Большая скука - Райнов Богомил Николаев (книги без сокращений txt) 📗
— Зачем вам понадобилось забираться в эту даль? — выражает удивление американец.
— Здесь намного дешевле.
— Впрочем, когда вы сняли свою новую квартиру, если это не секрет?
— В субботу.
— Значит, в субботу вы считали, что вам еще имеет смысл прикидываться скромным стипендиатом?
— Я и в этот раз не вижу надобности отвечать.
— В сущности, ваша версия насчет исследовательской работы в библиотеке в самом начале была не особенно убедительна, — продолжает Сеймур. Ему, специалисту, как видно, забавно анализировать просчеты своего коллеги.
Но я молчу, и он повторяет, чтоб меня подразнить:
— Ну, сознайтесь, Майкл, она была не очень убедительной.
— С превеликим удовольствием, но при условии, что и вы тоже кое в чем сознаетесь.
— В чем именно?
— Когда вы узнали, кто я такой?
— Как только вы сошли с поезда, — не задумываясь, отвечает мой собеседник.
— Вот поэтому моя версия показалась вам неубедительной.
— Вы правы, — кивает Уильям. — Такая неудача может постигнуть каждого.
И после непродолжительной паузы добавляет:
— У вас едва ли возникало подозрение, что эта неудача станет самой большой удачей в моей жизни.
— Вы сами видите, тут более чем скромно, — тихо говорю я, входя с гостем в мансарду и включая свет.
— А главное — не особенно чисто, — кивает Сеймур.
Задрав свой римский нос, он брезгливо вдыхает запах сырости и плесени.
— Самая отличительная черта вашего чердака — спертый воздух. Тут просто нечем дышать.
Я распахиваю окошко.
— Это несколько меняет дело, — говорит гость и сует нос в чердачное окно. — Все же я сниму пиджак.
— Чувствуйте себя как дома!
Сеймур достает из кармана сигареты, зажигалку и кладет на стол. Затем снимает пиджак и вешает на спинку старенького венского стула.
В мансарде и в самом деле очень душно, и теплый влажный воздух, проникающий через окошко, в сущности, ничего не меняет. Над городом низко нависли дождевые тучи, призрачно освещенные его мутным красноватым заревом.
Я тоже снимаю пиджак и приступаю к обязанностям хозяина, то есть распаковываю бутылки, приношу стаканы и графин воды, затем сажусь напротив гостя.
Сеймур наливает виски, столько же добавляет воды, отпивает глоток и с нескрываемой брезгливостью осматривает комнату. То ли это кислое выражение результат теплого виски, то ли реакция на убогую обстановку, трудно сказать, однако оно долго не сходит с лица гостя.
Впрочем, здешняя обстановка нисколько не лучше и не хуже, чем в любой другой запущенной мансарде: выцветшие, местами ободранные обои, потрескавшийся потолок с желтыми разводами в тех местах, где протекала крыша, дряхлая, вышедшая из употребления мебель, к тому же стойкий запах плесени.
— Как вам теперь известно, Майкл, я тоже некогда познал бедность и отлично понимаю, что некоторые люди вынуждены жить в таких норах. Но мне непонятно другое: почему в них соглашаются жить те, кто мог бы жить в иных условиях?
— Поймите, я не придаю этому особого значения. Мне не свойственно смотреть на окружающую действительность глазами эстета.
— Тут не до эстетства, речь идет об элементарной чистоплотности, — возражает американец и опять брезгливо морщит нос.
Затем он отпивает еще глоток виски — очевидно, с целью дезинфекции. Впрочем, кажется, что он даже глотка не отпил, а только пригубил. Тут я не удержался:
— Что-то больно робко вы начинаете предаваться пьянству.
— Сдержанно! — поправляет меня Сеймур. — Я не робкого десятка, но действую всегда осторожно, Майкл. Тактика или, если угодно, характер…
Перестав шарить глазами по мансарде, он останавливает взгляд на мне.
— Итак, какой же ответ?
— О чем вы?
— О том, что вы получили сегодня под вечер. Вы же не станете меня убеждать, что затеяли с моими людьми игру в прятки только ради того, чтобы опробовать мотор своей машины.
Он замолкает с явным намерением предоставить мне слово, только я, по крайней мере сейчас, не собираюсь высказываться.
— Еще в воскресенье вечером вы сообщили в Софию о моем предложении, Майкл. Это вполне понятно и нам хорошо известно. А сегодня вы получили инструкции по этому вопросу. Это нам тоже понятно и тоже известно. Так вот, я и спрашиваю, какие вам дали инструкции?
В тоне моего собеседника, внешне вполне дружелюбном, проскальзывают чуть заметные металлические нотки.
— Вы весьма вольно импровизируете, Уильям. Никаких инструкций я не получал.
— В таком случае я хочу знать ваш собственный ответ на мое предложение. Ответьте мне ясно и совершенно определенно: «да» или «нет».
— Нет.
— Значит, вам дано указание воздержаться, — кивает американец. — Тем лучше. Это возвращает нас на исходные позиции. Как будто мы начинаем все сначала. Так что ваше согласие теперь будет именно вашим согласием, а не согласием инстанций, стоящих у вас за спиной.
— Верно. В случае, если согласие будет дано.
Как бы пропустив эти слова мимо ушей, Сеймур смотрит на часы.
— Грейс что-то запаздывает, — говорю я и тоже смотрю на часы.
— Грейс должна опоздать, — произносит гость. — Прежде чем начать пьянствовать и заниматься женщинами, нам предстоит проделать небольшую работу. Словом, нам необходимо поговорить.
— По-моему, за эти дни мы наговорились до отупения.
— Правильно. И все же к заключению пока не пришли. К тому же сегодня под вечер многое изменилось. Так что нам все-таки необходимо переговорить.
— Раз необходимо… Главное, чтобы Грейс не задержалась больше, чем нужно.
Моя реплика как бы возвращает Сеймура к чему-то забытому, и он неожиданно бросает мне с упреком:
— Вы умыкнули у меня Грейс, Майкл…
— Скорее, она меня пыталась умыкнуть. Меня бы нисколько не удивило, если к этому вы приложили руку. Невинная инсценировка вроде той драки, в которой вы спасли мне жизнь.
— В своей мнительности вы слишком далеко заходите, — сухо замечает мой гость.
— Послушайте, Уильям, вы неплохой трюкач, но не пытайтесь выдавать свое трюкачество за нечто совсем другое, изображать тут ревность, дружбу и прочее. Все ваши контакты со мной — это обычные инсценировки. Тут и Дороти, и те двое, глухой и плешивый, и случайные встречи, и вечер у Тейлоров, и прогулки, и обеды, и драка, и любовь Грейс, и ваши собственные дружеские чувства…
— Инсценировки имели место, — спокойно подтверждает Сеймур. — Вы сами понимаете, что подобная операция без инсценировок не обходится. Однако случалось и такое, что не было предусмотрено нашим планом, тут либо обстоятельства так складывались, либо от вас зависело. Сюда следует отнести и драку, о которой вы упомянули. И мне бы не хотелось унижаться, убеждая вас, что я вмешался в эту драку не в соответствии с заранее разработанным сценарием, а из чисто человеческих побуждений. То же можно сказать и о Дороти. Ей действительно была доверена определенная роль, но она проявила самоуправство — вернее, решила выступить в главной роли и, как вы могли догадаться, за это была выведена из игры. Теперь случай с Грейс. Я не против того, чтобы вы дружили с моей секретаршей, и в этом смысле ваши предложения не лишены оснований, но беда в том, что вы оба зашли слишком далеко. Вы умыкнули у меня Грейс, и такое никому другому я бы не простил. Хотите — верьте, хотите — нет, но в вашем лице я почти в одинаковой мере уважаю и своего противника, и вероятного союзника и потому закрываю глаза на некоторые вещи, хотя это не в моем характере.
— Вы поощряете мою дружбу с Грейс и сетуете на то, что у вас ее умыкнули… Тут есть какой-то нюанс, — вставляю я, довольный тем, что могу еще немного отодвинуть главную тему разговора.
— Нюанс вполне очевиден: не успели познакомиться — и уже вступили в связь, а дальше — сплошной гипноз. Безо всяких усилий вы разрушаете то, что я создавал с таким трудом, потому что, согласитесь, не так-то просто добиться от женщины того, чтобы она казалась чем-то более стоящим, чем она есть на самом деле.
