Вне игры - Леров Леонид Моисеевич (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно txt) 📗
Строков не сразу ответил.
— И все же… Вот вы сказали — видеть пространство… За гнойником разглядеть весь живой организм. Это все не так просто. И, увы, не всем дано. К сожалению… Может быть, я ошибаюсь?
— Нет, не ошибаетесь. Это действительно не так просто…
Бутов встал.
— Вы — партийный работник… Вам в последние годы не приходилось заниматься подбором молодых кадров для органов госбезопасности?
— Нет, не доводилось…
— Жаль. Вы бы сейчас лучше поняли меня… Вы и не представляете, сколь высоки ныне требования партии к людям, которых она направила к нам в последние годы. И может, одно из самых главных среди этих требований — уметь видеть за гнойником, опухолью весь организм… Все общество. Правильно оценить, отграничить, взвесить, не потерять перспективы. Это дано только человеку крепких нервов, здоровой психики, если выражаться языком медиков. Короче говоря, требуется трезвый, ясный ум коммуниста, глубоко понимающего суть политики партии…
Строков слушал полковника, глядя куда-то в сторону, а когда Бутов умолк, медленно повернулся к нему и покачал головой.
— Здорово это у вас получилось. И насчет опухолей, и насчет подбора кадров. Слушал вас и вспоминал Дзержинского. При нем, замечу я вам, семья чекистов пополнялась преимущественно за счет рабочих. Забывать этого не следует. Ныне среди рабочей молодежи много умниц, образованных людей. И со всякими дипломами — от десятилетки до университета. Да, да… Отличнейший резерв.
Строков умолк. И непонятно было — то ли он решил передохнуть, то ли собирался с мыслями. Но пауза длилась недолго. Строков положил Бутову на колено руку и проникновенно сказал:
— А вообще-то, замечу я вам, Виктор Павлович, что вы сегодня раскрылись передо мной совсем в неожиданном качестве…
— Да что вы…
— Вы, оказывается, трибун…
— Вот видите. А вы говорили, что наше дело только спрашивать и слушать… Ну, будет, точка. Вон, как укоризненно сестра поглядывает на меня. Дескать, пора и честь знать…
…Бутов ничего не рассказал Ирине об этом разговоре со Строковым. Но, уже прощаясь, успокаивал ее: «Вы не огорчайтесь, все будет хорошо… Привет папе передавайте. И Сергею тоже…» Он хотел добавить: «Мы с ним еще повидаемся». Но удержался.
«ЗА» И «ПРОТИВ»
Бутов и Михеев докладывали генералу о ходе операции «Сократ», о найденном шпионском снаряжении, о первых показаниях Владика, свидетельствах Сергея, Ирины. И о самом последнем сообщении Роны по поводу одного важного факта, остававшегося невыясненным. Егенс при встрече с Рубиным сказал ему: «В вашем досье на 50 страницах 15 сообщений Сократа». Доктор тогда негодовал, возмущался, кричал: «Это шантаж». Так Рубин рассказывал Бутову. А что, если в досье Рубина действительно хранятся 15 сообщений? Сколько раз, перечитывая заявление Рубина в КГБ, Бутов задерживался на этих строчках, подчеркнутых красным карандашом. И вот теперь все ясно. Рона, сообщая о докладе Егенса шефу, приводит его слова:
«Я пытался прощупать Сократа, заявив, что в его деле 15 доносов, переданных им Квальману. Но, кажется, ничего не вышло. Мне показалось, что доктор Рубин искренне негодовал по этому поводу: «Шантаж, провокация». Я полагаю, что он в качестве разведчика не был практически использован абвером…»
Генерал любит точно препарировать все факты: это — «за», это — «против». В графе «за» появились значимая запись: 15 сообщений Квальману — шантаж; снаряжение обнаружено. Правда, нет еще заключения экспертов. И тем не менее найденное снаряжение шпиона весомо ложится в графу «за». Но и в графе «против» еще не все перечеркнуто. На первом месте — Стамбул. Генерал расценивает эту историю как второе по значимости грехопадение Сократа. Рубин не может не знать: Нандор со стамбульского базара по роду своей деятельности родной брат господина Брайткопфа из гитлеровского абвера.
У Бутова своя особая манера докладывать о ходе операции: полковник докладывает так, будто никого в комнате нет и он сам с собой ведет разговор.
— Кто же есть Рубин? Вопрос номер один. Имеются ли основания считать, что он нас водит за нос? Таких оснований стало меньше, но они еще имеются. По каким-то причинам доктор пока не выкладывает всей правды — не хочет или не может? Или боится? Начал рассказывать о контактах с Глебовым, показал письмо Ирины и замкнулся. Да, были обстоятельства, прервавшие нашу беседу в Плетневке. Ну, а потом? Сколько было поводов вновь вернуться к прерванному разговору? Не вернулся. Отмалчивается. Что это — трусость, страх? Или подсадная утка? Тогда зачем приезжал Егенс? Тактический маневр? А сообщения Роны?
