Черный клинок - ван Ластбадер Эрик (чтение книг TXT) 📗
Вашингтон – Токио
– Ее убил он, – заявил Яшида, – и это так же бесспорно, как то, что я тут сижу и беседую с вами.
Сидящий напротив него за столиком ресторана на крыше отеля «Вашингтон» Хэм Конрад безучастно смотрел в сторону видневшегося неподалеку Белого дома. Теперь, после сообщения о зверском убийстве Марион, звонок Бризарда о том, что с Вулфом Мэтисоном справиться не удалось, казался ему менее значимым. «Пусть он катится к чертям собачьим, этот Мэтисон! – мысленно выругался Хэм. – У меня есть более срочные дела».
– Я нисколько не сомневаюсь, что Марион Старр Сент-Джеймс убита по заказу вашего отца, – продолжал Яшида. – И причина вам очень хорошо известна. Она слишком много знала о нем и делилась этой информацией с вами.
– О клинике «Грин бранчес»?
– Вот именно.
– О той, куда, по словам Марион, Торнберг организовал транспортировку людей.
Хэм произносил слова машинально, ровным безжизненным голосом, как человек, не оправившийся от шока.
– Да, – подтвердил Яшида. Он внимательно следил за выражением лица Хэма, который, впрочем, этого не замечал. – Насколько я помню, она рассказала вам, что он подрядил ее компанию перевозить всяких неприкаянных одиночек, до которых никому нет дела, в «Грин бранчес» – то самое купленное им местечко под Арлингтоном.
Яшида отвлекся на минуту, чтобы заказать что-нибудь выпить по второму разу, хотя Хэм еще не успел осушить первый бокал.
– Как вы думаете, зачем ему понадобились живые люди? – спросил он Хэма.
– Для экспериментов, – отозвался тот все тем же бесцветным тоном, по-прежнему глядя пустыми глазами на Белый дом, залитый в этот час лучами прожекторов. – Видишь ли, Торнбергу не дает покоя процесс старения. Он считает, что сможет повернуть его вспять. Вот почему он купил «Грин бранчес» и набрал туда свой штат ученых-биологов. Полагаю, что он использует тех, кого туда привозят, в качестве подопытных кроликов.
– Живых людей?
Хэм мотнул головой.
– А на ком еще ты бы мог ставить опыты? Торнберг в цейтноте.
В этот момент подоспел заказ. Яшида пригубил свой бокал, подтолкнув другой прямо в руки Хэму, и снова заговорил:
– Он совершенно аморален. Послушайте, я видел тело Марион и могу доложить, что зрелище не из приятных. Она, по-моему, сильно мучилась перед смертью. Такое впечатление, будто он хотел показать ей, что карает ее. Людей в этой клинике из-за него убивают направо и налево.
– Наверняка он бы сказал тебе, что все это делается во имя науки, – отозвался Хэм.
– И я не сомневаюсь, что он верит во все это дерьмо, – подхватил Яшида, сосредоточенно размешивая лед в своем бокале.
Они оба помолчали.
– Придется нам в связи с этим что-то предпринять, – сказал наконец Яшида.
– Знаю, – кивнул Хэм.
– Выбора нет.
Хэм сделал несколько глотков. Он думал об отце, о том, как восхищался им и нуждался в его похвалах. Однако сейчас он впервые ощутил, что в его душе живут и другие, совсем не такие светлые чувства, которые он, фанатично добиваясь отцовского расположения, так долго и старательно пытался не замечать.
Под действием последних событий эти чувства стали обнажаться, и теперь перед ним, как перед археологом, раскопавшим погребенный под песками древний город, предстала истина, что любовь и обожание, какими бы сильными они ни были, сочетаются с ненавистью к отцу за то, что тот изгнал мать из дома и из его, Хэма, жизни.
– Ты прав, – сказал он наконец Яшиде, – у нас нет никакого выбора.
Хана уже подключилась к Оракулу, когда в лабораторию, упрятанную в недрах склада на рыбном базаре Сузуки, вошел Юджи. До этого он искал ее на похоронах Хирото, но так и не нашел.
– Что ты тут делаешь? – воскликнул он, обращаясь то ли к Хане, то ли к Оракулу.
