Разбуди меня в 4.20 (СИ) - Лис Филипп (книги серии онлайн .TXT, .FB2) 📗
Вкатив глаза обратно в глазницы, незадачливый паркурист пустился наутек. Бежал он так быстро, что пыль, поднимавшаяся у него из-под ног, почти закрыла всю торсовую фигуру непроглядной пеленой, оставив видимой только голову. Наверняка не осознавая этого, он схватился за ближайшие кирпичи на первом этаже хрущевки, подтянулся и с рекордной скоростью взобрался на крышу. Там он мелькнул последний раз и скрылся навсегда.
Водопроводчик подбежал ко мне, огляделся и незаурядно искусно матюгнулся. Потом только он соизволил взглянуть на меня и что-то процедить сквозь зубы. Это походило на: «Ушел, елы-палы, мать-перемать».
Всю дорогу до дома я думал о том, что сказал мне этот молодой экстримал. Откуда он знает про инсталляцию, что он вообще знал о ней? Или просто сама инсталляция давно всем известна, а я что-то пропустил? Или это просто комплект общих признаков, характерных для людей, занимающихся инсталляцией, но потом закончивших это ремесло и больше не возвращавшихся в нексус, их идей, установок, на которые повлияла инсталляция? Кто мог дать мне ответы? Для этого нужен человек, который нейтрально относился бы ко мне, к процедуре инсталляции, к самому процессу, но не желающий что-нибудь утаить. Таких индивидов, увы, я не знал.
В моей голове мир разделялся только на то, что есть на самом деле и то, что есть по ту сторону. Одного раза хватило чтобы постоянно думать о возвращении. Парень был прав, такие виды развлечений сродни принятию психотропных веществ. Погружаясь в себя, я неожиданно заметил, как сознание мерцает. На секунду мне показалось, что вокруг меня в тот момент у шлюза в пограничный мир были люди. Да-да, три человека в белом.
Естественно, я подумал, что это от усталости, не придав значения тому, что видел во время мерцания. Иногда так случается, что кажется, будто видишь на секунду странные вещи, но не можешь понять, чем это вызвано. Сознание вообще пытается все интерпретировать по-своему, словно в тебе два человек, постоянно борющихся в общей массе компенсирующих сил. Все, что врывается в твою память, переворачивается и разрывается между вами двумя, а в вечной борьбе происходит становление компромиссной личности, которая и будет потом тобой. Случается же совершать поступки, которые сознательно ты не делал бы! В этом и заключена природа личности.
Более того, мне начинало казаться, что тот, кто играет против меня, осведомлен о жизни, о самом процессе жизни, значительно лучше, он сильнее и хитрее, чем я мог бы предположить. Везде, где я встречаю сопротивление со стороны жизни, везде, где не могу обрабатывать свой феод пространства, чувствуется его рука и его воля, а успехи, которые я делаю, втягивают меня шаг за шагом в запланированную для меня ловушку. Успехи созданы и подстроены им, только поэтому, исключительно из уважения к его таланту, стоило бы дать ему какое-нибудь имя. Но об этом я подумаю потом.
Весь день я промучился этими вопросами, а вечером отправился на железнодорожное полотно, где была назначена явка. В темноте, появившейся далеко за полночь, я набрел на рельсы, определил по звукам поезда, где находится вокзал (хотя между двумя этими точками не было ничего общего), пошел по путям, усиленно вглядываясь в темноту, чтобы увидеть эту парочку.
На тринадцатой минуте я услышал голоса, доносящиеся со стороны обочины из кустов. Прислушался. Кажется, это разговаривали Тачан с Дарой, хотя потом я отметил, что так мог говорить кто угодно — тихо и шепотом, не разобрать кто есть кто. Я позвал, они стихли. Кода я позвал снова, из кустов донеслись слова Тачана, наверное, он хотел, чтобы я спустился с железнодорожной насыпи под мост через узкий ручей и помог им настраивать пирамидки на точку входа и выхода.
В кромешной тьме, что царила в кустах, я с трудом отыскал двух человек, что возились, расставляя всякие оккультные вещи вокруг небольшой полянки среди моря полыни.
