Нелегалы 2. «Дачники» в Лондоне - Чиков Владимир (серия книг TXT) 📗
Весной 1961 года США предприняли попытку свергнуть режим Фиделя Кастро на Кубе с помощью армии наемников, подготовленной ЦРУ. Возрастала также напряженность между США и СССР из-за Западного Берлина, когда ГДР возвела стену, разделившую бывшую столицу Германии на две части. Потом внезапно разразился карибский кризис, поставивший мир у края пропасти — на грань ядерного столкновения. Это была самая острая конфронтация между СССР и США за всю историю отношений между этими странами, когда война могла начаться в любую минуту.
А начиналось все так: после того как план вторжения американских наемников на Кубу завершился 19 апреля 1961 года полной катастрофой — все интервенты попали в плен или погибли, ЦРУ и Пентагон по указанию президента Кеннеди, жаждавшего реванша, начали готовить новый план вторжения на Кубу, чтобы свергнуть режим Ф. Кастро. Получив эти сведения, Хрущев решил разместить на Кубе ракеты, чтобы предотвратить нападение на остров.
В середине октября 1962 года американские разведывательные самолеты У-2 засекли на кубинском острове строящиеся стартовые площадки для ракет средней дальности. Реакция Белого дома была мгновенной: на заседаниях сформированной при президенте «кризисной группы» генералитет Пентагона при поддержке бывшего госсекретаря Д. Ачесона, директора ЦРУ Д. Маккоуна и отчасти помощника президента по национальной безопасности М. Банди выступили за немедленную бомбардировку советских ракетных установок. Еще решительнее были настроены «ястребы» войны: некоторые из генералов предлагали даже возможность использования атомной бомбы.
Но Кеннеди после некоторых колебаний отверг все это и заявил о том, что предпочтение должно быть отдано переговорам и компромиссам, не забывая при этом и о силовом нажиме. В конце концов было принято предложение о введении морской блокады Кубы: на близлежащие к ней базы было стянуто в течение суток большое количество американских войск. В боевую готовность были приведены 82-я и 101-я воздушно-десантные дивизии, 18-й парашютный корпус, вокруг острова было сосредоточено свыше 180 военных кораблей. Половина стратегической авиации находилась в состоянии готовности № 1. С грузом атомных бомб на борту круглые сутки висели в воздухе бомбардировщики Б-52. Если самолет садился для дозаправки топливом или смены экипажа, то другой тут же взлетал и занимал его позицию.
Война была настолько близка, что Белый дом, Пентагон и ЦРУ обсуждали уже список лиц, которых следовало допустить в правительственное бомбоубежище, а также какого уровня руководителей оповещать об эвакуации из Вашингтона в отдаленные районы США.
21 октября Фомин (Феклисов) направил в Центр телеграмму о чрезвычайном заседании под председательством Кеннеди кабинета вместе с руководством Пентагона. На другой день в своем обращении к народу Кеннеди объявил об угрозе безопасности США, сложившейся в результате поставок советских ракет на Кубу. В тот же день Хрущев направил американскому президенту послание, в котором морская блокада Кубы расценивалась как «беспрецедентные агрессивные действия», отвергалось и право США устанавливать контроль над советским судоходством в международных водах. Во избежание «катастрофических последствий для мира во всем мире» предлагалось отменить меры, объявленные Кеннеди.
Очевидно, после ознакомления с этим посланием Фомина неожиданно пригласил на завтрак внешнеполитический обозреватель телекомпании Эй-би-си Джон Скали. Он был вхож в семейство Кеннеди, хорошие отношения у него сложились и с госсекретарем США Дином Раском, которого он часто сопровождал в поездках.
Встретились они в расположенном в центре Вашингтона ресторане «Оксидентал». Будучи давно уже знакомым с советником посольства СССР Фоминым, Скали сразу начал обвинять Хрущева в агрессивной политике и авантюризме, вспомнил встречи в Вене, где советский лидер вместо переговоров пытался навязать Кеннеди свою позицию по Западному Берлину, а теперь, мол, грозит Америке ракетным ударом с Кубы.
