По светлому следу (сборник) - Томан Николай Владимирович (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
Задав вопрос, Никитин молчал так долго, что Кирееву стало казаться, будто он ждет от него ответа. Майор уже открыл было рот, но полковник сердито махнул на него рукой и торопливо заключил свою мысль:
— Иглицкому, значит, нужно было вернуть нам чертежи Гурова, чтобы усыпить нашу бдительность! Создать впечатление полной капитуляции, тогда как на самом деле он, видимо, нашел какой-то иной путь похищения этих чертежей… Но какой? Рация, конечно, отпадает.
— Рация отпадает только частично, товарищ полковник, — осторожно заметил Киреев. — Только лишь в смысле невозможности передачи чертежей с ее помощью. Но рация тут играет все же какую-то роль: Иглицкий ведь пользовался ею незадолго до того, как сдался нам. Лампы ее не успели еще остыть, когда я их пощупал.
— Какой же вывод делаете вы из этого?
— Осознав безвыходность своего положения, Иглицкий, видимо, срочно сообщал резиденту свой план действий. Может быть, даже какую-то новую идею, родившуюся у него в самую последнюю минуту.
— Ну что ж, возможно, что и так, — согласился Никитин. — Какой же, однако, может быть эта новая идея?
— Не знаю, — честно признался Киреев. — Ничего определенного сказать пока нельзя. Можно лишь предполагать…
— И что же вы предполагаете? Майор задумался, не решаясь, видимо, высказать свою гипотезу.
— Во время обыска на даче Лопухова, — не очень уверенно начал он, — меня удивило то обстоятельство, что в его настольную лампу была для чего-то ввинчена самая большая электрическая лампочка, находившаяся прежде в люстре, висевшей в гостиной. Несоответствие этой лампочки скромным размерам абажура настольной лампы было очевидно не только по внешнему виду, но и по тому, что пластмасса его заметно покоробилась от высокой температуры. Тогда я лишь удивился этому…
— А теперь?
— Теперь мне кажется, что Иглицкому нужен был яркий свет.
Никитин решительно хлопнул ладонью по столу:
— Ну конечно же! Этот свет ему нужен был для того, чтобы сфотографировать чертежи Гурова.
— Я тоже так полагаю, товарищ полковник, — кивнул головой Киреев. — И он сфотографировал их незадолго до того, как мы окружили дачу Лопухова. Раньше у него просто не было времени для этого.
Но Никитин уже не слушал майора. Мысли его были заняты теперь новой догадкой. Он вышел из-за стола и стал торопливо ходить по кабинету, изредка, по давней своей привычке, пощелкивая пальцами.
— Значит, чертежи Гурова теперь на фотопленке… — задумчиво говорил он, ни к кому не обращаясь. — Куда же, однако, мог Иглицкий спрятать эту пленку? Передать ее кому-нибудь он не имел, конечно, ни малейшей возможности — времени у него было в обрез. К тому же дача Лопухова находилась все время под нашим наблюдением, и никто из входящих или выходящих из нее не мог бы остаться незамеченным.
Резко остановившись перед Киреевым, полковник спросил:
— А вы обыскивали его?
— Конечно, товарищ полковник. И его обыскали и на даче ничего не оставили без внимания. Сегодня я снова все обследовал там самым тщательным образом.
— Что же он, проглотил эту пленку, что ли?
— Ухитрился, наверно, спрятать куда-то. И можно не сомневаться, что вскоре кто-нибудь из-за рубежа обязательно пожалует к нам за нею.
— Нужно, значит, вести за дачей Лопухова неусыпное наблюдение. Вы не догадались разве распорядиться об этом, Антон Иванович?
— Догадался, товарищ полковник.
Отпустив майора, Никитин еще некоторое время ходил в задумчивости по кабинету. Потом уселся за стол и рассеянно стал просматривать бумаги, принесенные дежурным офицером. Чертежи Гурова, однако, по-прежнему не давали ему покоя. Но вот одна из бумаг, подчеркнутая карандашом генерала Сомова, привлекла его внимание. Это было сообщение из Берлина о признании, сделанном Голубевым, бежавшим из западногерманской шпионской организации.
В тот же день полковник Никитин еще раз встретился с Киреевым. Он дал майору прочитать донесение советской военной администрации в Берлине и обратил его внимание на предполагаемую высадку парашютиста, о котором сообщал Голубев.
