Видео Иисус - Эшбах Андреас (читать книги полностью без сокращений бесплатно TXT) 📗
– Под Негев, – сказал Иешуа, словно прочитав его мысли, – залегают колоссальные запасы воды, ещё с ледникового периода. В этой горе, наверное, есть что-то вроде природного доступа к этим запасам. Вот единственное объяснение.
– Да, – кивнул Стивен. – При всём моём уважении я не могу поверить, что и этот колодец вырыли монахи. Наверное, и им было понятно, что вершина горы не самое подходящее место для этого.
– Посвети-ка сюда, – Иешуа опустился на колени головокружительно близко от края зияющей чёрной дыры и ощупал пальцами пол. – Вот она. Расселина. Наверное, она рассекает всю гору. Очень возможно, что она образует восходящую трубу, по которой вода из подземных резервуаров под давлением поднимается на досягаемую высоту. – Казалось, он совершенно забыл о том, что за ними идёт погоня и им надо искать укрытие для спасения. – Замечательно. Надо обследовать, может…
– Да, да, – нетерпеливо сказал Стивен. Он посветил фонариком вокруг. Из этого круглого помещения с впечатляющим колодцем посередине не было другого выхода, кроме того, каким они сюда пришли. Это значило, что брат Грегор, если он действительно скрылся здесь, прячется в другой стороне этого хода.
Возвращаясь к лестнице, они снова услышали шум из верхнего мира. Поспешные шаги, стук – словно шла рукопашная битва. Но разве старые монахи смогли бы – даже если предположить, что захотели бы – сражаться с кем-нибудь врукопашную?
Они миновали лестницу и направились по другому ходу. Он делал поворот, с лёгким уклоном вниз. Шум битвы снова исчез, и гнетущая тишина окружила их. Всё это было похоже на сошествие в недра земли, в холодный, безмолвный, рукотворный Гадес – царство мёртвых.
Стивен резко остановился, шепнул «Тс-с!», когда Юдифь налетела на него сзади и чуть было не отругала за резкую остановку, и выключил фонарик. Их окружила тьма, и он затаил дыхание.
Иешуа шумно, почти испуганно вдохнул. Тьма была не полной. Впереди, из какой-то неопределимой дали к ним пробивалось еле заметное мерцание света.
В перламутровой, мерцающей темноте Стивен вдруг осознал, что за чувство в нём ворочалось, начиная с того момента, как они спустились по каменной лестнице. Это чувство, словно тихая тянущая боль, засело между диафрагмой и грудной клеткой и становилось всё сильнее по мере того, как они шли дальше: то был просто страх. Страх, который пытался остановить его и заставить повернуть назад. Неслышные голоса нашёптывали, что вся эта затея ему ни к чему, что он может просто выйти наверх и забыть про это подземелье как про страшный сон, в конце концов, он сделал всё, что в его силах, и ему не в чем себя упрекнуть. И совершенно незачем двигаться вперёд, незачем делать даже один-единственный шаг.
Стивен медленно и спокойно выдохнул и так же медленно и спокойно вдохнул. Беззвучно. Странным образом что-то изменилось, сдвинулось в этой неразделимой путанице страхов, желаний, вожделений и тоски, – путанице, которая двигала им. До того момента, как они ступили на монастырскую гору, им владел, подстёгивая его, один страх: а вдруг он что-то просмотрел? Вдруг сделал ошибку? Вдруг Джон Каун опередил его? Вдруг он, может статься, никогда не увидит эту камеру?
Теперь его страх вдруг изменил свою природу. Теперь он приобрёл такую форму: А вдруг он действительно найдёт то, что ищет?
Щелчок – и фонарь снова загорелся.
Не обменявшись ни единым словом, они старались только, чтобы их шаги были по возможности бесшумными. Дальше, одна нога вперёд, другая за ней, всё глубже в страну жути, всё дальше навстречу страху. К затхлому запаху колодца теперь примешивался тяжёлый, чужеродный запах, похожий на ладан, что-то, заставляющее вспомнить о соборах, о многотысячеголосых хоралах в устремлённых к небу кораблях церквей.
Кто-то нараспев творил молитву.
Эти звуки словно током пронзили всё тело Стивена. Молитва была похожа на немелодическое пение – низкий мужской бас, погружённый в глубокое сосредоточение. Это бормотание наполняло весь воздух, и становилось страшно, что молящийся может умереть от неожиданности, если его в это мгновение спугнуть.
