Рассвет (сборник) - Шебалов Африкан Александрович (читать полную версию книги .TXT, .FB2) 📗

Дед Яким тяжело вздохнул, смахнул с лица пот. Он совсем опьянел.

— Вот и хочу я посоветоваться с тобой, Се-евилер… Тьфу, ты, беда, имени своего друга выговорить не могу — до чего дожил!.. Ну, зачем тебя так назвали?

Сильвестр Михайлович только виновато улыбнулся, как будто говорил: «Сам не знаю…»

— Ты бы поменял свое имя на какое-нибудь модное. А то язык сломаешь, пока выговоришь.

Дед Яким нашинковал на вилку кружочек соленого огурца, хотел было положить в рот, но забыл и снова начал:

— Хочу я, Се-ли-верста, посоветоваться с тобой — куда мне теперь податься? На целину, на Братскую ГЭС или еще куда?

— Умирать пора, а он еще кипит… Сидел бы уже здесь, — ворчала Степанида.

— Не подгоняй, сам помру! — обиделся дед Яким. — Что посоветуешь, друг?

— Это не дело — бегать. Подожди, и тут для тебя дело будет! — заговорил вдруг Сильвестр Михайлович. Галине показалось, что это раздался гудок парохода.

Она встала и пошла в свою комнату. Перед глазами все еще стояла газетная заметка. Легла на кровать и закрыла глаза.

А через дверь еще долго слышался взволнованный, по-петушиному задиристый голос деда Якима.

Глава двадцать пятая

Виктор вернулся в село не через неделю, как думал Стукалов, а через день. Выпрыгнул из кузова автомашины возле торопыгинского двора, поспешно открыл калитку, взошел на крыльцо.

— К Галочке, что ли? Нет ее! — крикнула в открытое окно Степанида. — Поехала в колхоз имени Калинина проверять соревнования.

— Одна поехала?

— Нет, полная машина людей!

— Когда вернутся?

— Обещали вечером. А как там отара?

Виктор не ответил. Стоял, о чем-то сосредоточенно думая.

— Приплод какой, спрашиваю! — недовольно переспросила его бабка.

— А-а-а, приплод? Известно, ягнята… — Виктор не заметил, как она обиженно сжала губы.

Ссутулившись, побрел по улице. Из задумчивости его вывел голос.

— Галина Проценко здесь живет? — спросила пожилая женщина, которая уже второй день подменяла больного почтальона.

Виктор увидел в ее руке голубой конверт.

— Здесь, здесь! — оживился он.

Женщина опустила письмо в плоский ящик, который висел на столбе у калитки, и пошла дальше.

«От него!» — решил Виктор, чувствуя, как учащенно забилось сердце. Он знал о переписке Гали с Чигориным.

Бросился к ящику, начал осматривать его, пытаясь открыть. Не заметил, как из-за соседнего дома вышел Степан Бондарь и медленно направился к нему. Виктор отжал нижнюю дощечку, но лист не выпадал, очевидно, зацепился за планку. Пришлось постучать ладонью. Наконец он просунул снизу два пальца и вытащил конверт. Письмо было от матери Галины.

— Ты что делаешь, падлюка? — вдруг прозвучало возле уха.

Виктор испуганно обернулся.

— За чужими письмами охотишься?!

Степан одной рукой схватил его за пояс и легко оторвал от земли.

— Что тебе надо? Отпусти! — испуганно и злобно крикнул Виктор, беспомощно махая в воздухе руками и ногами.

— Ах ты, гадёныш! — не обращая внимания на сопротивление Виктора, прошипел Степан, раздельно произнося каждое слово.

— Отпусти, сволочь! — вскричал Виктор. — Это не твое дело. Мы с ней доверяем друг другу… Отпусти, тварь!

— Ах ты, гадость! — так же спокойно сказал Степан и, поставив Виктора на землю, сгреб его огромной, пропахшей керосином и машинным маслом рукой за воротник рубашки и дважды больно ткнул носом в ящик. От боли и бессильной ярости у Виктора из глаз брызнули слезы.

— Клади обратно, быстро! — прикрикнул Степан.

Виктору ничего не оставалось, как бросить злополучное письмо в ящик.

— А теперь сматывайся, пока я тебе ходовую часть не повредил! — Степан со всей силы толкнул его под зад коленом. — Слизняк! — добавил он и брезгливо вытер руки о комбинезон.