В РАЙОНЕ ВЫСАДКИ ПАРАШЮТИСТА
Уже второй день велось наблюдение за домом Пенчо Вереша, однако ничего подозрительного пока не было замечено. Наведенные о Вереше справки тоже ничего не дали.
Майор Киреев нервничал. «Не слишком ли поздно установили мы наблюдение за этим Верешем?» — тревожно думал он.
Чтобы рассеять эти сомнения, Киреев связался с авиационной частью местного гарнизона и с пограничниками. Оказалось, что случаев нарушения границы за последние дни замечено не было. Пришлось набраться терпения и продолжать наблюдения за Верешем.
Майор устроился в одном из домиков поселка и с чердака, с помощью бинокля, тщательно изучил жилище, в котором проживал Вереш. Внешне в нем все казалось обычным, не внушающим подозрений. Да и сам Вереш производил впечатление человека безобидного. Был он немолод, нигде не работал и жил на пенсию за сына да на кое-какие доходы от огородничества. Огород его находился тут же, возле дома. Пенчо почти весь день копался в нем, пропалывая и поливая грядки.
На третий день наблюдения за Верешем Киреев предпринял первую попытку проникнуть в его жилище. Для начала он направил к нему лейтенанта Шагина.
Поздно вечером лейтенант подъехал к дому Вереша на легкой повозке. Спрыгнув с нее, он не спеша пошел к дверям. Вереш, обычно ложившийся спать в десять часов, в этот вечер что-то засиделся — сквозь щели ставней в его окнах виднелся свет.
Шагин постучал негромко, но энергично. Дверь открылась ровно через столько времени, сколько понадобилось бы для того, чтобы пройти через одну из комнат — ту, в которой горел свет, — до дверей дома. Вереш открыл Шагину, не спросив даже, кто стучится к нему в такое позднее время.
— Что же вы не спрашиваете, кто к вам пожаловал? — весело спросил лейтенант. — Могут ведь и грабители ворваться.
— А у мэнэ нэма чого грабуваты, — спокойно ответил Пенчо, приглашая Шагина в комнату.
Лейтенант, переодетый в гражданский костюм, снял кепку и перешагнул через порог.
— Я к вам, папаша, с просьбой, — с деланым смущением проговорил он. — Лошадь мне нужно напоить, нельзя ли ведро раздобыть.
— Чого ж не можно?
И Вереш не спеша направился через заднюю дверь в коридор, выходивший, очевидно, во двор. Вскоре оттуда раздался грохот железных ведер.
Оставшись в комнате один; лейтенант окинул ее быстрым взглядом. Все тут было очень просто и как бы на виду: стол посередине комнаты, деревянный диванчик у окна, громоздкий комод у глухой стены, старинное, покрытое зелеными пятнами трюмо в углу, несколько стульев вдоль стен.
Свет во вторую комнату падал так, что можно было разглядеть лишь кровать, — вероятно, там находилась спальня Вереша.
Едва Шагин успел осмотреться по сторонам, как Пенчо уже вошел в комнату с ведром воды в жилистой руке.
— Ось, возьмите, — проговорил он, ставя ведро на пол.
— Чего ж вы сами-то тащили его, папаша! — сокрушенно покачал головой Шагин. — Сказали бы, где взять, я бы и сам… Нехорошо это получилось, честное слово!
Вереш небрежно махнул рукой:
— Э, чего там!
Лейтенант торопливо схватил ведро и выбежал из дома. Конь его, действительно томившийся жаждой, опустил морду в воду и, громко отфыркиваясь, стал жадно пить. Напоив коня, Шагин еще раз поблагодарил Вереша и, прыгнув в повозку, тронул вожжи.
А спустя несколько минут он уже докладывал майору Кирееву:
— Этот Пенчо — форменный артист! До того у него все натурально, что просто сомнение берет, тот ли это человек. Прямо как по нотам разыгрывает добропорядочного старикашку…
Рассказав Кирееву подробности своего визита к Верешу, Шагин с любопытством заглянул ему в глаза, ожидая, к какому решению придет майор.
— А вы что же, полагали, что, как только к нему войдете, так сразу же и застанете его за передачей секретных сведений по рации? — усмехнулся Киреев. — Или, может быть, он в это время взрывчатку для диверсионного акта должен был приготовлять? Нет, дорогой! Не так все это просто, к сожалению. Но уж и то хорошо, что мы теперь знаем расположение его комнат и обстановку в них.
