Белая сорока - Лускач Рудольф Рудольфович (читать книги без сокращений .txt) 📗
— Ничего не знаю, ни о чем не помню!
Курилов велел увести арестованного. На этом для Бушера закончилась серия допросов.
5
В ресторане ленинградской гостиницы «Астория» сидело четверо: двое мужчин и две женщины. Обе женщины были молодые и красивые: высокая худощавая блондинка с самоуверенным выражением лица и, меньшая ростом, очевидно, более молодая, шатенка, с обворожительной улыбкой.
Они говорили по-немецки, донимали блондинку ее привязанностью к собакам и перетряхивали косточки ее любимца.
— Да разве это собака… — бросил первую стрелу мужчина со шрамом на лице.
— Оставь его, это чистая раса.
— Она теперь в моде, — с усмешкой сказал второй мужчина с плешью в прилизанных волосах.
Женщина с обворожительной улыбкой поджала губы. Видимо, ей не нравилось, что мужчины больше шутили с самоуверенной блондинкой, а она была вынуждена скучать перед своим бокалом. Чувствовалось, что она была или хорошо воспитана, или слишком горда для того, чтобы открыть свои чувства. Наконец к ней повернулся мужчина со шрамом:
— О чем вы задумались?
— Ни о чем, — спокойно ответила она.
— Ваш… друг знает о том, что вы в нашей компании?
Она беспокойно подняла брови, нервно повела плечами и ответила:
— Нет… не знает.
— Он ревнив?
— Мы же договорились, что никому не будем рассказывать о нашей прощальной встрече… — ответила за нее блондинка и заговорщически подмигнула. Шатенка повернулась, и на ее лице опять появилась обворожительная улыбка.
В течение всего этого времени официант обслуживал компанию с особым вниманием. Он почти не отлучался от стола, всегда был под рукой, чтобы исполнить любое желание.
— Какая разница между обслуживанием в Москве и Ленинграде, не правда ли? Там сиди и жди, а здесь все идет как по маслу, — заметил мужчина со шрамом.
— И вы, коллега, еще ничего не поняли? Да, здесь обслуживают прямо-таки как в берлинском «Адлоне», но язык надо держать за зубами. Видите, официант все время прислушивается? — тихо проговорил второй мужчина.
— Тогда он должен понимать по-немецки… Сейчас проверю.
Мужчина со шрамом позвал официанта и по-немецки попросил, чтобы он узнал у швейцара, не может ли тот достать билеты в какое-нибудь увеселительное заведение.
Официант вежливо наклонился к нему, пожал плечами и на очень ломаном немецком языке произнес:
— Простите, я вас не понимаю.
Человек со шрамом махнул рукой и повернулся к соседу:
— Видите, он понимает по-немецки ровно настолько, чтобы разобраться в меню. Остальное для большинства официантов — книга за семью печатями. Но и вы правы: надо быть осторожнее. Возможно, он нас хорошо понимает, только притворяется.
— Не мешало бы к нему присмотреться, — сказал мужчина с прилизанными волосами и бросил косой взгляд на официанта.
— Вам что-то показалось подозрительным? Вы такой недовольный, господин, господин… — запнулась младшая из женщин.
— Эгон, — помог ей мужчина со шрамом.
— Вы думаете, за вами следит чуть ли не каждый. И прячете голову, как страус, — усмехнулась стройная блондинка. — Кому вы интересны? Лучше на меня посмотрите, — с вызовом как бы обратилась она к окружающим в ресторане. — Только на меня, слышите, русачки! Нравлюсь я вам?
— Перестань, Адель, — процедил сквозь зубы мужчина со шрамом.
— Что же удивительного, если мужчины оглядываются на нас, верно, Грета? И почему мы должны этого не замечать?
— Конечно, вы красавицы, и будь я… — Эгон попытался сказать комплимент, одарив их нежным взглядом.
— Кокетничаешь… — мрачно произнес мужчина со шрамом.
— О-ля-ля-ля… ну и что? — напевая, спросила Адель.
— Не забудь, что стало с Шеллнером, — тихо напомнил он.
— А что? — спросила Грета.
— Его раздавила машина, — предупредил Эгон ответ другого мужчины, который только успел открыть рот.
— Насмерть?
— Насмерть.
