Рукопожатия границ (Сборник рассказов) - Цыбульский Евгений "Составитель" (читать хорошую книгу .txt) 📗
Таким же путем, от пикета к пикету, мы узнали, что и в Турну-Северине идут бои с немцами, отступающими из Олтении. Все население города — рабочие судостроительных верфей, железнодорожники и даже женщины и дети поднялись против фашистов. Гитлеровцы были разоружены и взяты в плен. Немцам не удалось соединиться со своими частями в Оршове и Вырчиорове и занять проход через горы в Банат.
У нас было спокойно и днем и в ночь на 27 августа. Только дальше, на западе, наши пограничники сдерживали гитлеровцев, прорывавшихся вместе с хортистами из Венгрии в направлении Тимишоары и Арада. Теперь мы не сомневались, что немцы попытаются высадиться и на пашем участке, стремясь ударить в тыл румынского фронта в Банате. Все эти дни мы были начеку, внимательно наблюдали за Дунаем и продолжали отрывать окопы под вербами и возле здания заставы.
И вот, когда было далеко за полночь, на прозрачной глади воды показались силуэты четырех судов, идущих с потушенными огнями и приглушенными моторами. Суда проплыли мимо и скрылись за островом. Мы подумали, что немцы спешат на помощь к своим в Оршову и Турну-Северин, и передали вниз по реке о их приближении. Но спустя некоторое время наши из Корониней, а также дозор, посланный в ту сторону, сообщили, что вниз по Дунаю не прошло ни одно судно. «Но куда же провалились немцы? — спрашивали мы себя. — Ведь мы же собственными глазами видели, как они проплывали мимо!»
— Они за островом! — воскликнул Ион Булгэре. — Они притаились там и ждут утра, чтобы атаковать нас…
Именно так оно и было: гитлеровцы хотели нас провести, хотели заставить нас подумать, что они удалились, а потом навалиться как снег на голову…
На заре, когда над Дунаем еще висела предутренняя мгла, четыре немецких судна показались из-за острова. Сначала они проплыли немного вверх по течению, пока последнее судно стало в ряд с остальными, затем, повернувшись в нашу сторону, друг за другом направились к берегу.
Начальник заставы, младший лейтенант Соаре, побежал к телефону, чтобы сообщить об этом в роту и попросить подкрепления. Но рота наша была разбросана на большом протяжении по всему берегу. Другие же части сдерживали гитлеровцев на западной границе. Так что никто в эту минуту не мог дать ни одного человека. Нам посоветовали не терять присутствия духа, потому что немцы делали попытку высадиться и в других местах, но, встретив отпор, отступили.
— Если будут атаковать? — спросил младший лейтенант.
— Держитесь… Удерживайте границу и заставу любой ценой!
Мы стали наблюдать за медленно приближавшимися судами. Начальник заставы смотрел в бинокль, и по нескольким оброненным им словам я понял, что гитлеровцы полны решимости атаковать. Соаре был крепкого сложения, высокий, стройный и плечистый — настоящий пограничник. В то же время мне он казался медлительным и вялым, и я даже побаивался, что младший лейтенант растеряется и мы не сумеем разбить гитлеровцев. Только потом я понял, что именно эта медлительность, за которой на самом деле скрывалась строгая расчетливость, спасла нас.
Гитлеровцы остановили свои суда в трехстах шагах от берега и стали спускать на воду лодки. Немцы находились прямо перед нами и на довольно близком расстоянии для стрельбы, но Соаре запретил пока открывать огонь.
— Пусть все сядут в лодки! — приказал он. — Я дам сигнал!
Долго нам ждать не пришлось, так как гитлеровцы, видно, торопились и направили к нашему берегу сразу по три-четыре лодки от каждого судна. Немцы сидели в лодках рядами, как горошинки в стручке. По нашим подсчетам, их было около трехсот, а нас, как ни считай, — всего лишь двадцать два человека.
— Если б у нас была пара противотанковых пушек, — проговорил кто-то рядом со мной, — живо продырявили бы брюхо их мониторов…
— Тихо! — набросился на него младший лейтенант Соаре.
Немцы все приближались к берегу. Наконец начальник заставы повернулся к Булгэре и спросил:
— Как, теперь тебя устраивает?
