Золотой берег - Демилль Нельсон (книги бесплатно читать без TXT) 📗
— Capisco, — ответил я.
Вейнштейн захихикал. Да уж, есть чему радоваться.
— Я не буду надоедать тебе со своим мнением по поводу заявления, которое ты сделал на ступеньках суда. Я сам несколько раз давал маху, когда только начинал работать на этих людей. Но советую тебе впредь быть поосторожнее. Кстати, у этих людей есть несколько словечек, которые следует знать. Например, «приятель» и «поговорить». Если кто-нибудь из присутствующих здесь обратится к тебе так: «Эй, приятель, выйдем, поговорить надо», — ни в коем случае не выходи. То же самое, если предложат: «Давай выйдем». Capisce?
— Конечно. Но…
— Просто я хочу немного просветить тебя относительно некоторых нюансов, слов с двойным смыслом и так далее. Будь всегда настороже. И не обращай внимания на их жесты и на выражения лиц. Ты все равно в этом никогда не разберешься. Просто внимательно слушай, наблюдай, следи за руками, за своим выражением лица и поменьше говори. Ты же белый англосакс-протестант. Вы это делать умеете.
— Да. Я предполагал, что здесь надо вести себя именно так.
— Ну и отлично. Хорошо, что ты был на месте, когда все это произошло. Ведь как обычно бывает: прокурор штата или даже федеральный прокурор достигают договоренности с адвокатом, и обвиняемый является как бы для добровольной сдачи в руки правосудия. Тогда нет необходимости арестовывать человека дома, на улице или в офисе. Но иногда эти негодяи решают действовать в наглую: они приходят и надевают на людей наручники. Это же полный идиотизм.
Я пожал плечами. По-моему, тут все дело в том, с какой стороны на это посмотреть: или вы зритель и следите за развитием событий по телевизору, или это вас выводят в наручниках.
— Мы были уверены, что они придут за Фрэнком во вторник, так как наш человек позвонил мне накануне вечером и сказал, что арест состоится в семь часов утра. Я не удивился, поскольку предполагал, что они выберут этот день.
— Какой «ваш человек»?
— В ведомстве Феррагамо… о… забудь, что я тебе сказал.
— Да, конечно. — Я задумался. Фрэнк, сукин сын, оказывается, просто надул меня на пятьдесят долларов. Он разбрасывает налево и направо деньги в ресторане, обещает мне сумасшедшие гонорары, а сам в то же время обманывает меня из-за пятидесяти долларов. Конечно, дело тут вовсе не в деньгах, а в его неуемном желании быть первым, пускать людям пыль в глаза. И так поступил со мной человек, который поведал мне о своем алиби за две минуты до ареста, потом сказал, чтобы я забыл об этом, и тут же напомнил, что он не хочет провести ни одного дня в тюрьме. Да, с этим типом надо держать ухо востро.
— Понимаешь, что я имею в виду? Я думал, ты в курсе дела. Никогда не знаешь, что у этих людей на уме. И после этого они говорят о хитрости евреев. Черт, да этот человек… ладно, не будем об этом. — Вейнштейн огляделся по сторонам, затем сказал: — Латиноамериканцы никогда не полезут убивать его, так как для них это создаст массу проблем. Им это не нужно. Однако… — тут он снова оглядел людей, толпящихся в гостиной, — кое-кто из присутствующих здесь, может, и захочет разделаться с Фрэнком, если почувствует, что тот ослаб, или сочтет, что за ним больше нет реальной силы. Мне напоминает это стаю голодных акул. Если самая большая акула ранена и за ней тянется кровавый след, то скорее всего жить ей осталось недолго. Понимаешь?
Я кивнул.
— И это произойдет не потому, что он не справился со своей работой или чем-то им не нравится. Для них это история, а они живут только сегодняшним и завтрашним днями. Основное для этих людей, советник, это не попасть в тюрьму и сделать как можно больше денег.
— Нет, — возразил я. — Не попасть в тюрьму и заработать больше денег — это только внешнее. На самом деле, главное для этих людей — уважение. Внешний блеск. Мужество. Capisce?
— Согласен с твоим замечанием. — Он улыбнулся мне. — Ты быстро входишь в курс дела. Когда немного освободишься, позвони мне, мы обсудим кое-какие вопросы. Заодно и позавтракаем.
— Договорились, но только чтобы ленч был в одном из ресторанов Маленькой Италии.
