Верный садовник - ле Карре Джон (библиотека книг TXT) 📗
— Надо пытаться, — ответила Эми. — Если не пытаться, тебе капут.
— Тебе капут, если пытаешься, капут — если нет. Вякни что-нибудь, и у тебя отнимут зарплату, уволят, вынудят уехать из города. Свобода слова дорого стоит в этом городе, мистер Куэйл… дороже, чем большинство из нас может себе позволить. Как вас зовут?
— Джастин.
— Это очень однородный город, Джастин, когда дело касается свободы слова. Все идет тип-топ, пока у какой-то безумной русской сучки не возникает желание опубликовать в медицинских изданиях статьи, бросающие тень на очень хорошие таблетки, изобретенные ею же, которые, так уж вышло, могут приносить концерну «Карел Вита», да хранит его Аллах, порядка двух миллиардов долларов в год. Где ты собираешься их разместить, Эми?
— В кабинете.
— Тогда отключи телефоны, чтобы им не мешали. Техникой тут заведует Эми, Джастин. Я — всего лишь старый пердун. Если вам что-то потребуется, обратитесь к Ларе. Дом она знает лучше нас, только знания эти скоро ей не понадобятся. Похоже, что через пару месяцев нас отсюда выпрут.
И он повернулся к телевизору.
Она больше не видит его, хотя и надела очки в тяжелой оправе, более приличествующие мужчине. У ее ног стоит раскрытая сумка, набитая документами, содержание которых она знает на память: письма адвокатов с угрозами, письма с факультета, сообщающие о ее увольнении, копия неопубликованной статьи и, наконец, письма ее адвоката, их немного, потому что, объясняет она, у нее нет денег и, кроме того, ее адвокат предпочитает защищать права сиу, а не бороться с мощной юридической командой «Карел Вита Хадсон». Они сидят, как шахматисты, только без доски, друг перед другом, едва не касаясь коленями. Воспоминания о восточных позах не позволяют Джастину ставить ноги так, чтобы мыски смотрели на нее, поэтому он садится чуть бочком, пусть это и вызывает боль. Какое-то время она что-то рассказывает теням за его плечом, и он практически не прерывает ее. Она полностью погружена в себя, голос звучит ровно и размеренно, словно Лара читает лекцию. Она живет только чудовищностью случившегося и своей абсолютной нерешительностью. Иногда, по его мнению, довольно часто, она напрочь забывает о его присутствии. Или видит в нем кого-то еще: нерешительного коллегу по факультету, колеблющегося профессора, некомпетентного адвоката. И только когда он упоминает Лорбира, она вдруг обнаруживает его рядом и хмурится, затем старается уйти от этой темы: Марк такой романтичный, он такой безвольный, все мужчины совершают дурные поступки, женщины тоже. И нет, она не знает, где его найти.
— Он где-то прячется. Он такой переменчивый, сегодня хочет одного, завтра — другого, — меланхолично объясняет она.
— Если он говорит «пустыня», это действительно пустыня?
— Возможно, это место, где трудно жить. Для него это типично.
В оправдание своей позиции она произносит фразы, которые, как представляется Джастину, ей не свойственны: «Меня тут все третируют… „КВХ“ пленных не берет». Она даже говорит о «моих пациентах на смертном одре». А передав ему письмо адвоката, цитирует его, пока он читает, чтобы не дай бог он не пропустил самое важное:
"Вам опять напоминают, что, согласно условиям конфиденциальности, оговоренным в вашем контракте, вам запрещено знакомить с этой дезинформацией ваших пациентов… Вы официально предупреждаетесь, что в случае дальнейшего распространения, устно или иными способами, этих неточных и злонамеренных оценок, основанных на ложном истолковании данных, полученных Вами в период действия Вашего контракта с «Карел Вита Хадсон»…
А за этим следует предельно наглый и лживый пассаж: «…наши клиенты наотрез отрицают, что они пытались в какой-либо мере помешать обоснованной научной дискуссии…»
— Но почему вы подписали такой кабальный контракт? — резко спрашивает Джастин.
С губ Лары срывается невеселый смешок.
— Потому что я им доверяла. Потому что была дурой.
— Вы — кто угодно, но только не дура, Лара! Вы — высокоинтеллектуальная женщина, черт побери! — восклицает Джастин.
Оскорбленная, она надолго замолкает.
