Откровения секретного агента - Ивин Евгений Андреянович (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
Но я, словно запрограммированный автомат, уже не мог остановиться и, прыгнув в джип, поднимая клубы пыли, рванулся вперед. Что там было с англичанином, меня не интересовало, да и разглядеть что-либо было невозможно из-за густой серой пыли. Я промчался вокруг вертолета и затормозил на том же месте. Когда выпрыгнул из джипа, я увидел смертельный ужас на лице второго офицера, будто он встретил монстра, который только что сожрал свою жертву, отрывая руки, ноги, голову. Меня отделяли от лейтенанта всего несколько шагов. Офицер упал на колени и заплакал. Слезы текли по его молодому, запыленному лицу, оставляя полосы следов на розовых щеках. Вид этого смертельно напуганного моей жестокостью человека, его слезы и унижение неожиданно погасили мою ярость, и я остыл. Тихо, но четко выговаривая слова, чтобы англичанин уяснил, я произнес:
— Упаси вас Бог от чего-нибудь подобного!
Мы быстро сели в вертолет и взмыли в воздух. А вдали было заметно скопление белых многоэтажных домов. Там был Аден: мы прорвались через границу и не заметили этого. И где она, эта граница, в пустыне и скалах?
— Мальчик, ты сегодня перестарался, — довольно жестко сказал Кузоваткин, так, чтобы вся команда слышала. — Ты же представляешь самую справедливую и гуманную в мире армию. Что о нас скажут?
— Вы ведь Героя Советского Союза получили не за вежливые поклоны фашистам! — В меня вселился бес, я не хотел отступать.
— Там была война.
— Здесь тоже война! Наших людей взяли в плен и издевались над ними! Вы спросите их, как с ними обращались англичане.
— Товарищ майор! Прекратите пререкания со старшим по званию! — рыкнул генерал. — Не то я вас арестую! — пресек он нашу дискуссию на глазах у всей команды, что, видимо, и вызвало его замечание мне.
Я замолчал и окинул взглядом угрюмо смотревшую на меня команду. Неожиданно один из них заговорщицки подмигнул мне: ребята одобряли мое поведение.
— Так что с вами было? — спросил Кузоваткин.
— Защитников постреляли, головы расставили по стенам, — ответил командир сожженного вертолета. — Оружие собрали, вертолет сожгли. А нас, как скот, всех четверых веревкой за шею, и верблюд повел. Предварительно поснимали с нас обувь — оказывается, здесь это очень ценный товар, дороже жизни. Потом стащили рубашки, и все это молча, размахивая перед носом кривыми ножами. Когда видишь их свирепые рожи — сам отдашь рубашку и обувь.
— То, что мы пережили за этот день, хватит вспоминать на всю оставшуюся жизнь, — угрюмо добавил переводчик, немолодой, лысоватый мужчина.
На том мини-пресс-конференция закончилась. Я был рад, что непосредственно участвовал в этой операции и, по существу, был ведущим лицом. После того, что произошло в пустыне, я не пыжился самодовольно, не любовался собой и своей дипломатией. По существу вся дипломатия сводилась к одному: у эльбадеровцев была сила, они убивали и захватывали пленных. У нас тоже была сила — мы вырвали своих товарищей из рук наших классовых врагов.
— Толя, — окликнул меня Сергей Алексеевич, — я бы хотел вместе работать. Мне нравится твоя хватка. С Пожарским договорюсь, останешься здесь. Платить тебе буду по-особому.
— Нет, Сергей Алексеевич! Рад служить, но вы слишком властный человек, а у меня страсть к свободе. — Я сделал паузу. — Есть еще один хозяин надо мной, — понизил я голос до шепота.
— Догадался. Не обижайся на меня. Я бы тоже так расправился. Ну, пожелаю тебе счастливой дороги. Как прилетишь снова — увидимся. Привези пару бутылок спирта.
Рано утром мы поднялись в воздух и потащили в Каир полсотни трупов и человек тридцать солдат. Трупы грузили, когда они начали уже разлагаться и смердили, хотя и заворачивали их в брезент. Солдаты расселись прямо на полу большого грузового отсека. Включили вентиляцию, и только так еще можно было выдержать этот тошнотворный сладковатый запах покойницкой, который проникал в кабину пилотов даже при уплотненных дверях.