Спокойствие, написанное на лице Ханы, показалось ему необычным и вызывающим тревогу. Она следила за ним глазами, молча игнорируя все его вопросы, уговоры и, наконец, приказы. Когда-то один раз он уже видел у нее такое выражение...
Это случилось во время праздника «хачугацуо», когда наступление лета отмечается подачей к столу первого в сезоне рыбного блюда, приготовленного из макрели. Юджи и Хана отправились к докам в Кобэ. Жаркое солнце стояло высоко в небе. Дыхание затруднялось из-за повышенной влажности. Хана привела Юджи в ресторанчик с миниатюрной верандой с видом на порт.
Этому ритуалу, как и всем обычаям, отмечающим изменения в природе, Хана придавала большое значение. Хозяин ресторана, хорошо знающий ее, поставил перед ними на стол чайник с зеленым чаем собственного приготовления, взбив его до бледной пены. Сырую макрель, нарезанную тонкими, как папиросная бумага, ломтиками, подали на темно-зеленых бамбуковых листьях. Первая в летнем сезоне макрель – не самая вкусная, но наиболее престижная.
Влажный воздух оставался почти неподвижным, и даже портовые чайки сочли его слишком тяжелым для полетов. Юджи, сидя в тени под зонтиком, лицезрел ржавеющие сооружения нефтеперегонного комплекса «Ото хэви индастриз», как грибы-поганки теснящиеся вдоль набережной. На них виднелся рекламный щит «ШИЯН КОГАКУ всегда с вами». Портовый транспорт функционировал, но на нефтеперегонке Юджи не заметил ни единого рабочего. Гигантские краны молчаливо и одиноко нависали над рядами уродливых ржавых металлических конструкций.
– Наступит день, – сказала тогда Хана, взглянув на него, – когда «бонито» перестанет водиться в наших загрязненных водах. Что тогда с нами будет? Я задаюсь вопросом, есть ли смысл в той жизни, в которой мы обречены дюйм за дюймом уничтожать наши тела? Мне часто грезится такое бытие, при котором я не была бы связана физическими законами пространства и времени... Такое, где мне, чтобы попасть на другую сторону, не требовалось бы переходить через дорогу.
И вот теперь, не отрывая глаз от Ханы, Юджи протянул руку и выключил питание Оракула.
Но ничего не случилось. Ничего в том смысле, что Оракул не отключился.
– Вы должны смириться с тем, что произойдет, Юджи-сан.
Юджи-сан раскрыл рот от удивления.
– Как ты это делаешь? – спросил он. – Я ведь отключил энергию.
Оракул не ответил. Его занимали другие вопросы. Ровно через четыре минуты глаза Ханы потускнели, веки медленно опустились, а когда Юджи проверил пульс, то оказалось, что он почти исчез.
– Нет! – отчаянно закричал Юджи и стал лихорадочно отрывать он нее присоски-контакты. При этом ему каждый раз чудилось, что он слышит слабый крик.
Хана бессильно оседала у него в руках. Требовалось некоторое время для отсоединения контактов от висков в основания шеи. Ее губы посинели, она не дышала. Он снова прижал палец к мягкой коже поверх ее сонной артерии. Пульс отсутствовал.
Юджи вспомнились ее слова, когда он впервые подключил ее к устройству: «Оракул не допустит, чтобы со мной случилась какая-нибудь беда».
– Черт тебя побери! – заорал он. – Что ты с ней сделал?
– То, что требовалось, – незамедлительно ответил Оракул. – Я сделал то, что тебе требовалось от меня.
Юджи, стоя на коленях и держа в объятиях Хану, заплакал.
– Пожалуйста, – попросил он, – скажи мне, что произошло. Как я мог хотеть, чтобы ты с ней так поступил. Она же мертва!
– Только ее тело мертво, Юджи-сан. В остальном же Хана вполне жива. Фактически она теперь более жива, чем когда-либо прежде.
Юджи уставился на экран Оракула. Чудится ли ему или же он действительно приобретает общие очертания человеческой головы?
– О чем ты говоришь? – воскликнул он.
– Хана здесь. Во мне, – ответил Оракул терпеливо, как профессор, разговаривающий с тупым, но старательным студентом.
– Не верю.
– Час назад вы бы не поверили, что я могу работать от своего собственного источника энергии.
Юджи на минуту задумался.
– Ясно, что тебе больше не требуется электричество, – признал он. – Что ты используешь?
– "Макура на хирума".