Генералу нравится эта бутовская манера думать вслух. Но вот Бутов уже перестал задавать себе вопросы, и теперь генерал задает их:
— Что предлагаете, Виктор Павлович? Выводы? Соображения?
— Склонен думать, что имеем дело с человеком нечестным. Заявление в КГБ и дополнение к нему — не от души, от расчетливого ума. Но даже и сейчас, охваченный смертельным страхом, кое-что недоговаривает, на что-то еще надеется. Ведь могло случиться и так, что первый разговор с Рубиным пришлось бы вести не в приемкой КГБ, а в кабинете следователя. Напоминаю линию Рубин — Глебов — Веселовский. Линия эта запросто могла привести Сократа в камеру. Даже если бы Егенс не пожаловал.
— Согласен. Железная логика событий. Я много думал над тем, кто есть Рубин? Да-а-а. Человек он ничтожный. И в то же время… Мы с вами свидетели трагедии человека со слабой волей в гигантской битве двух миров. Ведь замысел его был нацелен на то, чтобы обмануть абвер. Задумано-то было хорошо, а силы воли не хватило. Это человек мелких чувств, среди которых первое место занимает животный страх. Вы точно подметили: смертельный страх. Но я думаю, что не сегодня-завтра вы услышите от него и про Глебова и про Стамбул… Попрошу вас, Виктор Павлович, предусмотреть варианты дальнейшей работы с Сократом. Если, конечно, результаты экспертизы будут благоприятными. Варианты должны быть рассчитаны на различный поворот событий. Вы меня поняли?
— Да, товарищ генерал. Варианты будут подготовлены. Разрешите идти?
— Нет… Задержитесь… Я говорил вам о трагедии… Вот тут, кажется, ее последний акт.
И генерал развернул лежавшую на столе зеленую папку.
— Вчера вечером мне доложили материалы суда над предателем Родины. Двадцать пять лет Аким Климов скрывался под чужой фамилией в разных краях страны. До войны жил в Москве, учился с Рубиным в одной группе. Вместе с ним уехал на практику. В одну и ту же область, но в разные города. Когда пришли немцы, явился в гестапо с доносом на главного врача больницы, не успевшего эвакуироваться: «Скрывает комиссаров». Был завербован, и гестапо внедрило его в местную подпольную организацию. Аким Климов показал:
«Я впервые увидел ее на рынке и сразу же узнал. В Москве меня познакомил с ней Захар Рубин. Мы вместе провели вечер в кафе «Националь». Позже Захар посвятил меня в свои отношения с этой женщиной… В городе, оккупированном немцами, она появилась под чужой фамилией, с паспортом на имя Генриетты Миллер и с легендой: отец — из немцев, крупный инженер, был арестован в 1937 году, и больше она его не видела. Вскоре забрали и мать. Гостила у одинокой тетушки, работавшей на границе с Латвией. Когда началась война, вместе с тетушкой стала пробираться на Восток. Эшелон их бомбили. Тетушка погибла, а она попала к немцам. Вскоре я стал догадываться — кто она и зачем пожаловала в этот город. Миллер выдавала себя за учительницу немецкого языка и после проверки ее взяли на работу в качестве переводчицы. Однажды я застал ее на квартире у электромонтера Куркина — руководителя пятерки. Он познакомил нас, сказав, что эта женщина просит его починить электроплитку. Я пользовался доверием Куркина, так как оказал большую услугу подпольщикам: достал две очень нужные им справки. Постепенно я сблизился с Миллер и сообщил о своих наблюдениях в гестапо. Мне было сказано: «Ваш объект № 1 — фрау Миллер». Контакты наши участились. Я выполнил одно ее поручение — как ни старалась она облечь его в безобидную форму, не трудно было понять: поручение разведчицы! Однажды, когда мы остались вдвоем и немного выпили, я, по совету гестапо, сказал ей прямо: «Зачем вы скрываетесь от меня, фрау Миллер? Не доверяете? Ведь мы с вами в Москве встречались. Помните, в «Национале», вместе с Захаром? Тогда вы не были Генриеттой…» Только на секунду в глазах ее метнулся испуг. «Ну и что же… Тогда я должна была скрывать от многих свою немецкую фамилию, имя… Мой отец, немец, был расстрелян в тридцать седьмом…» Но уже при следующей встрече она раскрылась. Очевидно, «монтер» безоговорочно верил мне. Она далеко не все рассказала о себе, хотя теперь уже и не скрывала, что связана с подпольщиками».