— Как дела-то? — спросил Тачан.
— Видел я одного странного паркуриста, он говорил, что…
— Кого ты видел!?! — вмешалась в разговор Дара.
Я решил, что лучше для всех, если я не стану рассказывать все те вещи, которые произошли со мной со времени нашего расставания, поэтому медленно и лаконично закончил тему.
— Забей, ничего такого…
Втроем мы вошли в центр разложенных пирамидок и свечек, взялись за руки и начали хором повторять слова, которые в прошлый раз говорил Эрг. Мне казалось, что на их произнесение влияла сама душевная сила человека. Если Эрг мог произносить их один, то нам троим надо было аккумулировать и консолидировать усилия по их произнесению. Получилось куда более величественно, чем так, как это делал наш хромой поврежденный дружбан. В общем-то, на достижение цели это не влияет.
Луч света впивался в стену, пробивал его, растворяясь в сумрачных дырах, откуда веяло холодом. Препарированные небеса источали черные капли в виде треугольников размером с кулак. Хруст, плавающий по воздуху от их падения, преломлялся и обретал новые формы материального характера, становился то горящим листком бумаги, то ломающимся стеклянным стержнем, статически заряженным ионами положительного заряда.
Прочная ткань, сшитая из двух неравномерных и кривых отрезков пространства и времени, колыхалась, позволяя приводить в движение все социокультурное пространство бесконечности мироздания. Я видел разницу между корреляционным, регрессивным и кластеровым анализом многомерного шкалирования всего того, где я был и что я видел. А впереди на растяжках, сделанных из причинно-следственных связей, висел огромный череп из слов и дел, связанных воедино судьбоносными скрепами. Там я видел даже отсюда все, что судьба запечатлела на его поверхности: мысли, установки характера, факты жизни. Мое пятое тело, связанное с ключевыми моментами в моей будущей жизни, было притянуто к черепу и определяло мое положение относительно него. Только сейчас я понял, что мне не дано заниматься профессионально френологией.
Я стоял на дороге, ведущей из инсталляционного процесса к пониманию проблем накопления и хранения жизненного опыта. Она была выложена желтым силикатным кирпичом, как небо, выложенное под цвет дороги. Впереди она завивалась, противясь естественному притяжению нексуса, сворачивалась в огромный узел и тянулась дальше. Мне надо было пройти этот путь, в его конце ждал меня эгрегор слепого поиска.
А еще надо было торопиться, время как песок уходило и впитывалось в стены, проходя через осознанные бреши, оставленные тут задолго до того, как первая душа и первый дух посетили это место. Поэтому, не теряя времени, я побежал вперед, стараясь сразу задать темп бега, который меня, в конце концов, сильно утомит.
Разворачивая и меняя направление движения, я проходило мимо связей судьбы и времени, обращая их на свою сторону. Время играло за меня, но от этого не выигрывало и искажалось, стекая медленно с веток генеалогического дерева как карманные часы. Где был предел понимания? Там, где дорога сворачивалась в узел? Надеясь найти ответы на все вопросы, я бежал, постепенно наращивая бег, старался не задеть торчащие по обеим сторонам от дороги розы и километры колючей проволоки. Где-то я видел уже такое! Но мнение, составленное после принятия синемантики риска, гнало меня дальше. Не важно, каковы будут жертвы, главное, достигну ли я точки экзальтации, за пределом которой будет ждать меня вестник мира духов.
Дорога была ровной, если не считать шипы, торчащие из кирпичных прослоек, словно шлюзы пограничных миров торчат в теле нексуса. Я готов был присоединиться к воротам и нарушить границу, даже если последует наказание, а меня лишат одного из тел: я мог бы жить без своего физического тела, без астральной сущности, без мыслей или судьбы, но находится тут оказалось еще большим наказанием, чем, скажем, проходить через червоточины в двери свечения как свет сквозь дыры понимания. На этот раз инсталляция была более быстрой и безболезненной. Или нексус меня узнал, или я сделал все правильно и быстро, нежели в прошлый раз.