— Вполне, господин младший лейтенант…
— Огонь! — скомандовал Соаре.
Взорвав утреннюю тишину, пулемет дал несколько коротких очередей. Возле самых лодок поднялись небольшие фонтаны воды. Один из гитлеровцев покачнулся и рухнул поперек лодки. Ион Булгэре выпустил еще несколько отрывистых, но точных очередей и по другим лодкам. Немцы замешкались и остановились. В это время ударили и другие наши пулеметы, а также винтовки и автоматы. На поверхности воды забушевал уничтожающий свинцовый ураган. Гитлеровцы оказались застигнутыми врасплох, и некоторые, кто потрусливее, стали прыгать с лодок. Они отчаянно били по воде руками и, сраженные пулями, шли на дно.
Но вскоре гитлеровцы оправились от замешательства. Их пули начали поднимать прибрежный песок. Одна такая шальная просвистела мимо моего уха. Солдат, находившийся рядом со мной, икнул и мягко свалился в окоп.
— Не обнаруживай себя! — сердито крикнул Иону Соаре.
Заметив, что огонь наш слишком рассеивается, командир приказал стрелять по лодкам по очереди, концентрируя огонь то в одном, то в другом месте. После первых таких очередей одна из лодок накренилась и, набрав воды, перевернулась. Немцы из нее бросились к другим лодкам. Они хватались за борта и плыли рядом.
Мы вели ожесточенный огонь. По поверхности воды, словно серые чугуны, поплыли фашистские каски. Если бы и дальше дело пошло таким образом, ни одна лодка не добралась бы до берега, а гитлеровцев, которые сумели бы выйти на сушу, мы перещелкали бы всех до одного.
Но когда от судов отчалила вторая очередь лодок, немцы открыли сильный артиллерийский огонь с мониторов. Застава и берег, вербы и тополя, дома на окраине села, где немцы, видимо, предполагали наши подкрепления, — все перемалывалось взрывами. Берег затянуло дымом и пылью. Один из мониторов вел огонь зажигательными снарядами. При взрыве они вспыхивали синим пламенем, поджигая все, даже землю. Выбрасывая языки пламени, загорелось здание заставы, небольшой дебаркадер на берегу, крыши домов и тот самый высокий старый тополь, где был наш наблюдательный пост. Еще более опасными оказались мелкокалиберные автоматические орудия, которые стреляли в нас прямой наводкой, поверх голов немцев в лодках. Мы вынуждены были притаиться в окопах и пережидать, когда же кончится этот шквал огня. Почувствовав нашу заминку, гитлеровцы осмелели и снова стали приближаться к берегу.
Мы молча наблюдали, как немцы выпрыгнули из лодок и пошли к берегу. Вода им доходила только до колен. Вдруг мы все разом поднялись и с близкого расстояния открыли смертельный огонь. Гитлеровцы остановились и залегли прямо в воде. Но вскоре их ряды опять начали двигаться. Некоторые из фашистов отползли назад и стали обходить нашу заставу с обеих сторон. Немцы стремились окружить нас и отрезать пути отхода в село. Мы сразу разгадали их замысел, но ничего не могли предпринять, так как нас было меньше, чем их в двух-трех лодках.
Много гитлеровцев полегло в это утро, но и наших погибло человек пять. Несколько пограничников были тяжело ранены. Время тянулось мучительно долго. Гитлеровцы все приближались. Клещи вокруг нас сжимались. Пограничники решили удерживать заставу любой ценой, драться до последней капли крови. Наш командир распределил патроны и гранаты и организовал оборону в форме треугольника, в каждой вершине которого находился пулемет. Но силы были неравные, и мы все больше понимали, что, уничтожив нас, гитлеровцы захватят плацдарм на шоссе, ведущем в Решицу и Тимишоару. Чтобы спасти нашу небольшую группу пограничников и в то же время помешать немцам выйти на шоссе, Соаре изменил решение и приказал отступить на окраину села. Но вырваться из клещей, сжимавшихся вокруг заставы, казалось, было просто невозможно. Любая поспешная, недостаточно продуманная попытка — и гитлеровцы перестреляют нас по одному! Кому-то из нас необходимо было остаться и прикрывать отступление.
— Нужен доброволец, — сказал Соаре, тяжело вздохнув.
Вызвался, конечно, Ион Булгэре.