— Да я его, собственно, даже не знала, только по имени, — пожала плечами Грета.
— А я сам чуть не попал под колеса, — наклонившись к Адели, проговорил мужчина со шрамом так тихо, что Грета не могла услышать.
— Нашел, о чем вспомнить, — так же тихо, с укоризной сказала Адель, придвинувшись к самому его лицу.
Грета, явно уязвленная тем, что ее избегают, взяла сумочку, встала и вышла из зала с оскорбленным видом.
— Оставь ребусы и переходи к делу. Когда поедешь? — спросил Адель ее собеседник.
— Хочешь от меня поскорее избавиться? Мне страшно… Почему бы тебе не послать курьера из консульства? — без прежней игривости сказала Адель.
— Ты наивна, как ребенок. Конечно, я мог бы договориться с консулом, но в Берлине посылку все равно обнюхают со всех сторон, и, если учуют золотишко, — поминай как звали! Придется со всем распроститься, да еще изволь объясняться, почему стал заниматься гешефтом. Понятно, нет? Двадцать процентов, если все доставишь на место! — строго сказал мужчина со шрамом, предварительно убедившись, что официант не подслушивает.
— И за двадцать процентов я должна идти на такой риск! — взорвалась она.
— Он не так велик, — возразил мужчина со шрамом. — Его почти и нет…
— Так поезжай сам! — оборвала она, но резкость слов никак не соответствовала тону, с которым она их произнесла.
— Но, но, зачем так круто? Вы же прекрасно знаете, что сам я не могу поехать по служебным причинам. Надо договориться…
— Согласна на пятьдесят.
— Еще чего! Этого никогда не будет, — разгорячился мужчина со шрамом.
Адель взглянула на него свысока:
— Я должна подставлять свою голову под нож, чтобы ты мог насладиться жизнью? Ну, нет, я еще не настолько глупа. Пополам — или прощай.
Оба мужчины повернулись к Адели, закрыв ее так, что через застекленные двери не стало видно ее лица…
За этими дверьми в ярко освещенной комнате сидела иная компания. Это были Филипп Филиппович Курилов, Иван Борисович Аркадин, стенографистка Лидия Петровна Сысоева и я.
Особого внимания среди нас, конечно, заслуживал Аркадин, — ведь от него зависело, как мы поймем разговор, который шел за дверями. Отличный логопед, Иван Борисович работал в Институте глухонемых, в совершенстве знал немецкий и английский языки. Когда Курилову стало известно, что небезынтересная компания в составе двух мужчин и двух женщин соберется в отеле «Астория», он попросил его быть переводчиком. Совсем особенным переводчиком, который, даже не слыша, понимает слова лишь по движению губ. Огромный опыт и исключительный талант Ивана Борисовича позволяли надеяться, что эксперимент удастся.
Еще до того, как тертая компания оказалась в ресторане, мы заняли место за стеклянными дверями. Гостей привели к свободному столику, который был заранее поставлен так, чтобы мы его видели.
Аркадин меня поразил. Это было настолько невероятно, что я, затаив дыхание, не пропускал ни одного слова из разговора, который он для нас мастерски «переводил». И Курилов не мог нахвалиться его способностями, благодаря которым Аркадин оказал государственной безопасности неоценимую услугу.
— Так. Значит, Адель должна стать курьером этих двух господ. Одного из них вы, надеюсь, узнали? — спросил меня Курилов.
— Конечно, — ответил я. — Это фон Лотнер.
К станции Негорелое на границе между Советским Союзом и Польшей подошел международный экспресс из Ленинграда. Он следовал в Варшаву, Берлин и Прагу. Пассажиры вышли на перрон и направились в просторную комнату для таможенного осмотра. Пока носильщики укладывали чемоданы на длинный стол, за которым их уже ожидали таможенники, пограничники проверяли паспорта. Все формальности не требовали ни много времени, ни лишних слов.
Настала очередь и высокой, стройной, элегантно одетой блондинки. Она держала на руках крохотного пуделя в теплой «жилетке». Ему явно пришлись не по душе таможенные и паспортные процедуры, и, не скрывая неудовольствия, он скулил, дергал ногами, просясь на землю.
— Госпожа Адель Дюрхаузен, — раздалось за перегородкой.