Первые два года после того, как концерн «Карел Вита» через агентство Марка Лорбира приобрел молекулу Эмрих — Ковач, были сущим раем. Начальные, кратковременные проверки принесли блестящие результаты, статистика еще больше их приукрасила, о тандеме Эмрих — Ковач заговорили в научных кругах. «КВХ» предоставил в их распоряжение первоклассные исследовательские лаборатории, укомплектованные квалифицированным персоналом, возможность проведения клинических испытаний по всему «третьему миру», обеспечил путешествия первым классом и роскошные отели. Они пользовались всеобщим уважением, деньги текли рекой.
Для фривольной Ковач мечта стала явью. Она уже видела, как водит «Роллс-Ройс», получает Нобелевскую премию, становится богатой и знаменитой, заводит много-много любовников. Серьезную Лару в клинических испытаниях прежде всего интересовал научный аспект, они должны были дать путевку в жизнь их препарату. Проверить его эффективность в самых различных этнических и социальных слоях общества, подверженных болезни. Многим препарат мог облегчить жизнь, других просто спасти. Ей этого очень хотелось.
— А чего хотел Лорбир?
Недовольный взгляд, неодобрительная усмешка.
— Марк хочет быть богатым святым. И ездить на «Роллс-Ройсе», и спасать жизни.
— Ему подавай и бога, и прибыль, — уточняет Джастин, но получает в ответ еще одну усмешку.
— Через два года я сделала неприятное открытие. Клинические испытания, которые проводил «КВХ», не соответствовали действительности. Научным подходом там и не пахло. Они проводились лишь для того, чтобы как можно быстрее вывести препарат на рынок. Некоторые побочные эффекты сознательно замалчивались. Если они проявлялись, то результаты испытаний немедленно переписывались, и в конечном варианте о побочных эффектах не упоминалось.
— О каких побочных эффектах идет речь? Лара вновь заговорила голосом лектора:
— В период ненаучных клинических испытаний побочные эффекты выявлялись редко. Возможно, сказывался излишний энтузиазм Ковач и Лорбира и стремление больниц и медицинских центров «третьего мира» создать препарату хорошую репутацию. Опять же о препарате в своих статьях начали положительно отзываться медицинские светила, которые не имели выгодных контрактов с «КВХ». В действительности статьи эти писали в Ванкувере и Базеле, а светила только ставили свою подпись. Отмечалось, что препарат оказывает негативное воздействие на незначительное число женщин в репродуктивном возрасте. У некоторых возникали проблемы со зрением. Отмечались и смертельные случаи, но манипуляции с датами приводили к тому, что в рассматриваемые периоды эти пациенты не попадали.
— Никто не жаловался? Вопрос злит ее.
— Да кто будет жаловаться? Врачи и медперсонал «третьего мира», которые зарабатывают на клинических испытаниях деньги? Дистрибьютор, который зарабатывает деньги на продаже препарата и не хочет терять прибыли от всего спектра лекарств, выпускаемых «КВХ»?
— Как насчет пациентов?
Ее мнение о нем достигает нижнего минимума.
— Большинство пациентов находится в недемократических странах с очень продажными правящими режимами. Теоретически они давали согласие на участие в клинических испытаниях. Можно сказать, на бланках стояли подписи даже тех, кто не умел ни читать, ни писать. По закону концерну не разрешалось платить этим людям за то, что на них проверялось действие нового препарата, но им возмещали расходы на проезд, потерю заработка и на период лечения обеспечивали бесплатным питанием, что им особенно нравилось. К тому же они боялись.
— Фармакологического концерна?
— Всех. Если они жаловались, им угрожали. Им говорили, что их дети больше не получат лекарств из Америки, а, соответственно, мужей или жен посадят в тюрьму.
— Но вы жаловались.
— Нет. Не жаловалась. Протестовала. Активно. Узнав, что «Дипракса» продвигается на рынок как безопасный, а не проходящий испытания препарат, я прочитала лекцию на научном собрании университета, в которой подробно остановилась на неэтичной позиции «КВХ». Меня не поддержали. «Дипракса» — хороший препарат. Дело не в этом. Дело в следующем, — она уже вскинула вверх три длинных тонких пальца. — Во-первых, побочные эффекты тщательно скрывались ради получения максимальной прибыли. Во-вторых, жители беднейших стран мира использовались в качестве подопытных кроликов, с тем чтобы богатые страны получили уже проверенный препарат. В-третьих, любые попытки провести обоснованную научную дискуссию по вышеуказанным вопросам на корню пресекались концерном.