— Он что… считает Кеннеди молодым и неопытным политиком? — возмущался Скали. — Ну-ну… Ваш премьер глубоко заблуждается, и скоро вы в этом убедитесь! Пентагон уже заверил президента, что в случае его согласия военное ведомство в сорок восемь часов покончит с советскими ракетами и режимом Фиделя Кастро.
Тут уже не выдержал невозмутимый Фомин:
— Зря вы так набрасываетесь на советского лидера и в его лице на весь Советский Союз. Насколько мне известно, наше руководство считает Кеннеди способным и дальновидным государственным деятелем. Думаю, что он разумный человек и остановит воинственных генералов и адмиралов, собирающихся втянуть его в величайшую авантюру. Это во-первых. А во-вторых, кубинский народ готов защищать свою свободу не на жизнь, а на смерть. Прольется много крови, и США понесут чувствительные потери. В-третьих, ваш президент должен отдавать себе ясный отчет, что вторжение на Кубу равносильно предоставлению Хрущеву свободы действий. Советский Союз может нанести удар по уязвимому месту в другом районе мира, имеющему важное военно-политическое значение для Вашингтона.
Скали, видимо, не ожидал такого ответа. Молча посмотрев Фомину в глаза, он спросил:
— Думаешь, что это будет Западный Берлин?
— Вполне возможно.
Как продолжался дальше этот диалог и что было потом, об этом рассказывает сам Фомин (Феклисов) в книге «За океаном и на острове»:
«— Но США и союзные войска будут упорно защищать Западный Берлин, — парировал мой собеседник.
— Знаешь, Джон, когда в бой идет тысячная лавина советских танков, а с воздуха на бреющем полете атакуют самолеты-штурмовики, то они все сметут на своем пути. Кроме того, войска ГДР поддержат наступательные действия советских дивизий. Я думаю, что им вряд ли потребуется более двадцати четырех часов, чтобы сломить сопротивление американских, английских, французских гарнизонов и захватить Западный Берлин.
На этом наша полемика закончилась. Молча мы допили остывший кофе, обдумывая сложившуюся ситуацию. Затем Скали как бы про себя произнес:
— Выходит, война с ее непредсказуемыми последствиями не так уж и далека. А из-за чего она может начаться?
— Да просто из-за взаимного страха, — ответил я, — Куба опасается вторжения американцев. А США — ракетного обстрела с Кубы.
Никаких попыток сформулировать предложение о выходе из возникшего кризиса мы не делали, лишь проиграли первые ступени эскалации возможной войны. Выразив надежду, что наши руководители не допустят возникновения бойни, мы расстались. Я пошел докладывать содержание беседы послу, а Скали отправился в Белый дом.
Здесь я должен сказать: никто меня не уполномочивал говорить Скали о возможном захвате Западного Берлина как ответной мере СССР на вторжение американцев на Кубу. Это походило на порыв моей души. Я действовал на собственный страх и риск, не думал о последствиях, ибо был убежден, проанализировав создавшуюся ситуацию, что дела развернутся именно таким образом. Теперь, задним числом, мне совершенно ясно: да, я рисковал, но не ошибся.
Чего я не ожидал, так это того, что мои слова будут быстро доведены до сведения хозяина Белого дома и что через два-три часа Кеннеди передаст через Скали компромиссное предложение об урегулировании карибского кризиса.
Часа в четыре дня я начал докладывать Добрынину о беседе со Скали. Вдруг вошел его помощник Олег Соколов и сообщил, что меня срочно к телефону просит Скали. Когда я взял трубку, он попросил немедленно встретиться с ним.
Через десять минут мы уже сидели в кафе отеля «Статлер», находившегося между посольством и Белым домом. Не теряя времени, Скали заявил, что, по поручению «высочайшей власти», он передает следующие условия решения карибского кризиса:
1) СССР демонтирует и вывозит с Кубы ракетные установки под контролем ООН;
2) США снимают блокаду;
3) США публично берут на себя обязательство не вторгаться на Кубу.
Скали добавил, что такое соглашение может быть оформлено в рамках ООН.
Я быстро записал и прочитал Скали все, что он мне сказал. Он подтвердил — правильно. Затем я попросил Джона уточнить, что означает термин «высочайшая власть»? Чеканя каждое слово, собеседник произнес:
