Верный садовник - ле Карре Джон (библиотека книг TXT) 📗
С главной улицы маленького городка Джастин свернул налево и направился на северо-запад, по бульвару Доуса, навстречу дующему из прерий ветру. Три года, которые он проработал экономическим атташе в Оттаве, не пропали даром. Хотя он никогда не бывал в Саскачеване, все, что он видел, было ему знакомо. Он помнил, что снег ложится на Хэллоуин [73], а сходит к Пасхе. Посевная в начале июня, сбор урожая после первых сильных заморозков в сентябре. И пройдет еще несколько недель, прежде чем редкие крокусы начнут появляться среди островков мертвой травы. На другой стороне улицы стояла синагога, чистенькая, работающая, построенная поселенцами, оставленными на железнодорожной станции с дурными воспоминаниями, картонными чемоданами и надеждой получить собственный надел земли. В сотне ярдов поднималась украинская церковь, за ней стояли храмы католиков, пресвитерианцев, свидетелей Иеговы, баптистов. С каждой соседствовала крытая автостоянка, чтобы двигатели железных скакунов верующих не замерзли, пока их хозяева молились. В голове мелькнула строка из Монтескье: «Нигде не было столько гражданских войн, как в царстве Христа».
За домами бога поднимались дома Маммоны, промышленный район города. «Должно быть, цены на мясо сильно подскочили», — подумал он. Иначе он бы не видел перед собой новенький, с иголочки, корпус мясоперерабатывающего завода Гая Пуатье. И зерновые, похоже, продаются как нельзя лучше. Отсюда и новая фабрика по отжиму семян подсолнечника. А что это за люди, собравшиеся кучкой у старых домов? Наверное, сиу или кри. Улица повернула и через короткий тоннель под железной дорогой повела его на север. Он очутился в другой стране, с эллингами и особняками, выстроившимися вдоль берега реки. Здесь богатые англичане выкашивали лужайки, мыли автомобили, лакировали яхты и кляли на все лады украинцев, жидов, чертовых индейцев, живущих на пособие. Впереди высился холм, а на нем и вокруг него раскинулась его цель, гордость города, жемчужина Восточного Саскачевана, его академический Камелот, университет Доуса: средневековые здания из песчаника, колониальные — из красного кирпича, современные — стеклянными куполами. После развилки начался подъем, который привел Джастина к воротам с амбразурами, украшенным сверху позолоченным рыцарским гербом. За воротами он видел ухоженные лужайки кампуса и бронзового отца-основателя, Джорджа Эймона Доуса-младшего, владельца шахт, железнодорожного барона, развратника, земельного вора, гонителя индейцев и местного святого, вознесенного на гранитный пьедестал.
Он двинулся дальше. Спасибо путеводителю, знал, куда идти. Дорога вывела его на центральную площадь. Ветер гнал пыль по асфальту. У дальнего конца стоял увитый плющом павильон, а за ним — три корпуса из стали и бетона с высокими, освещенными неоном окнами. Большой щит, выдержанный в золотом и зеленом тонах (любимые цвета миссис Доус — это из путеводителя), сообщал на французском и английском, что эти корпуса — Университетская больница клинических исследований. На указателе поменьше Джастин прочитал: «Амбулаторные больные». Пошел по стрелке и очутился перед рядом вращающихся дверей под бетонным козырьком, которые охраняли две массивные женщины в зеленых пальто. Он пожелал им доброго вечера, они ответили тем же. С прихваченным морозом лицом, с изнуренной долгой прогулкой телом, бедра и спину хватало раскаленными щипцами, он в последний раз оглянулся и поднялся по ступенькам.
Его встретил облицованный мрамором, с высоким потолком холл, от которого веяло могильным холодом. Огромный, отвратительный портрет Джорджа Эймона Доуса-младшего в охотничьем облачении напомнил ему вестибюль здания Форин-оффис. Регистрационная стойка, за которой сидели седоволосые мужчины и женщины в зеленых халатах, занимала целую стену. «Сейчас они позовут меня: „Мистер Куэйл“ — и скажут, что Тесса — милая-милая дама», — подумал он. Прошел в маленький торговый центр. Отделение банка «Доус Саскачеван». Почта.
Газетный киоск. «Макдоналдс», «Пицца парадиз», кафетерий «Старбак», бутик «Доус», торгующий нижним бельем, одеждой для будущих мам и халатами. Он добрался до коридоров, наполненных скрипом каталок, гудением лифтов, торопливым стуком каблучков, пиканьем телефонов. У стен сидели и стояли пациенты с озабоченными лицами. Сотрудники в зеленых халатах появлялись из одних дверей и ныряли в другие. Ни у одного на нагрудных карманах не «жужжали» золотые пчелки.
Большая доска объявлений висела рядом с дверью с табличкой «Вход только для врачей». С важным видом, заложив руки за спину, Джастин проглядывал объявления. Сиделки к детям, яхты, автомобили, спрос и предложение. Комнаты и квартиры, сдающиеся в аренду. «Доусский клуб песни», «Доусский класс изучения Библии», «Доусское общество этики», «Доусский кружок шотландских танцев». Анестезиолог разыскивал убежавшую собаку-трехлетку с длинной коричневой шерстью. «Залоговые схемы Доуса». Консультанты по регулированию налогообложения. Мемориальная часовня Доуса, готовящаяся к заупокойной мессе по доктору Марии Ковальски, просила откликнуться тех, кто знал, какую она предпочитала музыку. Списки врачей, уехавших на вызовы, находящихся в отпуске и в командировке, ведущих прием. Веселенький постер, возвещающий о том, что на этой неделе студенты-медики могли получить бесплатную пиццу от ванкуверского отделения «Карел Вита Хадсон» — «и почему бы вам не прийти на воскресный бранч от „КВХ“ и просмотр фильмов в дискотеке „Хайбарн“? Просто заполните бланк приглашения, прилагаемый к пицце. Вы получите бесплатный билет, и у вас останутся незабываемые впечатления от отлично проведенного времени».
Но о докторе Лоре Эмрих, в недалеком прошлом звезде академического сообщества университета Доуса, специалиста по самым разным, устойчивым к лекарственным препаратам и не очень, штаммам туберкулеза, профессора, исследования которой спонсировались «КВХ», одной из создателей чудо-препарата «Дипракса», не говорилось ни слова. Она не уехала на вызов, не находилась в отпуске или командировке, не вела прием. Ее фамилия не значилась во внутреннем телефонном справочнике, который висел на зеленой ленте рядом с доской объявлений. Она не разыскивала собаку-трехлетку с коричневой шерстью. Какое-то отношение к ней могла иметь разве что одна открытка, прикрепленная в нижней части доски, с прискорбием извещавшая, что «по приказу ректора» намеченное заседание общества «Врачи Саскачевана за честность» не сможет состояться на территории университета Доуса. А о новом месте и времени заседания будет сообщено дополнительно.
Тело стонало от холода и боли, а потому до мотеля Джастин добрался на такси. На этот раз он повел себя умно. Позаимствовав листок из блокнота Лесли, отправил письмо через цветочный магазин, вместе с букетом роскошных роз.
"Я — английский журналист и друг Бирджит из «Tunno». Я расследую смерть Тессы Куэйл. Пожалуйста, позвоните мне в мотель «Саскачеван мен», номер восемнадцать, после семи вечера. Я рекомендую воспользоваться телефоном-автоматом, достаточно удаленным от Вашего дома.
Питер Аткинсон".
«Кто я, скажу позже, — рассуждал он. — Чтобы не вспугнуть ее». Теперь оставалось договориться о времени и месте. Его «легенда» вызывала серьезные опасения, но другой у него не было. Он был Аткинсоном в немецком отеле, но это не спасло его от побоев. И обращались они к нему как к Куэйлу. Но билет из Цюриха в Торонто он брал по паспорту Аткинсона, Аткинсоном зарегистрировался в небольшом мотеле, расположенном неподалеку от железнодорожного вокзала, где, склонившись к маленькому радиоприемнику, узнал, что доктор Арнольд Блюм объявлен в международный розыск по подозрению в убийстве Тессы Куэйл. «Я верю, что Освальд действовал в одиночку, Джастин… Арнольд Блюм потерял самообладание и убил Тессу…» Вроде бы никто не приглядывал за ним, когда он садился на поезд в Виннипег, где выждал день, а потом, на другом поезде, уехал в этот маленький городок. Но он не тешил себя ложными надеждами. Самое большее, он мог обогнать их на несколько дней. Но в цивилизованной стране не скажешь, кто есть кто.
[73] Хэллоуин — 31 октября, канун Дня Всех Святых, один из самых популярных детских праздников.