Кайсе - ван Ластбадер Эрик (книги без сокращений .TXT) 📗
Последним, кого вызвал Оками, был оябун Сейдзо Ямаучи. Это был человек с бычьими плечами, длинным, постоянно недовольным лицом и видом праведника. Он постоянно осуждал новых рекрутов в рядах якудза за утрату ими традиционных ценностей. Он был также отличным ростовщиком, который прижимал стариков на своей территории, вынужденных все чаще обращаться к нему за помощью по мере того, как призрак войны распространялся по стране и уходили в армию их сыновья. Те два кобуна, чье хвастовство подслушал Оками в баре, принадлежали к клану Ямаучи.
Когда Сейдзо Ямаучи проходил по двору, он долго и пристально вглядывался в сморщившуюся, покрывшуюся коростой голову дяди Оками. Он осуждающе качал головой, как если бы видел дело рук какого-то анархиста.
— Отвратительное время, — обратился он к Оками, когда были исполнены ритуальные приветствия.
— Полностью согласен с вами, — ответил Оками, наклонившись над хибачи, чтобы приготовить чай для гостя. Он чувствовал, что старик напрягся, как при перепаде давления в быстро спускающемся лифте, и сделал все возможное, чтобы успокоиться самому. Предстоял долгий разговор, и его могли поджидать неприятные сюрпризы.
Никто из них не произнес больше ни слова, пока не были положены на дно чашек нарезанные листья, налита сверху горячая вода, вынута мешалочка, сбившая на чашках бледно-зеленую пену. Оками подождал, когда Ямаучи поднесет чашку к губам, и только тогда он взял свой чай. Ямаучи кивнул, довольный манерами более молодого, чем он, человека.
— Вот почему я позвал вас на эту встречу, — сказал Оками самым приятным голосом. — Теперь, когда с предателем клана Оками покончено, я хотел бы установить альянс с Ямаучи. — Он приготовил новые порции чая для себя и гостя. — Время сейчас, действительно, отвратительное. Приближается война. Я чувствую ее так же, как старик чувствует приближение дождя — своими костями. Теперь, как никогда раньше, нам необходимо держаться вместе, отбросить наши территориальные распри, забыть про месть. За выживание, Ямаучи-сан.
Он поставил свою чашку.
— И есть еще одна причина, если вы позволите говорить откровенно.
Старый человек кивнул головой, несколько успокоившись.
— Я еще молод. Несомненно, как говорят некоторые, я еще не созрел, чтобы стать оябуном такого большого семейства, как мое. Но я просто поступаю в соответствии с обстоятельствами, так что, вероятно, меня можно простить за внезапное... повышение в ранге. Однако я отдаю себе отчет в ненадежности своего положения и, обдумав это, пришел к выводу, что в моих интересах было бы иметь ментора, человека более пожилого и более мудрого, к кому бы я мог обращаться за пенными советами и консультацией. За такой расход времени и усилий я готов поделиться богатством семьи Оками. Как вам показалась эта моя идея, Ямаучи-сан?
Ямаучи сделал вид, что обдумывает предложение. Но Оками чувствовал, что настроение у него стало приподнятым, как если бы вдруг из-за облаков на небе выглянуло солнышко.
Выдержав паузу, Ямаучи сказал:
— Ваше предложение заслуживает внимания. Оно показывает мне, что вопреки опрометчивости молодых, которую осуждают некоторые оябуны, вы обладаете мудростью, которой не хватает другим в вашем клане. — Он кивнул головой. — Я принимаю ваше предложение!
— Замечательно, — откликнулся Оками. — И чтобы поставить печать на наше соглашение, я прошу только, чтобы вы нашли виновников убийства моего отца и предали их смерти своей собственной рукой.
Ямаучи долго молчал. Он не двигался, не дотрагивался до оставшегося в его чашке остывавшего чая. Затем медленно произнес:
— Хватит чая. Пожалуйста, принесите бутылку коньяка «Наполеон», чтобы мы могли в интимной обстановке отпраздновать этот исторический союз семейства Ямаучи и семейства Оками.
Спустя три дня Оками встретился с Митсуба Ямаучи в задней комнате ночного бара, который служил полковнику местом тайных встреч. Митсуба был одним из главарей семейства Сейдзо и одним из его двух главных помощников. Он приходился ему племянником.
