже нельзя забывать, ибо что толку от обновленного тела, если мозг продолжает атрофироваться. Боже мой, если задуматься, что такое ад, то вот это состояние и есть тот самый ад.
Помолодевший, если считать на годы, но усталый, как под бременем веков, Торнберг удалился в свой офис в юго-западном углу на третьем этаже. Отдыхать.
Ему пришло в голову, что это даже хорошо, что он здесь. Пустота его огромного дома стала в последнее время невыносимой. Стиви находилась в Вашингтоне, ожидая новой встречи с ним, но он не испытывал ни малейшего желания видеть ее до тех пор, пока не улягутся бушующие в нем страсти.