Бормотание смолкло в тот момент, когда они достигли грота.
Помещение было небольшое – не больше, чем пещера с колодцем, и тоже вырублено в скале. И в первый момент Стивен невольно вспомнил многочисленные арабские сказки, которые просто кишели подземными сокровищницами. Три маленьких лампадки горели на могучем алтаре, уставленном золотыми подсвечниками, кубками, крестами, иконами в золотых окладах. Там же лежала огромная рукописная Библия, пол был устлан бесчисленными коврами – большими и маленькими, искусно сплетёнными или вытканными. Другие иконы со сценами из жизни Иисуса висели на стенах или стояли прислонёнными – великолепная коллекция бесценных сокровищ искусства.
А перед алтарём, на одном из ковров, стоял на коленях в молитве брат Грегор.
Они молча стояли, потрясённые неожиданной картиной подавляющего великолепия, не зная, что сказать или сделать.
Брат Грегор ещё раз поклонился, трижды перекрестился, поднялся на ноги тяжёлыми, негибкими движениями и обернулся к ним, как будто ждал их. Может быть, всё дело было в освещении, а может, сумрачный свет позволил проступить подлинным чертам, тогда как дневной свет их скрывал, но его лицо оказалось изрытым глубокими морщинами озабоченности, которые делали его бесконечно старым.
– Вы его нашли, – сказал он усталым голосом. Стивену пришлось набрать воздуха, прежде чем он смог что-то ответить. Язык у него ворочался с трудом.
– Нашли? Что нашли?
– Зеркало, которое хранит лик нашего Господа, – сказал старый монах и указал рукой на маленький ларец, золочёный и украшенный, в центра алтаря. – Вот оно.
Ури Либерман, наверное, ещё минут пять после окончания разговора продолжал держать трубку в руке, тупо уставившись в голубые обои перед глазами и соображая, что ему делать. И надо ли вообще что-то делать. Поскольку история, которую ему сбивчиво, боясь, что не успеет, рассказал Петер Эйзенхардт, была слишком фантастической.
Он вспомнил, как совершенно случайно познакомился с немецким писателем в самолёте на Тель-Авив. Из-за невзрачного вида, нездоровой бледности и склонности к полноте, Эйзенхард и вполовину не стоил тех лестных фотографий, которые издательство помещало на суперобложки его книг и использовало для рекламы. Они тогда мило поболтали, Либерман показал ему несколько фокусов со своей цифровой камерой и миникомпьютером, которыми любил производить на людей впечатление – до сих пор все случайные знакомые из самолётов, с кем ему впоследствии ещё раз приходилось вступать в контакт, вспоминали об этих фокусах, – и вроде бы дело на этом кончилось.
Но писатель позвонил ему уже на следующий день, чтобы попросить об одной услуге – собрать сведения о некоем британском исследователе древностей, который уже десятилетия подряд бесчинствует в Израиле. Ну хорошо, та услуга оказалась не более чем упражнением для пальцев. Всю работу проделал компьютер.
Но то, что он хотел от него сейчас… Позвонив из аэропорта, немец сдавленно предупредил, что его стерегут, но он на минутку ускользнул из-под охраны.
– Окей, – лаконично ответил Либерман и включил свой автоответчик в режим записи, – говорите.
По мере того, как он слушал, его нижняя челюсть отваливалась всё ниже, так что в конце он, пожалуй, выглядел полным дебилом. Что за дикая история! Путешественник во времени… видеокамера… американский мультимиллионер, который охотится за древними видеозаписями Иисуса Христа… и юный студент, который лишь на один шаг опережает этого миллионера…
Спятить можно!
Правда, этот человек и известность свою приобрёл на сочинении научно-фантастических историй, чего ещё ждать от него. А может, был пьян. Или ещё хуже. В любом случае осторожность не помешает.
С другой стороны… Разве Израиль не был страной чудес? И нет дыма без огня. Даже если очистить эту историю от явного безумия, останется ещё немало заслуживающего более внимательного рассмотрения. Либерман положил трубку на аппарат так осторожно, как будто он превратился в предмет из саксонского фарфора, перемотал плёнку назад и прослушал запись разговора ещё раз.
