Откровения секретного агента - Ивин Евгений Андреянович (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
Вертолет из Асуана пришел примерно через час. Он искал нас с той минуты, как радиосообщение поступило на командный пункт, что мы тянем где-то на двух двигателях, на быстро сокращающемся запасе горючего. Возможно, изменим маршрут и пойдем к Нилу самым ближним путем. Но я не был уверен, что наше радио было принято на командном пункте. Мне хорошо помнилось, как там отреагировали на наше сообщение, что нас атакует английский «харрикейн». До сегодняшнего дня ответа так и не было. Дежурный офицер утверждал, что и сообщения от нас не поступало.
Сначала вертолет забрал солдат, потом вернулся за нами. Одежда наша уже высохла. Тараскин сплавал к самолету и забрал оттуда полетные документы. Я глядел на членов экипажа и не мог понять: они были сравнительно спокойны — то ли это обычная ситуация, к которой они себя постоянно готовят с того момента, как стали летчиками, то ли сознание, что это их работа, в которой могут быть и такие казусы. Нет, они не рисовались передо мной, они были естественны. Очевидно, летчики — это особая порода людей. Такими они были во время войны, когда уходили на задание и никто из них не знал, что это может быть их последний полет, последний день жизни. И были они бесстрашны и смелы, и жить им тоже хотелось.
Уже две недели мы не летали в Йемен. Нашему экипажу просто дали возможность отдохнуть. Я стал потихоньку выбираться в город. Визгун мне не запрещал, он даже как-то сказал, что моя профилактика почти окончилась. Порадовал он меня новостью, что контрразведчика Бардизи убрали и он теперь не обслуживает советских специалистов. Но я все же как-то увидел его в городе. Он вышел из такси и очень уж внимательно — а может, мне это показалось — посмотрел на меня. Позднее у меня часто появлялось сверхъестественное ощущение, что он где-то здесь, за спиной, и не спускает с меня глаз. Наверное, моя психика дала трещину и пора убираться домой.
Шеин был в отпуске, а говорить с Визгуном об этом просто бесполезно. Решения он не примет, а выпендриваться будет.
Я ходил в город довольно часто — и днем, и вечером. Пристрастился к американским фильмам, особенно с охотой смотрел ковбойские ленты: герои-одиночки, отстаивающие справедливость, были мне близки, казалось, они походили на меня. Я был одиночка в своем разведывательном ремесле — варился в собственном соку, принимал решения, исполнял эти решения. В начале моей деятельности поиски тех, кого мы могли бы в будущем завербовать, представлялись мне романтическими, интересными. И я гордился собой, что такой умный, ловкий и хитрый, как змей, заползающий в души своих жертв. Они даже не подозревали, что с той минуты, как встретились со мной, уже стали объектом пристального внимания советской военной разведки. Если даже пять процентов из той массы иностранцев, наводку на которых я дал, позднее были завербованы, я относил это на счет своей успешной работы. Однако удовлетворение от этого я почему-то перестал получать. Я вдруг понял, что купаюсь в грязи в чисто человеческом плане и превратился просто в ничтожество. Хоть бы ненавидел этих людей, тогда понятно — «потрошу» их, выливая на них свою месть. Но все дело в том, что большинство, кого я пропускал через свою «мясорубку», были мне просто симпатичны. Например, один ирландец Питер О’Банти. За три дня мы с ним очень сдружились. С моей стороны это не было притворством. «Ирландия, Ирландия, далекая страна, Ирландия, Ирландия, чужая сторона», — вспомнились мне какие-то строки стихотворения.
Он мне нравился, чем-то напоминал меня самого. Любил стрелять, прекрасно ходил на лыжах, отлично плавал и не скрывал своей страсти к хорошеньким женщинам. Неподалеку от Дублина у него был собственный дом, молодая жена и двое симпатичных на фотографии мальчуганов. Он работал в фирме, которая специализировалась то ли по сборке, то ли по производству базук, и уже одно это делало его интересным для нашей разведки. Пару раз он вскользь упомянул, что денег ему едва хватает на жизнь. Мой мозг, постоянно настроенный на нужную информацию, автоматически отметил эту важную для вербовки деталь. Он очень много рассказывал об Ирландии и, на мое счастье, не проявлял интереса к Финляндии — тут я мог основательно «поплыть». Но два вопроса, которые меня очень интересовали, он почему-то все время обходил в наших беседах. Я хотел знать, что он делает в Египте и кем работает в своей фирме. Если не хватает денег, значит, фирма мало ему платит и его пост в ней невелик. Но тогда зачем он появился на берегах Нила? Рядовой, малозначимый сотрудник фирмы не поедет за свой счет в такую командировку. И я нарушил инструкции Мыловара. Я напрямую спросил его как бы между прочим. Он слегка смешался, возбудив во мне сильное подозрение в его неискренности по поводу всех его баек о семье и домике. Но он неожиданно «раскололся», чего я от него не ожидал.