Митсуба был насторожен, как был бы и сам Оками на его месте. Это был худой человек, почти без бедер, с длинными ногами, как у паука. У него была нервная привычка поглаживать подбородок большим пальцем. Лицо его было плоским, как доска, на нем резко выступал рот с толстыми губами, которые он складывал в добродушную улыбку, одинаковую как для друзей, так и для врагов.
После традиционных приветствий Митсуба расстегнул пиджак и спокойно уселся по другую от Оками сторону маленького стола. Когда он это делал, Оками заметил за поясом его брюк рукоятку пистолета тридцать восьмого калибра. В главной комнате бара слонялась пара стражников Митсуба, готовых к немедленным действиям, как охотничьи собаки, которым дали понюхать запах дичи. Оками преднамеренно был один.
Минут тридцать собеседники пили хорошее шотландское виски, приобретенное хозяином на черном рынке, и обменивались любезностями. До них доносились приглушенные звуки из передней комнаты бара. По радио исполняли веселенькую американскую популярную песенку, несколько подвыпивших людей фальшиво подпевали. Наконец Оками спросил:
— Как вы относитесь к предполагаемому слиянию моей и вашей семей?
— У вас любопытная манера говорить о том, что стало уже фактом.
Оками склонил голову с мудрым, но несколько опечаленным видом.
— Я тоже считал, что это так. До сегодняшнего дня, когда мне принесли вот это.
Он встал, прошел в конец комнаты и включил шестнадцатимиллиметровый кинопроектор.
— Я попрошу вас просмотреть этот фильм до конца, Митсуба-сан, а затем высказать свое мнение.
На экране уже появилось изображение, когда Оками проскользнул обратно на свое место. Краем глаза он наблюдал за реакцией Митсуба на то, что содержалось на крупнозернистых, но совершенно четких, сделанных профессионально, черно-белых снимках. На экране была картина того, как Сейдзо Ямаучи убивает двух членов своего клана. Это были солдаты, убившие отца Оками.
Захватывающий дыхание фильм кончился. Оками на секунду оставил Митсуба, чтобы выключить проектор. Он наполнил виски оба стакана.
— Где... — Митсуба остановился, чтобы прочистить горло. Прежде чем продолжать, он проглотил половину виски. — Где вы достали этот материал?
— От одного из моих источников информации в Токио.
Это была известная «полиция умов», могущественная настолько, что ее боялись даже якудза.
— Получается, что у полиции уже имеются эти свидетельства против Сейдзо-сан?
Оками отметил, что он не использовал слов «мой дядя». Он не сказал ни слова, желая посмотреть, в каком направлении подскочит Митсуба от укола в ягодицу.
— Это вызовет хаос в наших рядах, — произнес Митсуба почти про себя. — Когда уйдет Сейдзо-сан... — Он уставился на Оками. — Могу я признаться вам кое в чем, Оками-сан? Некоторое время назад я разочаровался в долгосрочных планах Сейдзо-сан... Фактически я был решительно против некоторых решений, которые он принял недавно.
Он смотрел прямо в глаза Оками, и оба они понимали, что Митсуба имел в виду директиву убить отца Оками.
— Я ценю ваши слова, — сказал Оками. — Возможно, удастся еще спасти кое-что от союза между нашими семьями.
Он поднялся, дав понять, что разговор окончен.
Через час тот же сценарий был разыгран с Катсуодо Кодзо, хрупким чванливым человеком, который был вторым главным помощником Сейдзо. У Кодзо был твердый, вспыльчивый характер, что делало многих его врагами, но еще больше у него было почитателей, которых привлекал его ясный, логически мыслящий ум. В отличие от Митсуба, он пришел один.
Он спокойно и безмолвно просмотрел весь фильм, прослушал без комментариев слова Оками. Когда тот замолчал, он сказал:
— Вы знаете, эти два парня, которых пристрелил Сейдзо-сан, и убили вашего отца.
— Они были орудиями убийства, это правда, — отреагировал Оками. — Но рука Сейдзо-сан наводила на цель это оружие.
Кодзо обдумывал некоторое время его слова.