Самолет шел на высоте каких-то двух тысяч метров. До Асуана оставалось еще с полчаса лета. Откуда-то нас обстреляли — вероятно, с одной из скал. Два мотора сразу захлебнулись, а два продолжали надрывно тащить нас вперед. В дополнение к этой неприятности командир обнаружил, что у нас началась утечка горючего. От этого сообщения оптимизма у меня поубавилось. Очевидно, пуля пробила бензопровод, и мы могли полыхнуть каждую минуту. Достаточно искры — и самолет превратится в факел.
Машину вел молодой, но опытный пилот, подполковник Тараскин. Солдаты уже знали, что мы тянем на двух двигателях. В салоне начала нагнетаться паника: безумные крики проникали даже через герметически закрытые двери в пилотскую кабину.
Перегрузка машины может нам дорого стоить. Это понимал даже я, человек далекий от авиации и ее сюрпризов. Мы постепенно теряли высоту. Самолет полого скользил, приближая нас к неизбежному концу — удару о скалы и взрыву. Перспектива оказалась незавидной. Солдаты стучали в дверь пилотской кабины и кричали все разом, но понять их было невозможно.
— Нам бы дотянуть до Нила, — довольно спокойно сказал Тараскин, словно речь шла о чем-то обычном, повседневном. — Высота еще позволяет: четверо могут прыгнуть через штурманское окно и верхний фонарь. На принятие решения десять секунд. Это приказ!
Я не шелохнулся, хотя от сообщения командира повеяло холодком. Значит, он определил, что прыгнут все, кроме него самого, если парашют он отдаст мне. Нет, я первым не прыгну. Да и куда прыгать? На скалы, в пустыню, за десятки километров от Асуана? Что лучше: грохнуться на скалы — и мгновенная смерть — или прыгнуть, а потом медленно умирать в безжизненном районе? Нет, я не прыгну! Да и не буду я первым.
— Что внизу? — спросил я бесцветным голосом.
— Скалы до горизонта, — в тон мне бесцветно ответил командир. — Возьми мой парашют. Надевать умеешь?
— Надевать умею, только прыгать не буду: внизу плохая площадка для приземления, — ответил я на удивление спокойно, пытаясь придать этой трагической ситуации юмористический оттенок.
— Хватит! — заорал Тараскин. — Все за борт! Осталась одна минута! — Он надрывался, чтобы перекричать двигатели.
За дверью дико орали солдаты. Очевидно, они думали, что мы уже покинули самолет и бросили их погибать в скалах. Они начали стрелять. Пули взвизгивали в кабине, пробивая плексиглас фонаря, приборы.
— Есть какой-нибудь выход? — спросил я с надеждой, дергая головой и уклоняясь от свистящих пуль.
— Мы перегружены и больше десяти минут не протянем. Трупы!
Дальше я все понял без разъяснений: полсотни трупов за борт — и мы, возможно, дотянем до Нила. Но дадут ли нам солдаты освободить самолет от мертвого груза? Они фанатично религиозны. Сейчас рискну…
Я схватил два парашюта, повернул защелку и распахнул дверь. Здесь толпились солдаты. Лица перекошены от страха, в глазах ужас. Автоматы уставились черными глазами стволов мне в грудь и лицо. Я чувствовал себя как во время схватки с бандитами на набережной в Гизе: собранным, готовым к броску. Парашюты полетели к ногам солдат.
— Назад! — заорал я, перекрывая визгливый надрыв двигателя. — Кто говорит по-английски?
Сейчас же вперед выдвинулся сержант и, не замечая, что ткнул мне в грудь стволом автомата, закивал головой, очевидно потеряв от страха дар речи.
— Самолет подбили, два двигателя вышли из строя. Через двадцать минут кончится горючее. Самолет перегружен. Чтобы долететь, надо выбросить трупы. Иначе всем смерть! — жестко и бескомпромиссно отчеканил я.
Сержант торопливо перевел все, что я сказал. И тут началось! Они дружно взвыли. Была ли это ярость по поводу моего кощунственного предложения надругаться над мертвыми или вой отчаяния и страха за собственную жизнь? Бушевали человек шесть-семь, остальные стояли на коленях и, уткнувшись носом в пол, молились. А эти злобно, с ненавистью, орали, забыв об Аллахе и молитве. Сержант тоже подпал под общий психоз и снова ткнул меня стволом автомата в грудь. Впившись в мое лицо озверевшими глазами, прорычал сквозь зубы:
