Большая скука - Райнов Богомил Николаев (книги без сокращений txt) 📗
— Поначалу чуть было не поймались, но потом нам стало ясно, что нас ловят на крючок. В центре знают, что ты не способен на предательство.
— Боялся, что поймаетесь, — повторяю я, с сожалением отодвигая от себя копченую рыбу. — Особенно когда потерял связь…
— Связь была потеряна отчасти по твоей вине.
— Почему по моей?
— Потому что связного взяли уже на следующее утро, когда он регистрировал твой билет.
— А пленки?
— Пленки, к счастью, были уже переправлены. А связного взяли. Но ничего… Он объяснил, что билет ему дал какой-то турист, попросил его об этой услуге за небольшое вознаграждение. Полиция, конечно, не поверила, но объяснение было вполне правдоподобным, поскольку человек работает в справочном бюро при вокзале и постоянно имеет дело с туристами. Так что в конце концов его отпустили.
— Но в следующий вторник опять никто не пришел.
— Как же могло быть иначе? Не могли же мы послать другого человека, пока не удостоверились, что тот не сообщил полиции пароль, место встреч и все прочее. Не могли же мы сами толкнуть тебя в западню. А когда все было установлено, вторник уже прошел.
— А я, грешным делом, подумал, что вы клюнули…
Борислав достает пачку «Кента», закуривает и бросает сигареты на стол.
— Ты, я вижу, опять стал курить? — поинтересовался я.
— Что делать…
— Не курить, — говорю в ответ и снова закуриваю.
Первая сигарета оказывает на меня такое же действие, как в том сне, который я видел с открытыми глазами. Правда, тогда в роскошном холле на Зендербульваре я курил стоя, а сейчас сижу, и не в каком-то холле, а в добропорядочной столовой немецкого парохода.
— Послушай, ты действительно разделался с тем негодяем?.. — спрашивает Борислав.
— Они сами с ним разделались.
И я снова принимаюсь за свое:
— Когда увидел давеча, как ты смотришь и делаешь вид, что не узнаешь меня, невольно подумал, что вы от меня отреклись.
— Глупости, — взволнованно отвечает мой друг. — Разве родина может отречься от своего верного сына?
Как видно, я и в самом деле поглупел в одиночестве. Я делаю затяжку и в дремотном блаженстве вслушиваюсь в ровный гул двигателей.
И вдруг ловлю себя на том, что снова начинаю беседовать про себя.
«Слышишь, Уильям, — говорю. — Родина никогда не отречется от своего сына. Запомни это хорошенько, приятель».
— Ты как будто дремлешь… — слышится откуда-то издалека голос Борислава.
— Тебе показалось. Просто я закончил один длинный разговор.