Добравшись до квартиры, Виктор упал на кровать и расплакался. Его душила злость.

— Хам! Быдло!.. — Виктор не мог подобрать более оскорбительного слова. Злобно сжимал кулаки и скрежетал зубами от бессилия. — Убивать таких надо!

Его трясла нервная лихорадка. Несчастья одно за другим обрушивались на него, как горный обвал. Растерянный, ошеломленный, он не знал, что делать, как жить дальше. А тут еще эта Степанова звериная ненависть.

Пролежал часа два. Когда поднял голову, было уже темно. Долго умывался, потом сходил в магазин, купил четвертушку водки. Расшатанные нервы требовали какой-нибудь встряски. Виктор налил водку в стакан, нашел на полке полбуханки хлеба. Выпил залпом. Боясь вздохнуть, начал быстро жевать. Во рту щипало, глаза слезились. Вдруг почувствовал, как тело обмякло, в ушах зазвенело, голова стала совсем пустой. Казалось, что он проваливается куда-то.

С полчаса сидел оглушенный, ничего не понимая. Наконец звон в ушах начал ослабевать, постепенно возвращалось сознание.

Виктор обвел комнату тоскливым взглядом. Никак не мог понять, что с ним происходит. Стены шатались, в голове все перепуталось. И вдруг вспомнил, как Степан ткнул его лицом в почтовый ящик, аж нос поцарапал о шершавую фанеру. Бессильная ярость снова затмила его разум. Взгляд наткнулся на большой столовый нож.

— Я рассчитаюсь с тобой, тварь! — злобно воскликнул Виктор, скребя ногтями по столу, схватил нож и, шатаясь, неуверенной походкой пошел к двери.

Глава двадцать шестая

В колхозе имени Калинина комиссия провела почти весь день. Председатель колхоза Загоруйко водил гостей по хозяйству, показывал птичник, свинарник, новые коровники. Пряча под опущенными ресницами хитрые беспокойные глаза, он остановился в коровнике возле коровы бурой степной породы и нарочито равнодушным голосом пояснил:

— «Звезда». За сутки дает двадцать восемь литров молока. Прошлогодний надой пять с половиной тысяч литров. Сейчас, наверняка, больше будет.

— И много у вас таких рекордсменок? — поглаживая крутой бок коровы, спросила тетя Валя.

— Восемь. Но мы за рекордами не гонимся, а заботимся, чтобы каждая корова хорошо доилась, — говорил Загоруйко, прищурив глаза. — Вот именно поэтому и внедрили премиально-прогрессивную оплату для доярок.

— И у нас то же самое, — ответила тетя Валя.

— Правда? А почему же ваши коровки молочка меньше дают? Или в сводке ошибка случилась?

Доярка из «Рассвета» не ответила.

Загоруйко только улыбался. Стукалов шутил, но пристально ко всему присматривался. И новые детские ясли, и Дом культуры, и длинный навес на железобетонных столбах — все его интересовало.

Галина удивлялась, зачем ее, совсем нового человека в колхозе, Стукалов включил в состав комиссии. Поняла это только в поле, когда ехали на виноградник. Стукалов спросил:

— Заметила — у них повсюду комсомольские звенья и группы? Я специально поинтересовался передовиками, преимущественно молодежь. Умный, видимо, у них секретарь.

— Вот наш сад, а там — виноградник! — с гордостью указал Загоруйко, когда машина остановилась.

Галина сразу заметила на виноградной плантации большую разреженность, но зеленые побеги напомнили ей о заветной мечте. Она склонялась над кустами, на которых кое-где начали желтеть листья, и видела, что укоренились они здесь хорошо и через три-четыре года не узнаешь этих просторов.

Весь день рядом с Галиной ходил высокий чернобровый парень, Володя Хмель. Он охотно объяснял все, что интересовало девушку. Но здесь, на виноградной плантации, Володя вдруг почему-то замолчал.

— Здесь все дела вершит комсомольско-молодежная бригада, — объяснял председатель. — Это наш первый степной виноградник. Года через три своим вином будем угощать. Приезжайте, для хороших соседей не жалко!

— Как же, угостишь… Шире рот открывай, — тихо сказал Володя.

— А что, скупой у вас председатель? — так же тихо спросила Галина.