— Меня послали в Египет, потому что я владею арабским, — доверительно сказал он мне. — Наша фирма намерена договориться с египтянами и поставить им наши базуки для палестинцев.
Бизнес! Для меня это было что-то новое. Выходит, объявилась конкурирующая фирма, которая хотела бы вытеснить нас с арабского региона. Так, по крайней мере, я истолковал эту информацию, хотя все могло быть значительно сложнее и скрыто под хитростями дипломатического покрывала. Почему бы нам, например, не позволить ирландцам подкинуть сюда базуки для передачи их палестинцам? Они же используют их против Израиля. Выходит, это отличный дипломатический ход. Не может быть, чтобы арабы скрыли от советской стороны свои шашни с ирландцем. Мы все это, наверное, уже разнюхали. Нам невыгодно с точки зрения мирового престижа снабжать палестинцев таким вооружением даже через Египет или Сирию. Надо быть идиотом, чтобы не понимать, что завтра арафатовские боевики из базуки разнесут какой-нибудь израильский автобус с мирными гражданами. А мы, как Пилат, умоем руки. Все это, конечно, мои умозаключения, а большая политика, как айсберг — самая значимая ее часть под водой.
И как ни был мне симпатичен Питер, я все же сдал его Визгуну. Такая уж у меня служба: когда симпатии и служба вступают в противоречия, во мне побеждают долг и впитавшийся в меня с молоком матери патриотизм. Мы все время твердим, что патриотизм — это качество, которое присуще только нам, людям социалистического мира, потому что нам есть что защищать — свои завоевания революции. А буржуям? «Сделано в США». Так это не патриотизм. Американский образ жизни? Распространить его на весь мир? Тут все и так ясно: внедрить буржуазную идеологию, поколебать наши коммунистические убеждения, превратить нас в голых индивидуалистов — каждый сам за себя. Я вспомнил свою встречу с американским священником. Он был в цивильной одежде, и я на него клюнул. Батюшка позволил себе виски с содовой за мой счет. Вот их психология: за чужой счет и священник пьет. Так он такой елей лил, расхваливая Америку, что я подумал: не политический ли он комиссар из Белого дома? И все твердил: «Свобода! Свобода!»
Уж большей свободы, чем у нас в стране, — ищи, днем с огнем не сыщешь. Правильно поется в песне: «Человек проходит как хозяин необъятной Родины своей».
Он меня тогда убеждал, что в России больше тюрем, чем домов отдыха. У нас каждый город начинался со строительства тюрьмы. Что у нас в России на каждую тысячу жителей приходится одна тюрьма.
Задурили голову этому святому отцу. Но мое положение не позволяло встать на защиту своей прекрасной и свободной Родины. В одной Москве, где миллионов семь-восемь жителей, всего три тюрьмы: «Матросская тишина», Бутырская и тюрьма КГБ Лефортовская. Таким аргументом я запросто сразил бы этого попа. «В Советском Союзе не поедешь свободно, куда захочешь, а поглядеть бы на эту Россию», — продолжал он бубнить, как в церкви.
Ишь чего захотел: поехать по стране! Да в нашу страну приезжают с Запада девяносто процентов шпионов. Только пусти их ездить по стране — никаких самых секретных секретов не останется. Будто у них в Америке советский человек может поехать куда угодно! Дальше Нью-Йорка или Вашингтона не высунешься! Конечно, мы тоже своих надежных людей посылаем в Штаты. Мы тоже не прочь заглянуть в их секреты, чтобы всегда быть готовыми к их каверзам. А знать их военные замыслы — сам Бог велел. Наша боевая мощь наводит ужас на весь международный империализм, иначе нам не выжить — сотрут в порошок, разнесут социализм.