Он снова улыбнулся, потом отвернулся от меня и поприветствовал кого-то на итальянском. Они обнялись, но не поцеловались. Вот так поступят и со мной, если я не буду осторожен.
Неожиданно ко мне подкатился низенький и толстенький человек и, прежде чем я успел отпрянуть в сторону, пнул меня своим животом.
— Эй, я тебя знаю, — завопил толстяк. — Ты работаешь на Джимми, верно? На Джимми Губу. Точно?
— Точно, — признался я.
— Поли, — протянул он мне для знакомства свою пухлую потную руку.
— Джонни, Джонни Саттер. — Мы обменялись рукопожатиями.
— Так ты крестник Аньелло, верно?
— Угу.
— Как у него идут дела?
— Отлично.
— У него ведь был рак. Он что, выздоровел?
— А… да.
— Крепкий парень. Ты видел его на похоронах Эдди Лулу? В прошлом месяце. Ты был там?
— Конечно.
— Ну вот. Аньелло входит в зал, от него осталась ровно половина, и эта чертова вдова от страха едва не падает в гроб, где лежит Эдди. — Толстяк засмеялся, я посмеялся вместе с ним. Ха-ха-ха. Он спросил меня: — Ты в этот момент был там?
— Мне рассказали, когда я пришел.
— Не понимаю, почему он не носит шарф или еще что, у него же и от лица осталась половина.
— Я посоветую ему это, когда мы будем с ним обедать.
Мы поговорили еще несколько минут. Обычно мне хорошо удаются светские беседы, но с этим Поли довольно трудно было найти точки соприкосновения.
— Ты играешь в гольф? — поинтересовался я.
— В гольф? Нет. А почему ты спрашиваешь?
— За этой игрой хорошо отдыхаешь.
— Да? Хочешь отдохнуть? Зачем? Вот состаришься, тогда и отдохнешь. Или когда помрешь. А чем сейчас занимается Джимми?
— Да все той же ерундой.
— Да? Если он хочет жить, пусть будет поосторожней. Это, конечно, не мое дело, но на его месте я бы оставил на время эти игры с наличными. Понимаешь?
— Я передам ему твое мнение.
— Да? Ладно. Занимаясь этими делами, надо уметь вовремя остановиться, а то в один прекрасный день можно так подзалететь, что своих не узнаешь. Джимми следует об этом помнить.
— Я ему напомню.
— И еще. Скажи Джимми, что Поли передает ему привет.
— Конечно скажу.
— Напомни ему про то место на Кэнел-стрит, на которое мы собирались взглянуть.
— Непременно.
Поли отчалил и пошел тыкаться своим животом в кого-то другого. Я направился было к бару, но в этот момент кто-то похлопал меня по плечу. Я обернулся и увидел широкоплечего джентльмена, лицом напоминающего кроманьонца.
— О чем это с тобой говорил Толстый Поли? — спросил этот урод.
— Да все о той же ерунде.
— О какой такой ерунде?
— А кого это так сильно интересует?
— Послушай, приятель, если ты не знаешь, кто я, тебе лучше спросить об этом, черт бы тебя побрал.
— О'кей. — Я подошел к стойке бара и налил себе бокал самбуки. Как они смеют, возмущался я, принимать меня, Джона Уитмена Саттера, за одного из себе подобных. Я посмотрел в зеркала за стойкой. Да нет, вроде бы выгляжу, как всегда. Вот только изо рта несет «соусом шлюхи» и чесноком.
Я все же решил обратиться к стоящему рядом со мной молодому человеку.
— Кто это? — спросил его я, указывая на «кроманьонца».
— Ты не знаешь, кто это? — изумился парень. — Откуда ты, из Чикаго? А может, с Марса?
— Я просто забыл сегодня очки.
— Да? Если ты не знаешь, кто это, тебе лучше этого и не знать.
Эта фраза прозвучала как итальянская поговорка, поэтому я решил не настаивать.
— Ты играешь в теннис? — поинтересовался я у своего собеседника.
— Нет. — Парень наклонился ко мне и прошептал: — Это Салли Да-Да.
— Понял. — Теперь у меня было целых трое знакомых с именем Салли: Салли Грейс, Салли из трактира «Звездная пыль» и этот человек, которого, по словам Манкузо, кажется, звали от рождения Сальваторе, но который, хотя и дожил до солидного возраста, так и не научился толком говорить. Как себя чувствует маленький Салли? Да-да-да. Салли хочет бай-бай?